Смерть шпионам!
«Построение, перекличка. Отобрали нас человек двадцать, послали в штаб. Захожу: «Рядовой красноармеец Кукушкин прибыл». Оказалось нас в контрразведку «Смерш» («Смерть шпионам») берут.
Привели в баню, а там уже один офицер мне шинель кавалерийскую распарывает, чтоб по размеру, другой протянул ботинки-обмотки. Я посмотрел, а они красного цвета, английские, еще времен гражданской. Снаряди ли меня карабином и отправили в Особый отдел. Прихожу туда — сидит за столом офицер, достал пистолет, положил на стол. Смотрит так на меня пристально и говорит: «Ну, что, пойдешь служить?»
Два месяца прослужил в контрразведке. «Особисты» были поглавнее любого офицера, выявляли «врагов народа» среди командного состава.
Как ночь, я иду в конвой — дают мне фамилию, говорят, приведи такого-то офицера. Так я перетаскал всех командиров в Особый отдел. Слышал, как их там допрашивали, шпионов среди них искали. Возвращались обратно не все».

Русских курой не заманишь
«Под Воронежем мы каждый метр отбивали с большим трудом. Из своих окопов прорывали ходы в немецкие — и с боем в рукопашной захватывали их. Немцы, кстати, тоже к нам рыли ходы. Вот так и воевали. А бывало, по ночам власовцы выползут к нашим окопам и по-русски кричат: «Санитар, санитар, перевяжи!..» Если кто подойдет, утащат к себе. Много наших перетаскали. А днем выставят рупор и орут: «Русский, выходи, есть и кура, есть и яйко, есть и водка, и хозяйка».
Однажды, наведя переправу для пехоты на реке, вместе с несколькими друзьями приняли неравный бой против нескольких десятков немцев. «Те хотели по нашей переправе к нам же и прорваться. Лейтенант наш чего-то испугался, говорит: «Не стрелять!» Мы переглянулись: «Он что, враг народа, что ли?» - ну и вдарили по фрицам. Больше половины положили».
Недалеко от Воронежа, под Чижовкой, получил свое первое ранение — в губу. «Сестра мне рану обработала, а я ей говорю: «Как есть-то теперь буду». А она мне в ответ: мол, покормят, да и на свадьбе вместе погуляем. После ранения меня перевели к Чапаеву, сыну знаменитого Василия Ивановича. Он был майором артиллерии, я ему связь обеспечивал. Это время запомнил надолго — после бесконечных отступлений мы наконец-то погнали немцев прочь».

В окружении
«Под Харьковом меня с группой связистов послали в одно из подразделений ПТР (противотанковых ружей), ведшее бой на передовой. Когда добрались, оказалось, там в живых остался один командир, сам вел огонь из ПТР. Мы включились в бой, но вскоре командира ранило, а меня контузило, да так, что отнялась нога. Наши меня в лес перенесли и до ночи оставили. Ночью перенесли в разбитую деревню и спрятали под печкой. Когда мне полегчало, стали выходить к своим, но оказалось, что двигались не в ту сторону — и зашли в тыл к немцам.
Шли по ночам, выглядывая сигнальные ракеты, -там был фронт. Я нес трофейные автомат, пистолет и карту. Идти становилось все тяжелее, ноги стерты, раны болят... Зачастую
прятаться было просто негде. Еды тоже никакой.
Мы коры яблоневой или грушевой нарежем да сварим, или гороху натрем и едим, — для современного человека такая «еда» просто удивительна. — А однажды, когда выползали на разведку в одну из деревенек, обнаружили немцев-артиллеристов. У них были лошади, ну мы их и украли, мы — вологодские, отчаянные были. Так, верхом, донельзя измотанные, и добрались до своих».

Победа
«Под Троппау получил серьезное ранение в голову и был отправлен в госпиталь. Уже в госпитале мы услышали о капитуляции. Начался шум, крики, стали в открытые окна из оружия стрелять»!!!