Стояли мы в городе Старый Константинов, что в 30 км от границы с Польшей. 22 июня, позавтракав отправились на речку постирушку сделать. Только бельишко для просушки раскидали нарочный летит, одно слово кричит : «Война!». Руки дрожат, ноги мокрые штаны не попадают. Жены офицерские с чемоданами на машины садятся, а мы, взяв противотанковые гаубицы, - и в поход. Бредем по песку, в кирзовые сапоги он, зараза, насыпался, уже и ноги в кровь. А где немец, где бой давать будем? Ой, мама родная! Был он, бой- то, только после него нас в плен и взяли. Били страшно, потом в концлагерь повезли.
Я ни ростом, ни статью особо не вышел, но живуч оказался: в пяти ведь лагерях побывал. До сих пор сон сниться: хочу травы поесть, а немец стреляет. Да, было это, доченька, стреляли в нас, когда кто-то хотел травкой , что у обочины растет, голод утолить. Кормили нас так: подойдешь с черпаком, сделанным из консервной банки, плеснут баланды. Это на целый день . Американцам и англичанам их Красны Крест гуманитарную помощь присылал, они так не страдали.
Ох, не расспрашивай меня много о тех годочках, сердце-то у меня уже не то. Как выжил до сих пор дивуюсь. Пригонят вечером с работы, одежда – одни лохмотья, ляпнемся на голые нары, а по утру, смотришь, сосед мертвый. И так изо дня в день. До декабря 1941 года в бане не бывали, мы вшей с себя пригоршнями собирали , были все в коросте, словно рыба в чешуе. И вот устроили нам «баньку». Погнали к речке: мойтесь руссиш швайн! И прикладами к воде. По утру из бараков сколько мертвых вытащили, целые штабеля наложили…
Все, не могу я об этом. Когда наши подошли, мучители сначала хотели всех нас расстрелять, уже и документы сожгли, а потом одумались: шкуры- то свои спасать надо. Пришел я еле живой в свою Бархатиху, жена как зарявкает: ведь меня без вести пропавшим считали, а я из такой преисподней явился.
-Ольга! – говорю. – Жив я, жить будем.
Только долго мне еще нервы трепали, как и всем, кто был на этой войне в плену. И горько становилось, когда окидывали тебя таким презрительно-недоверчивым взглядом. А мы пережили… даже не знаю, как называть. Пожалуй, знаю: АД!