Отступали в сторону станции Шепетовка (Украина). Я нечаянно наткнулся на раненого в лицо (весь в крови, что-то с глазами), который выругался по-татарски. Не поверил своим ушам, наклонился и спрашиваю: «Что ты сказал?» Он опять повторил. Кругом смерть, кровь, а тут такой знакомый, близкий татарский язык, да вдобавок выяснилось, что мы земляки. Раненым оказался С. Г. Курбанов из Николо-Берёзовки. Вдвоем с товарищем подхватили его и побежали дальше, а тут немецкие танки. Мы отошли к развалинам домов. А танки по дороге давили всех подряд: и раненых, и убитых, и догоняли убегающих. Было очень страшно и больно от того, что ничего не можешь сделать и нет возможности помочь. С винтовкой танк не возьмешь. Еле-еле успели донести раненого до поезда, который отходил от станции. Это был последний санитарный поезд. Так, в самом начале войны я встретился и познакомился с Сагитом Гареевичем Курбановым 1913 года рождения. Сагит Гареевич всегда говорил, что Иосиф Кузьмич спас его от смерти.

Папа рос беспризорником, затем в приюте, и видимо зарабатывал на жизнь, показывая различные фокусы на базаре. У нас часто бывали гости, т.к. семья была хлебосольной, гостеприимной и весёлой (Халиловы, Габитовы, Куловы, Галяутдиновы, Ярославовы, Сорокины и многие другие). Хозяева развлекали гостей, как могли. Танцевали под патефон, мама прекрасно пела, а папа показывал фокусы. Он сам готовил разные реквизиты – чёрный тубус с двойным дном, из которого доставал, к ужасу гостей, малюсеньких лягушат (я ловила их в озере) или однодневных жёлтеньких цыплят. Сам смастерил столик с потайными ящичками. Я ему ассистировала, стол накрывали скатертью, которую я приносила, помогала накрывать, много раз поправляла, чтобы со стороны зрителей скатерть свисала до пола, приседала да так и оставалась под столом, затем доставала из потайных ящичков огромных лягушек, утку или ещё что-то. А папа (прирождённый артист) потихоньку приподнимал скатерть посерёдке, она становилась как шатёр, всё время отвлекая публику, чтобы я успела подложить под этот конус из его ящичков и выскочить из-под стола. Этот столик до сих пор жив, стоит у Юры (мой младший брат) на даче.
Ещё помню фокус (наверное, потому, что изготовление мелких деталей лежало на мне): с двух сторон яйца иголкой делала дырки, содержимое выдувалось, а леску протягивала через яйцо. Папа привязывал леску к пальцам рук, просил у зрителей платок или шарфик, брал его за два конца и на весу катал яйцо (оно скользило по леске вправо-влево) по воздуху, к удивлению зрителей. Может быть, эти бесхитростные фокусы сейчас вызовут у вас улыбку, но не забывайте, что телевизоров тогда не было, и Копперфильд был нам ещё неизвестен.
Попробуйте повторить эти фокусы, и вы столкнётесь с массой проблем: как зажать клюв утке, чтобы она не крякала, а цыплята не пищали, как заговорить зрителей, чтобы они отвлеклись, снимать пиджак, чтобы уверить, что в рукавах ничего не спрятано, выбрать зрителя со светлым платком, чтобы леску не было видно… В общем, папа был настоящий артист!
На пенсии к папе часто приходили берёзовские и приезжали из разных деревень люди, и он всем оказывал юридические услуги, писал различные ходатайства, помогал людям в составлении жалоб, заявлений, грамотного обращения в суд, рассмотрении юридических документов.
Про войну папа говорить не любил. Да теперь понимаю - правду не скажешь, а врать не хотелось. Все эти мемуары, как врага шапками закидали, просто ненавидел, аж зубами скрипел. Однажды я увидела его с лупой в руках, читающего воспоминания маршала Жукова. Тогда дали послабление в описании военных действий, и папа был доволен. Неоднократно звала к себе в гости на Украину, но он отмахивался: «Что мне там делать, я всю твою Украину на брюхе прополз».
Ранение получил челюстно-лицевое, вся голова была забинтована, но вдруг начали расти выбитые зубы. Врач демонстрировал его ежедневно, как чудо, всем студентам-медикам, коллегам из других госпиталей и даже попросил разрешения напечатать про него в учебнике по стоматологии, где он фигурирует как пациент К., у которого в 29 лет после такого страшного ранения вновь выросли зубы.
Папа рассказывал, что он кричал на врачей, без конца заглядывающих в рот и щупающих дёсны, «глаза мне лечите, глаза!!!» Но один глаз так и не спасли, и папа носил протез, хотя из-за такого события продержали на больничной койке куда больше положенного, а значит и подлечили неплохо.