Мой дедушка, Кириллов Александр Андреевич, родился 14 марта 1920 года в деревне Тырница под Рязанью. Семья не относилась к зажиточным, однако была «раскулачена», и родителям стало чрезвычайно трудно растить пятерых детей. именно поэтому через некоторое время отец моего деда Андрей Митрофанович принял решение покинуть родную деревню и перебраться всей семьёй к родственникам в Ленинград. Дедушка окончил техникум, и в 1940-м году был призван Куйбышевским райвоенкоматом для прохождения службы во 2-й бригаде торпедных катеров Краснознамённого Балтийского флота 2-й морской пограничной школы войск НКВД. Там он в звании курсанта провёл на обучении 8 месяцев с октября 1940 года по июнь 1941.

В июне 1941 началась война.

С 29 июля 1941 по сентябрь 1941 мой дедушка, тогда ещё совсем молодой двадцатилетний курсант, служил рулевым сигнальщиком в 13-м отдельном дивизионе пограничных катеров. Рулевой сигнальщик – это, по сути, связист, выполнявший важную и очень рисковую работу по осуществлению связи между судами. Ведь тогда не было ни мобильных телефонов, ни интернета, и даже связь по рации была не всегда доступна. Всё это заменяла азбука Морзе и семафорная азбука, которые дедушка знал, разумеется, в совершенстве. Однако на флоте он служил всего несколько первых месяцев войны. С октября 1941 по декабрь 1941 он числился без вести пропавшим. Осенью 1941 года дедушка попал в плен.

Как это случилось, он почти никогда никому не рассказывал. Точнее, рассказал единожды моей бабушке, когда, вернувшись с войны, отыскал её, свою первую и единственную на всю жизнь любовь, поддавшись на её долгие уговоры и взяв с неё обещание никогда никому ничего не передавать из его рассказа. Однако кое-то бабушка всё-таки раскрыла, за что ей огромное спасибо, ведь иначе мы бы не знали и того малого, что нам известно сейчас, о военных годах нашего дедушки..

В октябре 1941 года катер, на котором служил рулевой сигнальщик Александр Андреевич Кириллов, и ещё один такой же торпедный катер, были отправлены на задание по уничтожению вражеского судна. После выполнения задания один из катеров потопило, а второй отбросило ударной волной на мель. Из двух экипажей выжило только двое матросов. Одним из них и был мой дедушка.. Его вместе с товарищем в бессознательном состоянии обнаружили немцы. Так он оказался в плену. Его и ещё нескольких человек немцы временно содержали в неглубоком земляном рву, обнесенном несколькими рядами колючей проволоки. Ходить не разрешалось, да и возможности не было; грелись друг о друга, как обстояло с едой – неизвестно. После нескольких месяцев плена и сидения на голой и стылой земле в холодную и промозглую прибалтийскую осень, дед и несколько его «товарищей по несчастью» решились бежать. Делая выбор между медленной смертью от холода и истощения и риском быть убитыми при попытке к бегству, они выбрали второе. И им удалось каким-то чудом бежать и дойти до ближайшей деревеньки. Где это было – в Эстонии ли, в Латвии или в Литве, он никогда не называл. Там их приютила некая женщина, которая, не побоявшись того, что на неё донесут, или что пленные каким-либо образом обнаружат себя, и отвечать за свою добросердечность она будет собственной жизнью, прятала их на чердаке и делилась с ними скудным своим питанием, покуда беглецы пытались сориентироваться, куда им податься дальше, и где ближнее расположение советских войск. Через какое-то время дед и то ли один, то ли несколько таких же беглых военнопленных смогли добраться до своих. Где ждало их ещё одно испытание, едва ли не более страшное, чем пережитый плен: в Советском Союзе отношение к военнопленным, вернувшимся из-за линии фронта, было отнюдь не сочувствующим. Ещё в 1926г.был подписан указ, устанавливающий меру наказания за сдачу в плен вплоть до расстрела, а Постановлением Государственного комитета обороны СССР от 16 июля 1941 года плен и нахождение за линией фронта квалифицировались как преступления. Но дедушке снова повезло - в тот день, когда измождённые пленные добрались, наконец, до своих, в штабе отсутствовал особист – лицо, отвечавшее в том числе и за исполнение того самого приказа о сдавшихся в плен советских военных. А командиром части был человек, который не разделял представления Верховного Главнокомандующего о том, что «в Красной Армии нет военнопленных, есть только предатели и изменники Родины».  Он составил документ, согласно которому мой дедушка и остальные, кто вместе с ним бежал из плена, якобы относились к некой воинской части, полностью уничтоженной в ходе боёв в той местности. То есть командир представил их как выживших солдат другого подразделения, скрыв факт их пребывания в плену..  К счастью, вопросов ни у кого из вышестоящего командования не возникло, и дед до декабря 1945 года числился стрелком 87-й гвардейской дивизии.

Долгие послевоенные годы он боялся, что его сошлют за то, что он попал в плен. Только после того, как Советского Союза не стало, этот страх начал постепенно отступать. Хотя дедушка никогда не питал никаких враждебных чувств к государству, которое совсем не берегло тех, кто смог вырваться из вражеского плена, и никогда не желал распада страны. Несмотря ни на что он просто умел любить свою Родину. Спокойно, ровно, без пафоса. Всю жизнь свою он отдал за то, чтобы грядущим поколениям жилось лучше. Всю жизнь он посвятил честному труду и заботе о своей семье. Он был достойнейшим представителем своего поколения – поколения людей, которые смогли победить в ужасной войне, тянувшейся долгих несколько лет, смогли восстановить потом свою страну для потомков, сделать её сильным государством, вывести в люди детей и дать им лучшую жизнь – жизнь без войны.

За это низкий поклон всем ветеранам, всем безымянным труженикам тыла, всем тем, кто, пусть и без громких подвигов, но каждый день, каждой минутой своей жизни приближал тогда победу, кто отстоял свободу своей страны и дал возможность нам сегодняшним жить и радоваться жизни.

Мы будем изо всех сил стараться быть достойными вас и вашей памяти.