Шел август 1941-го, это самый трудный период начала войны, когда Советская Армия вела оборонительные кровопролитные бои. Враг наступал, рвался на Кавказ, вышел к Волге и Дону…

Из двенадцати человек разведгруппы, посланной в тыл противника, с задания возвращались двое — я и старший сержант Лютиков. Что де­лать?! На переправе возле моста сосредоточи­лось много людей и техники. Мы поняли, что быстро переправиться на другой берег не удаст­ся. Между тем на дороге показалась повозка. Ею управлял паренёк лет тринад­цати, из местных. Мы спросили у него, где можно побыстрее пере­правиться на тот берег. Парень ответил, что в 13 км отсюда, у села Загорское. Не успели мы сде­лать и нескольких шагов, как в небе появились вражеские «мессер-шмидты». Мы с сержантом едва успели укрыться в заброшенном окопчике. Закончился налет — тронулись в путь на Загорское. На полпути нас догнала полуторка с белой будкой на кузове. Остано­вив машину, мы попросили шофера нас подвезти. Он не возражал, зато из будки раздалось началь­ственное: «Нельзя!». Мы, проигнорировав запрет, все-таки доехали до села на подножке. День был на исходе. Выбрав хату поскромнее, мы решили попроситься на ночлег. Хозяйка спросила: «Ре­бята, а вы вареников не хотите?» — «Да кто же откажется от вареников?» А хозяйка продол­жает: «Если хотите — ступайте на берег, да побыстрее, пока солнце не село. Там баржа раз­битая с мукой...»

В зияющие пробоины баржи затекла вода. Многое было испорчено, но кое-что уце­лело. Нам повезло, мы нашли в мешках не толь­ко муку, но и перловку, и даже сахар. А с пер­выми лучами солнца снова в путь. На берег вышли как раз в тот момент, когда отчалива­ла лодка, в которой было двое солдат и лейте­нант. На противоположном берегу мы увидели укрепления, траншеи, много красноармейцев, за­маскированные пушки и танки. Попали мы в Зимовники, в заградотряд. Всех отступающих тщательно досматривали: разоружали, рылись в вещмешках, проверяли документы. Подходит и наша очередь. Лейтенант-проверяющий спра­шивает: «Кто такие? Откуда-куда?!» Я отве­чаю: «Мы из разведки». Нас также разоружа­ют на время выяснения личностей. Возвраща­ют только мой трофейный котелок и пустую мадьярскую сумку, похожую на небольшой пор­тфель. На продуктовом складе, под который был приспособлен длинный сарай с проёмами вместо окон, получаем кое-что из продуктов. Коротая время, решаем полакомиться картош­кой с большого картофельного поля, до кото­рого рукой подать. Ещё дымок от костра не успел улечься, и вкусный картофельный запах ещё витал в воздухе, как откуда ни возьмись бедовая женщина-председатель.

Как же не стыдно вам, защитнички, колхоз­ное добро растаскивать?!
Картошки пожалела? Ведь всё немцу доста­нется! - с укоризной и горечью возражаем ей.
А вы лучше воюйте, чтобы не досталась, — ответила женщина и быстро пошла прочь.

Вскоре был объявлен общий сбор и в составе маршевой роты мы с Лютиковым снова отправляемся в дорогу. Прибыли в посё­лок Кутейниково на берегу Дона. Ранним ут­ром, когда туман на реке был еще густым и белым, а вода тёплой, как парное молоко, мы с Лютиковым решили искупаться. Вволю наплес­кавшись, смыв с себя сон и накопившуюся грязь, мы заметили мост, а на нем часового. Чуть левее, между деревьями, дыбились наши танки. Уйти незамеченными нам не удалось. Нас заме­тили, видно, ещё тогда, когда мы купались. К нам подошёл лейтенант. «Дезертиры?!» — грозно спросил он. Я узнал его. Это был тот самый лейтенант, который ещё до войны, когда я проходил действительную, преподавал у нас устройство танков. Вот только фамилию я на­прочь забыл. Объяснили ему, что мы, дескать, из маршевой роты, которая расквартирована неподалёку, в деревне. Меня лейтенант не уз­нал, но нас всё равно отпустил.

Двинулись дальше. Гул в небе застал нас в частом поле: ни кустика, ни деревца, да к тому же и безоружных. Hа этот раз вражеские самолёты не стали нас обстреливать, а, покру­жившись над головами, улетели восвояси. По- видимому, это была всего лишь разведка.

Прибыли на передовую, а здесь — перерыв меж­ду боями. Но тишина оказалась недолгой. Нам с Лютиковым досталось одно противотанковое ру­жьё. «Принимайте. Расчёт вышел из строя», — объяснил нам сержант, вручавший его. Мы поня­ли, что нами заменили убитых или раненых бой­цов. А тут — бой. По нашим позициям немцы открывали ураганный огонь. Взрывы взмывали вверх крошево из земли и бурьяна, осколков, а потом всё это сыпалось на головы...

В окопах удержаться невредимыми невозмож­но. Пыль, гарь, дым, смрад и ещё - невыноси­мая жара. В этом аду мы с Лютиковым при­нимаем решение покинуть окоп, перетащив ящи­ки с боеприпасами и ПТР в воронку от бомбы. Руководствовались солдатской мудростью о том, что в одну и ту же воронку бомба дваж­ды не попадает. Угадали — пронесло... К тому же мы знали, что из ПТР крепкую броню вра­жеского «Тигра» можно пробить только стро­го перпендикулярным попаданием в боковую часть. Это теоретически. На практике же, особенно в условиях боя, вероятность такого перпендикуляра баллистического полёта, можно сказать, нулевая. Незначительное отклонение, и снаряд отбрасывало от брони в сторону, не нанося ей никакого вреда.

Я помню один момент боя. Немецкие танки ринулись в атаку, ведя огонь из пушек и пулемётов. Наши Т-34 начали контратаку. Об­стрел вёлся с разных берегов Дона, поэтому вода в реке буквально кипела, клокоча от раз­рывов бомб, снарядов и пуль. Я прицелился в приближающийся немецкий танк, стараясь поймать цель и не смазать и, затаив дыхание, только хо­тел нажать на спусковой крючок, как мой танк завертелся на месте. По- видимому, кто-то из на­ших пушкарей подстрелил его раньше меня. Я тоже выстрелил. Попал в скользящую цель, отчего баш­ню танка заклинило, а танковая пушка стала разворачиваться в сторо­ну. Теперь, когда танк обездвижен, его легче обез­вредить. Открылся люк, и из подбитого танка ста­ли выскакивать немцы, ну а мы не зевали...

Развела фронтовая судьба меня с Лютико­вым. Не знаю я, что с ним стало. А мне памятен ещё один фронтовой эпизод:

Старший группы посылает меня и молодень­кого чернявого паренька Ваню Таманского в де­ревушку, раскинувшуюся на пригорке, узнать, есть ли там немцы. «Мы по логу пойдём, — ска­зал старший. — Если раньше вернётесь — жди­те».

Узнали в крайней хате — немцев в деревне нет. Спускаемся в лог. Навстречу — подвода. Возни­ца, увидев нас, даёт стрекоча. Заглянули под рогожу, а там полным-полно боевых патронов, да ещё и ручной пулемёт Дегтярёва. «Наверное, партизаны», — делает вывод Ваня. Подозвали возницу, который маячил за кустами, присмат­риваясь к нам. Оказывается, действительно па­ренёк держал путь в партизанский отряд. Взяли мы из повозки пулемёт и, как оказалось, не на­прасно. Когда подошли к условленному месту, то часть нашей разведгруппы ещё не подошла. Стали ждать, как договаривались. Да только вместо своих показались немцы. Идут неспеша, прочёсывая окрестности. Разведка, как и мы. Мы с Ваней бегом к реке. Лишь спустя 25 лет после войны я узнал, что речушка называлась Желга. Спрятались мы в камышах. Ждём их приближе­ния. Ведь у нас пулемёт! За огневую поддержку разведгруппы я впоследствии был представлен к медали «За боевые заслуги».