Первым нашим командиром был майор Кобец. «Кобец блистательный» звали мы его. «Летчик—это художник,— сказал как-то Кобец выстроившимся на Могилевском аэродроме юнцам в кирзовых сапогах.— Он должен вписываться в небо». И дополнил фразу каким-то особым движением руки, стремительным и округлым.
22 июня 1941 года, когда немецкие зенитки превратили его самолет в решето, он, вернувшись из полета, начистил до немыслимого блеска остроносые «испанские» сапоги". Сказал полушутливо-полусерьезно: «Суворов говорил, перед боем надо надевать чистое белье. Мы вылетаем шесть раз в день... Надо хоть сапоги надраить».
И весь полк драил перед боем сапоги. Кто щеткой, а кто рукавом комбинезона.

Нашу летную группу, состоящую из десяти человек, отправили на аэродром Солон, который находился от лагеря в 10 километрах, и добираться до него нужно было все по той же дороге. Отвезли нас на машине и приказали помогать по охране и вообще чем сможем.
А надо сказать, что в предыдущие дни нам совсем не хотелось есть - от этих бомбежек и суматохи, нервной обстановки у нас пропал аппетит. Но когда мы приехали на этот аэродром Солон - жутко захотелось есть, а там в термосах были макароны, и мы их ели руками, потому что не было ни вилок, ни ложек… Но комарья там было столько, что я запомнил на всю оставшуюся жизнь. Мы, чтобы ночь скоротать и спастись от этих комаров, надели противогазы, отвинтили от коробки шланги - и в шинель. А утром помогали техническому составу подвешивать бомбы на "СБ", и самолете улетали на боевое задание.
Когда все самолеты, кроме, может быть, одного или двух, улетели и мы остались на аэродроме практически одни, сели на краю взлетного поля и залюбовались, глядя в небо:
- Ох, какая красивая девяточка идет! Наши, видимо, возвращаются.
А это были "Юнкерсы", и они как посыпали бомбы на наш аэродром. Мы - в лес, а лес там болотистый, земля под нами так и проседала, и не густой - только кустарники и мелкие деревья. Думали, далеко забежали, оказалось, всего метров пятьдесят от опушки. А эта девятка прошла дальше, отбомбилась по старым дорогам, развернулась и обратно.
Мы, когда выбрались из леса, видим, что на посадку идет самолет. Шасси у него выпущено, но одно колесо есть на вилке, а второго - нет. У нас же - ни флажков, ни ракет, мы никак не можем ему просигналить, предупредить, а он идет на посадку. Он сел и, конечно, полный капот сделал. Мы подбежали - оказалось и штурман, и летчик (мл.лейтенант Коломеец Николай Павлович), и стрелок живы. У штурмана кабину разворотило, но сам он уцелел. Летчика мы вытащили, а стрелок сам выбрался - у него кинжальная установка, так что можно и снизу выйти.
Еще пара самолетов пролетела на восток, а остальные - нет. И я наверняка знаю, что их всех сбили, потому что в этом вылете участвовал и Иван Андреевич Щадных, который в последствии служил в нашем 890-м полку и рассказывал, как все было. Сам он тогда был штурманом, их подбили и он выпрыгнул из горящего самолета. Лицо у него обгорело сильно. (Потом он переучился на летчика и уже сам летал. Впоследствии он стал командиром экипажа, а потом инспектором дальней авиации.)