-(1920  – 1993 годы жизни). Призван на действительную службу 8 октября 1940 года, зачислен телефонистом в 142 отдельном батальона связи. Затем направлен в Ачинское военное училище, где после учёбы присвоили ему звание «младший политрук». 1

5 июля 1941 года он очутился в Смоленской области. Его часть два раза выходила из окружения и снова оказывалась на территории, занятой немцами. Отец редко рассказывал про войну, лишь в зрелом возрасте, уже под старость, стал вспоминать некоторые эпизоды. Как бежали они от танков с трехлинейными винтовками наперевес (всё их вооружение). Бежали к ближайшему леску за речкой. У речки оказался крутой обрывистый берег с небольшой песчаной отмелью. Отец сорвался и уже в полёте с ужасом увидел, что летит прямо на кем-то оставленный штык, торчащий из песка. Летит на него животом и ничего сделать уже нельзя. На его счастье штык воткнулся в массивную солдатскую пряжку на поясе и дальше скользнул по поясу, грубому и жёсткому солдатскому кожаному поясу. Скользнул и ушёл вбок, не причинив вреда.

Однажды они попали под бомбёжку. Получилось так, что папа оказался между двумя разрывами бомб. Его спасло то обстоятельство, что почва в тех местах болотистая,  поэтому его подняло вверх на огромном пласту почвы и  опустило, как на парашюте.  

В плену они оказались просто и прозаично. Был  конец октября, холодно, наступала зима. А они все в летнем обмундировании скрывались в лесу. Вышли на окраину какой-то деревни, спросили: «Немцы есть? – Нет». Как вошли в тёплую избу, так сразу и вырубились. Проснулись уже в плену. Что произошло, так толком он и не знал. При регистрации пленных, его сослуживцы записали его под русской фамилией Финогенов, скрыв его звание «младший политрук». Русскую фамилию дали ему, чтобы не забрали воевать против своих в «добровольной» украинской армии.

Отец попал в обслугу немецкого госпиталя. Им поручалось хоронить трупы, делать другую грязную работу. Жили они в просторном сарае, куда приносили и раненых наших солдат. Среди пленных, прикомандированных к госпиталю (всего их обслуживали госпиталь трое), был молодой парень, фельдшер. Звали его Яшка-татарин. В качестве жеста милосердия фашисты разрешали ему оказывать помощь нашим раненым. Медикаментов никаких не давали. Яшка делал несложные операции (удалял осколки, пули) с помощью опасной бритвы. «Анестезиологами» выступали отец и второй солдат. Один садился на голову, второй на ноги и операция начиналась. Несмотря на свой возраст (21-23 года), Яшка оказался настоящим профессионалом. Даже немцы стали называть его уважительно «доктор». Он неплохо знал лекарства и, когда встречалось лекарство на основе крахмала или другого съедобного компонента, он командовал: «Едим, братцы». Вскоре в рядом расположенном концентрационном лагере вспыхнула эпидемия тифа. Яшка успел сделать всем троим прививки, но всё-таки заболел и его отправили в концлагерь. Но отец слышал, что там ему удалось выжить.

С воровством и побегами из плена немцы разделывались жестоко. За малейшее воровство расстреливали перед строем. За побег не только казнили убежавшего, но и каждого пятого или десятого (по настроению) из строя пленных. Отец говорил, что самое страшное – это стоять в таком строю. До самого конца жизни (он умер в 73 года) он, порой, страшно кричал по ночам, мама будила его, сон был один и тот же: он стоит в строю и жребий падает на него.

Госпиталь долго находился на одном месте, а вот врачи и другой медперсонал время от времени менялись. Немцы, австрийцы, румыны. Хуже всего было при румынах, очень жёстких и злых. Самыми гуманными были австрийцы. Немцы тоже были разными. Так отец считал, что один немец спас ему жизнь.  К концу войны всех пленных переместили ближе к побережью Балтики, где они разгружали корабли. Отец от природы хорошо усваивал чужие языки. Он  говорил по-казахски, по-татарски, хорошо понимал украинский (в семье говорили на «суржике»). Причем эти языки он специально не учил, просто языковая среда. Также быстро он освоил разговорный немецкий (литературного не знал, писать и читать не мог). Спустя короткое время мог говорить и понимал немецкий язык. Так получилось, что он познакомился с немцем и вёл с ним долгие разговоры, дискуссии из области физики, астрономии (отец был учителем физики в школе). И вот однажды этот немец подозвал отца и дал ему поручение, с которым отослал куда-то. Вернулся отец только вечером и узнал, что его товарищи замыслили побег, но их кто-то выдал. Всех  арестовали и расстреляли. Тот немец что-то знал, не зря выплыло неожиданное поручение.

Про наших пленных ходили легенды. Утверждали, что они могут украсть из-под самого носа всё, что угодно. Однажды немцы поспорили между собой. Поставили на корабле, который разгружали пленные, бочку с солёным салом. И часового около неё. И что вы думаете, сало исчезло бесследно. Одни пленные отвлекли часового, бочку столкнули в люк и в трюме моментально разбили, сало разобрали на куски и спрятали.

Перед самым концом войны пленных перебросили туда, где готовился плацдарм для отпора нашим войскам. Пленные рыли окопы. А в стенках окопов наделали схроны, решив спрятаться там и дождаться прихода наших войск. Ходил упорный слух (который подтвердился), что всех пленных погрузят на баржи и утопят в море. И вот уже по завершении всех работ часть пленных отправилась прятаться. Звали отца, но он отказался, так как приготовился умереть. Он рассказывал: «Сижу я на солнышке, у стены дома. Не ел уже несколько дней, не было аппетита. Ослабел, всё в тумане и полное безразличие. Ребята идут, остановились, зовут с собой, а я не могу даже пошевелиться. Отказался идти с ними. Тогда кто-то на прощание дал мне соленую селедку, чтобы я хоть что-то поел. Я съел ее с большим трудом. И спустя какое-то время у меня в изобилии стали выходить глисты. Оказалось, что я буквально набит глистами, из-за которых я и решил, что скоро умру». А ребята погибли. По всем окопам прошли эсэсовцы и аккуратно пробили штыками стенки всех окопов.

Пленных действительно погрузили на баржи и повезли в море. Их баржа наткнулась на англичан, все остались живы, что с остальными баржами, неизвестно.

Что дальше? А дальше началась сортировка пленных. Англичане предложили пленным остаться на Западе. Тот, кто хотел вернуться домой, должны были написать заявление. Не все захотели домой. А тех, кто решил вернуться, организованно передали нашим. Никаких особых репрессий со стороны Советской власти не было. В НКВД расспросили подробности пленения, пребывания в плену и отправили дослуживать в армию. После войны он несколько лет ходил отмечаться, потом и это перестали требовать. Сразу после войны фронтовики к факту пребывания в плену относились неодобрительно, но с годами все сгладилось.

Когда отец попал в плен (осенью 1941 года и до 1945 года) он, естественно, никаких писем домой не писал. Бабушка, человек глубоко верующий, ни разу не позволила себе усомниться в том, что её старший сын жив. Каждый день она опускалась на колени перед иконами и молилась о его здравии. А в 1945 году, увидев почтальона, идущего по сельской улице, спокойно сказала: «Вот и письмо от Георгия пришло». 

А дедушка не дожил до возвращения сына. Лошадь ударила его копытом в грудь, он стал болеть и умер. А в 1940 году, провожая сына в армию, он его напутствовал: «Война скоро будет. На фронте много глупых смертей и часть из них от спиртного. Никогда не пей на войне». Дедушка знал, о чём говорил, он прошёл солдатом всю первую мировую войну. И когда говорят о чьих-то озарениях, предсказавших начало войны, я вспоминаю своего деда. Простой крестьянин, живший в глубокой провинции, умевший только читать и писать, знал о надвигающейся войне, как и многие другие. Была такая обстановка, что сомнений не оставалось. А угадывание точной даты – это вопрос статистики, сколько их, не угадавших, никто не знает. Отец, кстати, свято выполнял напутствие деда: никогда не пил на фронте, впрочем, и в дальнейшей жизни к спиртному относился спокойно. Мог с друзьями, родственниками выпить на общих праздниках и всё.   

Папа всю жизнь проработал учителем, высшее образование получил заочно, будучи женатым человеком и имея троих детей. Жили мы тогда на Алтае, куда переехали по рекомендации врачей о смене климата для заболевшей мамы. Однажды мама настояла, чтобы он в отпуск поехал, не как всегда с семьей в Алма-Ату, а по путевке в санаторий и отдохнул основательно. Путёвку дали в профкоме и папа поехал. Через три недели, не дотянув до конца срока пребывания, вернулся. Сказал маме: «Скучно там без тебя, Марина». Скупой на внешнее проявление чувств он был очень привязан к жене, детям, очень любил своих сестер и брата. Чтобы прокормить семью работал не покладая рук, однако всегда находил время поиграть с нами, хоть полчаса-час.

Призван в армию:  8 октября 1940 года, 142 отдельный батальон связи, телефонист. Исключен из списков части  в октябре 1941 года.

Участие в боевых действиях: с 15 июля  по 27 октября 1941 года.

Пребывание в плену : октябрь 1941 года по1945 год.

В мае 1945 года  зачислен в 312 стрелковый полк рядовым.

Демобилизован: май 1946 года   

Кириенко Наталья Георгиевна (дочь)

Кириенко (КиреЕнок) Ефим Михайлович (1883 – 1943 годы жизни)