Когда фронтовики вдавались в воспоминания, он больше слушал и молчал. Иногда не выдерживал – особенно, когда речь заходила о Курской дуге, или Туле, или Западной Украине. Слушатели изумленно и недоверчиво замолкали. Не верить – трудно. Знали – сроду не врал. А верить... Да если это правда, так у человека вся грудь должна быть в орденах, а у него – лишь несколько солдатских медалей… Он это замечал и сохранил прошлое для себя. Так двадцать пять лет почти что н не напоминал никому о своей былой воинской жизни. Hо заговорила «Красная звезда». Вскоре земляки и его близкие узнали, что Владимира Степановича Контарева, скромного колхозника, ныне пенсионера, жителя Боково-Платово, настойчиво разыскивают его однополчане, разыскивает командир партизанского отряда, действовавшего в Польше, разыскивает совет ветеранов. Вспомнили его короткие скупые, рассказы, неправдоподобности которых дивились... В армию его призвали тридцати восьми лет вскоре после начала войны. Простился с пятерыми детьми и женой, с матерью, которой уже перешло за восемьдесят. По старинному обычаю она долго крестила его дрожащими руками и плакала. Чуяло старое сердце, что это последнее расставание с сыном. Простился с выжженными солнцем взгорьями, окружающими село, и пошел «править службу». Был он исправным солдатом-трудягой. В редкие свободные часы все возился – то одежду чинит, то ремень брезентовый подгоняет, то строгает что-то перочинным ножом. В его крестьяне кой душе от дедов и прадедов твердо укоренилось правило – всякое дело хорошо исполнять. Война – тоже дело. Никто не скажет, что из приятных. А осваивать нужно. Был он сначала пехотинцем, был пулеметчиком, приходилось и в саперах побывать. А потом попал в 3 армию Рыбалко в 55 гвардейскую танковую бригаду. Видел, как горе та курская земля, видел исковерканные клеверные поля, усыпанные телами убитых... Он считал себя везучим – пули миловали его. Менялись командиры, терял товарищей, а самого пока и не ранило, хотя и не думал хорониться от смерти – пока жив, старался сделать все, что от него требовалось. Был он маленького роста и сухощав, не было в нем ничего воинственного и героического. Но именно на нём чаще останавливались глаза командира, когда нужно было доверить что-либо важное. Так было и возле города Збанаж. только что занятого нашими Войсками. Связь еще не была налажена. Гвардии рядовому Контареву приказали взять пакет, запомнить пароль, ожидать за холмом возле дороги генерала и отдать ему пакет. Потом с попутным танком солдату нужно было ехать и сторону Шепетовки, куда двигалась часть. Все исполнил. Генерал приветливо кивнул, отпуская его. Но танк уже ушел, надвигались сумерки. Около одного дома ему подала напиться разбитная молодайка. Не скупилась на похвалы русским воинам. Такая искренность, даже слезы слышались в ее голосе... Предложила перекочевать солдату у ее матери. Привела в дом, познакомила со старухой. Его покормили – выпить он отказался. Неясное чувство тревоги не давало покоя. Ночлег предложили наверху, в просторной комнате. Он простился с гостеприимными хозяйками и лег. Но что-то мешало спать, хотя от усталости ломило ноги. Где-то громко тикали часы. Показалось, что тикают под кроватью. Встал, заглянул под кровать и в ужасе отпрянул обратно. Под кроватью лежал человек, взял себя в руки бывалый солдат, снова нагнулся. Это был старший лейтенант. Еще не совсем захолоделый. Видно, что он был убит недавно. – Это бандеры – подумал Контарев. Нужно срочно что-то делать. И самому остаться, живому, и гнездо это поганое уничтожить нужно. Но как? Что может он один? Быстро положил на свое место убитого, накрыл одеялом. – Прости, друг, – подумал. – Выручай живого, чтоб больше не гибли ох гадов этих... На лестнице послышались шаги. Стал у стены. Дверь открывалась вовнутрь. По привычной солдатской хватке сразу смекнул – дверь его прикроет. Так и получилось. Вошли молодайка с мужчиной о чем-то коротко перебросились. Мужчина подошел к лежавшему на кровати и со всей силой опустил топор. – Все в порядке? – спросила, своим мелодичным голосом молодайка. – Да, – ответил мужчина. Ах, как хотелось броситься на них, выпустить всю очередь из автомата, бить их, рвать, кусать... Но… выдержка, солдат, выдержка. Он закрылся на внутреннюю задвижку. Что делать дальше? Как подать знак тревоги нашим патрулям? Вновь послышались шаги. Женские голоса что-то говорили об уборке трупов. – Там кто-то заперся… – растерянно сказала одна. ...Они били в дверь, угрожали, начали стрелять через дверь. Засвистели пули. На лестнице послышалась и мужские голоса. Кто-то властно распоряжался. «Их тут целое гнездо», – подумал Контарев и дал очередь из автомата, – Живым, конечно, отсюда не уйти, но и им, гадам... С трудом вышиб добротную раму, выстрелил и в окно. Когда прибежали патрули, он уже готовился к рукопашной... Бандеровцы были арестованы. В этом доме был их штаб. В подвале нашли трупы советских солдат и офицеров.... Утром Контарев вернулся в часть. – Почему запоздал, Контарев? – спросил командир, уже оповещенный о подвиге своего рядового. – Работенка случилась, товарищ командир, – скромно ответил солдат. – Я доложу о тебе, Контарев, ты герой! Но в этот же день в тяжелом бою был убит командир. А напоминать еще кому-либо о себе Контареву и в голову не пришло. На военной службе всякое бывает, а геройства за собой он не чувствовал. И снова военные дороги. Раскаленная броня танков. Теперь было повеселее – отбивали город за городом. Но оставляли многих, спать навечно в израненной земле, ставя им скромные фанерные обелиски. Шли по польской земле. Начинались бои за Варшаву. Гвардии рядовой Контарев ехал в штабном танке, охраняя секретные военные документы. Шел жесточайший бой, был уничтожен эшелон противника с оружием, пущен под откос. Фашисты решили стоять насмерть. Но все-таки были отброшены. Неожиданно штабной танк был подбит. – Командир-лейтенвнт Комаров, приказал Контареву взять ящик с документами и уйти. До утра Владимир Степанович пробился к оврагу, тщательно оберегая тяжелый ящик. Встретил двоих офицеров, попавших в окружение. В маленьком польском местечке их пустили переночевать на чердаке. Но на рассвете перепуганная хозяйка буквально выгнала их – вот-вот в местечко должны зайти немцы. Они ушли. На дороге их внимательно оглядел пожилой мужчина. Его добрые глаза и большие рабочие руки внушали доверие. – Пан, – обратился один из троих, шагнув к нему. – Я не пан, я – товарищ, – тихо ответил мужчина и дал знак следовать за ним. В небольшом дворе стояла женщина. Переглянувшись с мужчиной, она быстро подвела их, троих, к куче хвороста. Отогнув хворост, они очутились в большой картофельной яме. Им подали еду и питье. Яму сверху опять завалили хворостом, оставив потайное отверстие. Через несколько чесов в местечко привалили фашисты. Военный врач облюбовал дом Казимиры Яновны. Поселился он солидно – с командой фельдшеров и санитаров, с часовыми и... с огромной собакой. Это больше всего встревожило Казимиру Яновну, Сразу же она стала располагать к себе собаку, кормила, даже ласкала ее. Наблюдая за ней, она заметила, что собака все время крутится возле кучи хвороста, подвывает и роет землю. Казимира решилась. Приготовив в саду веревку с петлей посередине, оно объявила дома, что уходит на день к дочке. А сама спряталась в саду. Выждав, она тихо позвала собаку, дала ей мяса и накинула петлю. Задушенную собаку затиснула в большой мешок. Задыхаясь, потащила ее ночью через лес по глухим потайным тропам, бросила в Вислу. Возвратилась домой. Ей сказали, что исчезла собака. Она выразила довольно бурно свое сожаление. Врач верил ей, и в угоду послал еще двух часовых в штрафной батальон за то, что не уберегли пса. Казимира почувствовала некоторое облегчение. Через своего зятя, который был в партизанах, она, сообщила командиру партизанского отряда .Чернявскому о трех танкистах. Чернявский прислал план тоннеля, который должны были выкопать танкисты и подвести его к подвалу. Так Казимире будет легче общаться с ними. А немцы надолго засели в местечке, В доме Казимиры вечно постояльцы. Угроза смерти всегда стояла над ней. – Потерпите... – шептала она своим узникам, – Еще немного… Сто пятьдесят шесть дней скрывались танкисты. Сто пятьдесят шесть дней мужественная полька, рискуя жизнью, передавала им пищу, воду, записки от партизан, всячески, ободряла их. И вот, наконец, – свобода! Черные, заросшие люди, первое время не могли смотреть на дневной свет. Им пришлось учиться смотреть, учиться ходить... Ведь сто пятьдесят шесть дней были они в полулежачем состоянии... ...В партизанском отряде они пришли в себя – Контарев Владимир Степанович, Обозный Кирилл Григорьевич и Березин Семен Емельянович. Рядовой Контарев попросил разрешения отлучиться – нужно сдать военные, документы в ближайший военкомат в Островце. – Они целы? – удивился командир. – Я жив – значит, целы! Потому служба. Мне доверены! И снова военные дороги. Каждодневный безыменный воинский подвиг. В. РОМЕНСКАЯ