21 июня 1941 года в главные ворота Брестской крепос­ти въехала полуторка с укрытым брезентом кузовом. Из кабины лихо выскочил высокий лейтенант, его провели прямо к коменданту. Прибывший предъявил удостовере­ние оперуполномоченного особого отдела армии и вру­чил приказ о срочной эвакуации из крепости всей секрет­ной документации.

До поздней ночи командированный и сотрудники спец­службы   гарнизона упаковывал и в мешки папки под грифом "Секретно". Работу закончили далеко за полночь, присели пе­рекусить. Расслабившись, рассмотрели  прибывшего. Поинтересовались, где это он в мирное время заработал медаль "За боевые заслуги", которая красовалась у него на гимнастерке. Ответил, что в 39  освобождал от поляков Львов.

Было 4 часа утра 22 июня. Закусить им так и не удалось, стены каземата содрогнулись от взрыва. В непрекращающемся гуле артналета лейтенант решительно приказал: "Немец напал, сжигаем документы!" - и сам стал вываливать из мешков упакованные бумаги прямо на пол и поджег их.                                                      

   Так начал свой фронтовой путь лейтенант контрразведки Константин Сергеевич Козьянин. 3акончилась для него война 9 мая 1945 тоже взрывом. По весенней, праздничной Праге мчался открытый "Виллис" с ликующими бое­выми офицерами. "Победа!"- вырывался радостный во­сторг из украшенных орденами грудей, - "Выжили, побе­дили смерть!"

Неестественно глухо рванул взрыв. Прятавшийся на чердаке власовец бросил гранату в офицерскую Машину. Шо­фер чудом уцелел, один офицер был убит наповал, два других получили ранения. Майор Константин, цепляясь за отле­тающее сознание, твердил: «Это смерть или победа?» Но и на этот раз была оче­редная победа над смертью.

В госпитале он впервые получил свободное время, чтобы осмыслить прошедшую войну. За все четыре военных года ему не приснился ни один сон, а теперь сны-воспоминания рои­лись в его голове.

           Вспомнился самый первый день, когда по подземному ходу его вывели из окруженной Брестской крепости. В кромешной тьме продвигались на ощупь, спотыкаясь и падая на моще­ный камнем пол. При очередном  падении у него вырвался молчаливый крик: «Господи, помилуй! В своем ли я уме? Я же замполит, кандидат в партию...» Но ничто не могло помочь, кроме возникших из детства спасительных слов церковного хора на воскресных бого­служениях, куда его и шесть других братьев и сестер водил дедушка Иван: «Господи, помилуй!» Так длились беско­нечные три часа, пока воины не уперлись в глухую дверь. Взорвали ее гранатой и оказались за 5 км от крепости. В тот же день он добрался до штаба армии, от которого оста­лись дымящиеся развалины. Там  узнал о гибели жены и годовалого сына в сожженном немецкой авиацией эшелоне с эвакуированными.  

            Снилась переправа вплавь через Березину с отступа­ющими частями Красной Армии. Места в переполненной лодке ему не хватило. Артобстрел усилился, медлить было нельзя. Он снял сапоги, заткнул их за ремень и вошел в холодную воду. Бурное течение сносило, намокшее об­мундирование мешало грести, потяжелевшая кобура по­тянула на дно. Свинцовая вода заливала глаза, силы поки­нули. Вдруг в помутившемся сознании, как бы издалека явилось лицо дедушки Ивана: «Костенька, вспомни, как я тебя учил: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый  Бессмертный, помилуй нас!» Одеревеневшие от холода и уcталости руки стали грести в такт этому распеву все мощней и мощней. Когда в изнеможении он выполз на берег и начал отжимать гимнастерку, из нее потекла кровь. Той же разорванной гимнастеркой ему перевязали рану на спине. Оказалось, большой осколок попал в позвоночник, содрал кожу, но кость не перебил!

 Вновь пережил прорыв из окружения в Брянских лесах. Тогда он собрал 20 измотанных холодом и отчаянием  солдат. Ночью проползли сквозь проволочные заграждения и забросали гранатами вражеские окопы. Вышли все, даже удалось вынести на плащ-палатках двух раненых. За это Константин получил вторую медаль «За боевые заслуги».

Потом была Курская дуга и встреча с любимой женой Марией, которая разыскала его. Встреча их была чудом, в которое они почти без надежды продолжали верить. И оно свершилось. Всю ту счастливую ночь они не смыкали глаз, столько накопилось на душе: и слезы, и страх, и надежда. Константин признался, что все время гнал от себя мысль о ее смерти. Грусть была светлой, не угнетала, но давала силы воевать. Мария рассказала, как впала в отчаяние, похоронив их сыночка. Но мама помогла обре­сти ей силы и вспомнить молитвы, забытые в годы комсомольской юности. Ночи напролет она шептала: "Господи, спаси Костеньку и всех нас". И просыпалась утром на мокрой от слез подушке.

Оказалось, что она с сыном опоздала на разбомбленный поезд и выехала в тыл следующим эшелоном. Дальше по фронтовым дорогам Константин и Мария наступали вместе: он на передовой, она в санбате.  Незадолго до победы у них родился сынок,которого назвали Валериком. 

По иронии судьбы, а точнее по промыслу Божьему, Константин Сергеевич всю оставшуюся жизнь прослужил и прожил во Львове, который освобождал от поляков. Здесь на Западной Украине тоже были времена всеобщей любви к ветеранам, но вот наступили дни, когда их оскорбили, обозвав «оккупантами».

В свои девяноста, как на разведку в тыл врага, он выходил на улицу, опираясь на костыль, полушутя называя его «калашниковым». По брусчатке старинного города ему навстречу маршировали другие ветераны, в чужой униформе, с вражескими эмблемами и медалями, в которые он раньше привык целиться. И горечь нестерпимой обиды омрачала душу, он был готов опять сражаться и защищаться от проклятий и угроз людей, за которых когда-то проливал свою кровь.

Успокоение ему принесли детские ручки. Правнучка Мария гладила его израненную спинку и пела на ушко: «Отче наш…». Утром массаж и: «остави нам долги наша…», вечером массаж и : «яко и мы оставляем должником  нашим». Сердце от этих слов оттаивало, враги превращались в таких же, как и он, людей, пострадавших от обмана и ненависти. «Хлеб наш насущный дай нам днесь…», подпевал дед правнучке за обедом и провожал её на прогулку: «… но избави нас от лукавого!»

Последний раз открыв глаза, он увидел священника, рядом сына и правнука. Сын освежил ему лоб святой водой, стало всё понятно.

Сын, приблизившись, спросил: «Ты любишь Боженьку?» Он радостно закивал. «Ты всех простил?» - он , помедлив, кивнул. «Ты просишь прощение за то, что пришлось тебе убивать людей?»- он дважды поспешно, чтобы успеть, кивнул и закрыл глаза.

Со взрыва его война началась, взрывом и завершилась. И, хотя он был кандидатом в партию, в минуты смертельной опасности не раз молил Бога о помощи.