История эта началась еще до войны, когда в теплом южном Таганроге встретились юная красавица Александра, которую все ласково звали Шурочкой и атлетически сложенный, мужественный учлет Илья Коростелев, приехавший с далекого Урала и работавший на авиастроительном заводе. Свадьбе, к которой шло дело, помешала война. Он отправился на фронт. Она, ожидающая его ребенка, осталась в оккупированном городе. Получить первую весточку о любимом смогла лишь после освобождения Таганрога. Она была горестной: сестра Ильи Коростелева Надежда написала ей из города Сатки о том, что он пропал без вести. А узнав, что Шура воспитывает маленького Игорька Чурганова, который, судя по сохранившимся фотографиям, похож на отца как две капли воды, отдала ей самое дорогое: прислала пришедшее с фронта письмо, в котором летчик несмело намекал домашним о той, которую оставил ждать его возвращения.

Александра Семеновна Шелестова так и не смирилась с утратой. Переданная ей друзьями Ильи фотография, на обороте которой до сих пор видна выцветшая надпись: «На память дорогому сыночку Игорю и жене Шуре», стояла на самом видном месте. Женщина часто останавливалась перед ней и шептала: «Спасибо тебе, Илюша, за сына». Бережнее, чем снимок, - в крохотном ридикюле довоенного образца - хранилось лишь то самое, последнее письмо.

«Добрый час, счастливая минута, моя сестренка Валентина Петровна и зятек Александр Матвеевич!

Шлю я вам свой привет и наилучшие пожелания в вашей молодой жизни. Третьего апреля мне пришлось уехать на передовые позиции для организации взаимодействия нашей авиации с наземными войсками, где пришлось посидеть в окопах одиннадцать дней и повидать войну не только с воздуха. Там бывает иной раз жарко, но на земле и того жарче, когда вокруг тебя рвутся снаряды, а пулемет поливает снопом фейерверка. Пришлось и немца повидать поближе, так как при нас приходили с их стороны сдаваться в плен. Жалуются на то, что зима им надоела, а я думаю, что не только она. Жарко стало от наших бомбежек. Ни днем ни ночью не даем им покоя.

По прибытии в Ростов из Пролетарской я посетил Марию Ивановну Данилову. Я считал их эвакуированными, но, оказывается, они не успели, так как нужно было эвакуировать имущество института. Так что им пришлось пережить пребывание немцев в городе. Да, много бед и страданий натворил враг за эти семь дней в Ростове. Когда проходишь по главной улице, не видишь конца разрушенным и сожженным зданиям. Выбитые окна, зияющие черными впадинами… И вообще, перед тобой уже не тот красавец город, которым был несколько месяцев тому назад.

С Марией Ивановной мы вспоминали и тот день, когда мы с Павлом Ивановичем прибыли в Ростов, и проводы в Таганрог. По нему у меня особенно болит душа. Что стало с моими близкими Анной Михайловной и Павлом Петровичем, что заменили мне на время мать и отца? Что стало с моими знакомыми? Там же я оставил друга жизни и еще даже более, чем друга. Ото всех я получаю весточки. На днях получил даже от Павла, первую после окончания школы, а вот от них ничего – да и неоткуда получить. Когда иной раз пролетаешь около Таганрога, то сердце почему-то начинает щемить, чувствуя близкое гнездо, в котором провел столько счастливых дней.

Ну а сейчас пока нахожусь вот уже три дня в Воронеже. Он мне понравился: из себя чистенький и красивый. Работают театры, кинотеатры. Вчера пришлось побывать в цирке, где мне тоже понравилось. В общем, время есть где провести, да только его по своему усмотрению проводить-то некогда. Вот уже когда покончим с этой гадиной, которая топчет нашу священную землю своим грязным сапогом, тогда можно будет и хорошо провести время в свое удовольствие. Но пока на этом заканчиваю свое небольшое письмо, дабы не утруждать вас его чтением.

Ваш Илья.  12 апреля 1942 года»