Дважды отец участвовал в рукопашной. Никто не стрелял. Дикая ненависть. Хрип и мат. Немцы вытаскивали штык-ножи, наши бились сапёрными лопатками. Пленных не брали…
Дивизия отступала через болота. Отец выбросил автомат, подобрал карабин и, отжимаясь, продрался-таки через топь. Из дивизии в живых осталось несколько человек…
Когда лежали в позиционной обороне на Валдайской возвышенности, немцы часто пытались давить на психику. Например, объявляли через громкоговорители об испытании нового оружия и сбрасывали с самолётов не только бомбы, но и куски рельсов, пустые бочки с дырами, издававшие неописуемый вой, а то и евреев в мешках… Отец без слёз не мог вспоминать, как на нейтральной полосе между нашими и немцами, время от времени появлялся броневик, из люка вылезал по пояс Георгий Константинович Жуков и, не спеша, осматривал в бинокль вражеские позиции. Немцы открывали шквальный огонь, но пули Жукова не брали…
Как-то разведчики взяли языка, эсэсовца, видимо не очень тщательно обыскали и при конвоировании он, вытащив из короткого сапога финку, мгновенно зарезал двоих. Отец каким-то чудом вывернулся, лезвие прошло в паре сантиметров от сердца. Немец прыгнул в воронку и чтобы его вытащить, решили на него набросить петлю. Так он сумел перетащить петлю себе на шею и вытащили его уже мёртвого. Рана у отца очень долго не заживала…
Санитарную машину разбомбили. В живых остался только отец. К ране от разрывной пули в бок и прострелянным из пулемёта ногам, добавилась тяжёлая осколочная рана в живот. Остаток войны отец провёл в госпиталях…