Кремкова Раиса Ивановна
Родилась 15 мая 1928 года в городе Высоковске Московской области. В годы войны работала в колхозе, в том числе и в период оккупации. В послевоенное время — в областном управлении сельского хозяйства Калужской области

В 41-м году мне было 13 лет, я с семьей жила в Высоковске. Я только приехала в пионерский лагерь, когда нас собрали и объявили, что началась война, просили быть бдительными, сказали, что могут начаться бомбежки. На самом деле никто и не предполагал тогда, что немцы так близко подойдут к Москве. Когда мы вернулись по домам, то уже стало ощущаться их наступление — через нас шли толпами люди с Украины, гнали оставшийся у них скот, не останавливаясь, они уходили дальше. Школа была закрыта. Моя мама работала на прядильно-ткацкой фабрике и, как только началась война, приходила домой только ночевать, а все остальное время трудилась. Когда же фабрику начали готовить к эвакуации на Дальний Восток, она и на ночные смены оставалась, я даже не знаю, когда же она спала. Разбирать фабрику стали, когда немцы уже совсем близко были. Мы должны были тоже уехать, но из-за меня остались всей семьей в оккупации. Мы с мамой уже собрали вещи, в тюки упаковали, и я дома сидела одна: мама на работе, папа в ополчении, брат в садике. Я и не знала, что вечером мы должны были ехать на Дальний Восток. Тут приходит бабушкина знакомая из деревни и говорит: «Пойдем, бабушка велела тебя в деревню к ней забрать, говорит, немцы совсем близко подошли». Я оставила записку, и мы пошли какими-то тропками, не по дороге, чтобы под бомбы не попасть. В общем, увела она меня километров за двадцать в деревню, а мама без меня так и не уехала. Отец к тому времени вернулся домой, и они пошли меня искать. Немцы уже везде были, и родители боялись, что меня и в живых нет. Но нам повезло: вместе с немцами пришел парень, переводчик (как потом оказалось, сам он был с Западной Украины), и поселился к нам в избу. Когда он увидел, что у нас одни женщины да дети, то повесил на двери какое-то объявление на немецком. И вот все немецкие солдаты подходят, читают и уходят. Мы все думали, что же он написал-то там? Оказалось, он повесил табличку, что в нашей избе штаб, чтобы никто не приходил, не селился и не обижал нас. А так в деревне немцы всех овец угнали, другую скотину поубивали. Когда родители пришли, бабушка собрала нам немножко мяса от убитой лошади, от овечки, мешочек муки дала (есть тогда уже было особо нечего), и мы отправились обратно. Был уже ноябрь, холодно; погрузили мы все продукты на санки, сверху посадили моего брата Гену и пошли до Высоковска. Когда вернулись, у нас в квартире немцы были. Так и жили: мы в одной комнате, они — в другой.

Хлеба не было, и мама делала нам лепешки: проворачивала отварную картошку через мясорубку и пекла. Немцы один раз увидели — и давай просить. Отказать им нельзя было. Так и повадились потом — приходят на кухню, ладошками хлопают (как будто лепешки лепят) и говорят: «Баба, лепешки!» Их кормили, видно, не очень хорошо. Приезжала какая-то машина, и им еду с нее раздавали. Потом они нашли мой школьный учебник по немецкому языку. Я всего год иностранный учила, поэтому разговаривать не могла, я им слово скажу — они хохочут. В общем, они нас не обижали особо. Только один раз я помню, как они оставили машину со снарядами и за обедом ушли, а соседские мальчишки растащили все и в овраг побросали. Мой отец как раз возвращался домой, и немцы на него подумали. Вот тут они, конечно, озверели — хорошо, что он смог убежать и спрятаться, а то бы убили. А потом наши стали наступать. Помню, немцев много поубивали при бомбежках, и они своих ходили и хоронили.

Когда немцы ушли, то начали все что можно восстанавливать. Фабрику, вернее, что осталось от нее после эвакуации, кое-как запустили, и мать вернулась туда работать. Папу забрали работать в штаб. По здоровью его в армию уже не брали, а вот почерк у него хороший был, и писал он грамотно. А мы начали учиться, но все летние месяцы и даже больше — год у нас учебный сократили: мы в колхозе работали. В шесть утра уже рабочий день начинался. Сначала овощи пололи, еще нам дали бычка, и мы на нем воду возили и поливали. Снопы вязали, потом ездили сдавать государству хлеб. На обед давали тарелку супа, 200 граммов хлеба и стакан молока. Работали до самого вечера, приходили домой, уже темно было. Так два года я работала, а потом меня вызвали в комитет комсомола и отправили работать в пионерский лагерь — там жили маленькие дети, у кого родители работали. Я за ними смотрела, кормила, в туалет ночью будила.