«Я хорошо помню моего прадедушку Коновалова Евгения Александровича. В годы войны он служил на Тихоокеанском флоте, участвовал в сражениях за нашу Родину, имеет много наград.

В мирные годы он работал преподавателем в монтажном техникуме. Совсем недавно, когда я ходила в детский сад, часто бывала у него в гостях. Он называл меня крохой, а я обижалась. Теперь я вспоминаю его и понимаю, что он так называл меня, потому что был добрым. Недавно моей бабушке позвонили из военкомата и сказали, что деда 60 лет ищут для того, чтобы вручить ещё одну награду - медаль «За боевые заслуги», которая присуждена ему еще в 1950 году. Призывали его в Армию из Горьковской области, поэтому не знали, где он будет жить после войны. Вручили медаль моей бабушке с огромным букетом красных гвоздик. Саратовский поэт Игорь Шведов посвятил моему прадеду стихотворение.

Моряк - геройский человек

Моряк - геройский человек!
С волною бьётся штормовою.
Красив и славен его век,
Как след, бурлящий за кормою.

Душа, как песня над волной,
Летит до края горизонта
И спорит дерзостью с мечтой,
Давая фору ей охотно.

И рифы с пеной на клыках,
Напрасно хищно скалят пасти.
Бог носит флотских на руках,
Оберегая от напастей.

Но, если, всё ж с пучиной вод
Свиданье будет роковое,
К Нептуну в царство он войдёт
С поднятой гордо головою.

На могиле деда стоит белый мраморный памятник с портретом. Дед там, как живой - родной и добрый. Развевается георгиевская ленточка.

Мы помним и любим тебя, морской офицер дедушка Женя!

Репрессии. Как это было?

Ноябрь. 1927 год.
По этапу было отправлено много семей. Белоруссия, Польша, Саратовская область, Астраханская область, всего человек триста с детьми и стариками. Вначале везли в товарных вагонах. Потом караван из телег медленно продвигался к месту поселения, на север.
Вологодская область приняла неприветливо - Тотьма была заснеженной и морозной. Несколько семей – по одной на каждую телегу, сопровождаемые вооруженными красноармейцами, выгрузили свой нехитрый скарб и детей прямо в поле. Телеги были нужны новым хозяевам жизни.
Наскоро вырытые землянки помогли спрятаться от проникающего сквозь скудную одежду ветра. Прижимаясь, люди пытались согреть маленькие детские тела, помещенные в середину. Мой младший брат Веня, которому было 4 года, был похоронен ещё в Алексеевке, по дороге в товарном вагоне, которым нас перевозили из Саратовской области умерла бабушка Коновалова Надежда Антиповна. Ничто здесь не напоминало наши вольготные места, где большая усадьба, окруженная садом, давала раздолье детским играм.
Кладбище, на следующий день принявшее первых замороженных покойников, пополнялось регулярно. Вскоре мы привыкли к похоронам, как к обычной работе. Некогда было оплакивать погибших, нужно было обустраиваться в новой жизни.
В ближайшем лесу напилили деревьев, построили длинный барак, в котором на одном большом топчане спала одна семья. Семьи отделялись занавесками. Мужчины ежедневно ходили на работы по заготовке леса для революционной России и подготавливали спиленный лес для сплава. Остальные хозяйствовали по дому. Дети были организованы и ходили на занятия в школу. Мне было 6 лет, я ощущал заботу матери и за девять лет, проведенных в ссылке, безмятежно радовался с другими мальчишками всему, что могло нас развлечь.
Грянула беда в 1931 году – на лесосплаве пропал мой отец, Коновалов Александр Никифорович, говорили, что его застрелил охранник. Мама тихо плакала, а старший брат, которому исполнилось 18 лет, сбежал из поселения. В 1937 году она узнала, что брат арестован в Саратове. Мама скрылась из поселения со мной и отвезла меня к своей сестре в Богородск Горьковской области. Та была не в лучшем положении. Их не выслали, а только арестовали отца, и тетя была выселена из дома с пятью детьми в никуда. Прошло 2 месяца, тётка узнала, что моя мама Александра Акимовна (Полушкина в девичестве) пыталась выручить брата Николая из тюрьмы, дала взятку следователю, её и следователя в тот же день арестовали и через месяц расстреляли обоих. Брат переведён в новосибирскую тюрьму, где и расстрелян.
Тётке лишний рот был не по карману. Она прибавила мне год, выправила паспорт и отпустила «в люди». Мне повезло, я попал в шорно-седельную артель, где мне дали кров и еду. Я старался работать, так что относились ко мне хорошо.
Прошло два года. В военкомате мне дали направление на Тихоокеанский флот. Сначала юнга, затем матрос. Через два года началась Великая Отечественная война. Потом - война с Японией.
10 лет на флоте - пора возвращаться в Саратов. Много лет поисков родных увенчались тем, что мои родители, братья, бабушка – реабилитированы (все посмертно).