Кодин Владимир Ефимович родился в Чите 23 апреля 1925 года в семье железнодорожника. Дед, Кодин Ефим Иванович, родом из села Талызино,  вместе с бабушкой, Марией Фёдоровной, урождённой Медянцевой, ещё до революции перебрался в Маньчжурию, несколько лет жил на станции Оловянная, и, наконец, оказался в Чите. Отец, по семейному преданию, родился в  доме на улице Акшинская, который стоит и по сей день. Учился в железнодорожной средней школе № 20 станции Чита-I. В семейном архиве сохранилось свидетельство об окончании семи классов, датированное 22-м июля 1941 года за подписью директора школы Юдинцевой: «…по алгебре, геометрии, естествознанию, истории, конституции СССР – посредственно, по рисованию – отлично». Восьмой класс отцу пришлось заканчивать уже в школе рабочей молодёжи после войны, а в страшном сорок первом он был направлен учиться токарному делу в Читинское железнодорожное училище №1. Высоко отмеченная в школе способность отца к рисованию, вероятно, была наследственной, поскольку в Москве жил дядя, Медянцев Архип Фёдорович, профессиональный художник и фотограф.

     Война застала отца 16-ти летним мальчишкой. Первым на фронт ушёл старший брат, Александр. Отец продолжал осваивать специальность токаря. Повестка из военкомата пришла 14 января 1943 года, о чём повествует сохранившийся дневник, и уже на следующий день военный эшелон шел на запад.…  По молодости лет, -  не было 18-ти, - он попал в учебную часть под Иркутском, где проучился больше года, 11 мая 1944 года получил звание младший лейтенант и  был назначен на должность командира пулемётного взвода. Ещё во время учёбы пришла страшная весть: 30 марта 1943 года в госпитале под Смоленском от тяжёлых ран скончался брат, Кодин Александр Ефимович, которому был всего 21 год. Имя Александра Ефимовича выбито на мемориальных досках Читинского ВРД и Мемориале боевой и трудовой славы Забайкалья. Листаю альбом старых фотографий. Вот маленький фотопортрет бабушки, Марии Фёдоровны, с надписью: «На память Володе от матери, 9 июня 1943 года». В её глазах и боль о погибшем, и молитва о живом сыне. Портрет сильно помят: он прошёл дорогами войны в офицерской сумке.

     15 мая 1944 года отца направляют на фронт, и 5 июля он принимает командование зенитно-пулемётным взводом 254 Черкасской стрелковой дивизии 52 Армии 2-го Украинского фронта. Строки дневника предельно кратки, но за этой краткостью – реальные трагические события тех страшных лет: «20 августа прорвали оборону противника и стали продвигаться в направлении Бухареста… 28 августа – ночной бой под станцией Красная (Яссо-Кишинёвское направление) по уничтожению окружённой группировки противника. Ранило осколком в ногу…3 марта 1945 года тяжело ранен в голову и руку под германским городом Горлиц. Месяц провёл в армейском госпитале. Выздоравливая, занимался рисованием. Очень хотелось вернуться в часть.  7 апреля получил обмундирование и снова отправился на фронт… Уже 9 апреля  встретился со своими боевыми товарищами. 23 апреля, день моего рождения. Отражали атаки немецких танков и пехоты. Артиллеристы подбили четыре танка и предотвратили удар с тыла. Из пулемётов мы уничтожили около 150 солдат и офицеров и отбили все атаки. Чуть не погиб. 28 апреля уничтожили до сорока немцев из винтовок и автоматов, чудом не завязалась рукопашная схватка. Выбили немцев из населённого пункта и заняли их траншеи. 2 мая выехали в направлении на Берлин…».

    День Великой Победы застал отца в Чехословакии. Здесь строки дневника повествуют о встрече чехословацким народом Красной Армии как армии-освободительницы. Вот он, документ, написанный рукой отца, - история, которую невозможно переписать!

     Домой с фронта Владимир Ефимович вернулся с  орденом Красной Звезды и медалью «За победу над Германией». Вернулся инвалидом второй группы, раны не давали покоя. Меня всегда удивлял тот факт, что отец остался в живых с таким  ранением, -  в левой височной кости было углубление в несколько сантиметров, напоминавшее о страшном времени войны. Вот медицинская справка, датированная 1954 годом: «…в стенке левой глазницы отмечается металлическое инородное тело». Этот осколок оставался в ране до самой смерти. 

     Снова начались трудовые будни. Тяга к рисованию не только не проходила, но и усиливалась. В 1948 году отец поступает в Иркутское Областное художественное училище, и оканчивает его 1 июля 1953 года. По распоряжению Министерства культуры СССР 1 августа 1953 года поступает на работу в качестве художника-исполнителя в Читинское отделение художественного фонда. 

Здесь отец проработал всю жизнь, продолжал работу и после ухода на пенсию, и в его трудовой книжке всего одна запись. В семейном архиве сохранилось заявление от Кодина В.Е. на имя Председателя правления художественного фонда СССР Максимова: «…в ноябре 1954 года в Читинском отделении художественного фонда создалось такое положение, что никто не хотел принять руководство отделением. Председатель оргбюро тов. Голубев с секретарём партийной организации Читинского отделения Черенцовым почти в приказном порядке велели принять руководство… Я на основании своего состояния здоровья мог отказаться от предлагаемой должности директора и председателя правления. Видя, что надо безотлагательно повести работу на улучшение, я дал согласие на руководство Читинским отделением художественного фонда сроком на один год… Тяжёлое ранение в голову часто беспокоит меня. А быть директором фонда дело очень серьёзное, требующее большого умственного напряжения. Состояние моего здоровья резко ухудшилось, и я подал заявление с приложением справки о состоянии здоровья на рассмотрение оргбюро… и подготовил отчётный доклад за период с 10 ноября 1954 года по 1 сентября 1955 года; прошу Вас дать указание на освобождение меня от занимаемой должности…». Вот такой факт. Молодой коммунист, Кодин В.Е., фронтовик, инвалид войны, со стажем работы в должности художника всего один год, в течение 1954 и 1955 годов возглавлял Читинское отделение художественного фонда. 

     С детства я видел в нашей библиотеке двухтомник сочинений прославленного советского поэта Александра Трифоновича Твардовского, и, отдельной книжкой, его поэму «За далью – даль». Уже повзрослев, раскрыв эти книги, с удивлением обнаружил на них дарственные автографы автора на имя отца. И совсем недавно, работая над этими воспоминаниями, нашёл среди семейных бумаг пожелтевший конверт с письмом от А.Т. Твардовского, вот оно:

                                                                                        Москва, 4.1.55.

     Дорогой тов. Кодин!

     Я очень был тронут Вашим подарком. Не будучи специалистом и знатоком в области живописи, не берусь судить подробно об этой маленькой, но очень любовно выполненной работе. Скажу только, что она мне доставила радость. Спасибо! Работа помещена у меня в комнате на стене.

     Желаю Вам всего доброго, главное – здоровья.

     Позвольте отдарить Вас последним двухтомным изданием моих стихов и поэм, - бандероль направляю одновременно.

                                                                       А. Твардовский.

     Где и при каких обстоятельствах произошло знакомство отца со знаменитым автором «Василия Тёркина»? Возможно, на фронте, во время поездок писателя в действующие части Красной Армии? Хотя, скорее всего, во время визита Твардовского в Читу в 1949 году. Точно теперь этого узнать уже нельзя. Это наводит на грустные мысли о том, что если мы не успели с любовью расспросить наших родителей об их, может быть, во многом скромной, но на самом деле полной богатыми событиями жизни, теперь нам остаются только письма и пожелтевшие фотографии…

     Но художник – это удивительный человек. Он оставляет после себя ещё нечто: свой взгляд на этот удивительный мир, и запечатлённые мгновения постоянно ускользающей красоты. Отец с самого детства запомнился мне только в работе, за мольбертом, всегда с кистью в руке. В те годы в работе художника было много рутины: бесконечные портреты советских вождей, плакаты, лозунги.… Ещё были сотни живописных портретов учёных, писателей, деятелей культуры для учебных заведений и предприятий Читы. Вспоминается один интересный факт: мама, Кодина Валентина Владимировна, работала преподавателем в школе рабочей молодёжи № 16. По оформлению её кабинет всегда занимал первое место, поскольку здесь не обходилось без заботливых рук отца. 

     За всей повседневной, необходимой рутинной работой Владимир Ефимович всегда находил время и для творчества. На стенах нашего дома постоянно появлялись всё новые и новые натюрморты, пейзажи, портреты. К великому сожалению, судьба подавляющего большинства работ отца в настоящее время мне неизвестна.  Что-то дарилось родственникам, знакомым, соседям; многие работы экспонировались на многочисленных передвижных выставках и продавались. У нас в семье сохранилось только несколько десятков небольших пейзажей и натюрмортов. На самом деле за десятилетия творчества работ были сотни. Но эти работы наверняка до сих пор украшают дома незнакомых мне людей,  и лучшей памяти об отце быть не может.

     Была и ещё одна важная ветвь отцовского творчества: работа с камнем. Помню небольшой серый, в мелкую клеточку чемоданчик, доверху наполненный победитовыми резцами. Резцами, побеждающими камень. И время. Ибо память, высеченная в камне, переживёт не только нас, но и наших потомков. Вечная борьба со временем и забвением, - разве это не главная цель человеческой культуры? Каждый из нас проходил мимо бесконечных рядов фамилий наших земляков – участников Великой Отечественной войны на Мемориале боевой и трудовой славы Забайкалья. Сотни из этих имён вырезаны в камне руками моего отца. Многие мемориальные доски на улицах нашего города так же высечены его резцом. В том числе знаменитый Указ о награждении в 1972 году города Читы орденом Октябрьской революции, расположенный на стене городской Думы. 

         В середине 80-х состоялось перезахоронение праха героя Советского Союза Виктора Георгиевича Рахова, летчика, погибшего в боях на Халхин-Голе в 1939 году. Памятную надпись на новом гранитном камне поручили нанести Владимиру Ефимовичу.  Тогда еще была жива супруга Виктора Георгиевича, она приезжала из Москвы в Читу, бывала у нас дома, благодарила отца за отличную работу. 

Вспоминаю, как в конце 80-х возил отца на нашем «Москвиче» на создаваемый Мемориал в память о погибших на реке Халхин-Гол. Отец делал надпись на центральном камне комплекса. Это одна из его самых последних работ по камню. Для читинцев это память о погибших воинах, для меня – память об отце. 

     Многие годы Владимир Ефимович был активным членом Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры. Десятки лет спустя наши земляки будут читать имена, даты, с любовью и талантом написанные руками отца, дабы память о прошлом никогда не умирала. И ещё: он был человеком по-настоящему интеллигентным. И очень скромным. Никогда не носил ордена и медали, а значок общества охраны памятников истории и культуры всегда был на лацкане его пиджака.

         Он никогда не рассказывал о войне. Недавно я посетил старого друга отца, Владимира Николаевича Михалева. И он пересказал мне историю, которую однажды ему поведал Владимир Ефимович.

         Был апрель 1945 года, в воздухе уже веяло Победой. В одном из чешских городков Владимир Ефимович увидел, как пожилой немецкий солдат перебирается через забор. Наведя на него оружие, Владимир Ефимович приказал по-немецки: «Hende hoch!» («Руки вверх»). Немец бросил оружие и начал молить о пощаде. Убивать старика не было смысла. Владимир Ефимович сказал снова по-немецки: «Gehe nach Haus!» («Иди домой»), - и старый немец стал пятиться задом, непрестанно бормоча на своем языке благодарность за пощаду и низко кланяясь молодому русскому солдату…. Сцена, достойная внимания кинематографиста….

     Пишу эти строки, и бросаю взгляд на натюрморт «Маки в кувшине» 1962 года. Цветы сочные, красные, белые и бледно-розовые, а на простом глиняном кувшине сияет солнечный блик. Отчётливо виден каждый мазок  отцовской кисти. Меня ещё не было на свете. Но были цветы. Мы уйдём, они по-прежнему будут цвести. Мы приходим в этот мир, чтобы хоть на миг до глубины души удивиться этой красоте. Художник первый удивляется ей, и даёт нам возможность поймать однажды этот миг, испытать чувство благодарности Творцу за бесконечную красоту этого мира. 

Андрей Кодин, член Союза журналистов России