Никто не может рассказать историю солдата лучше него самого. Это воспоминания моего прадеда, записаные под его диктовку ещё в школьные годы моим дядей:

"О начале войны я узнал только вечером, так как был за Волгой, ездил туда за дровами. На остров повестку мне принесли на 25 июня. Направили в г. Куйбышев и определили в 14 гаубичный артиллерийский полк, в учебный батальон курсантом по радиотехнике. Там я был до 15.09.41 г. После ста потов армейской подготовки присвоили звание «сержант», и отправили в г. Арск за Казань, в 19 Гвардейский минометный полк. Мы изучали «Катюши» М8 и М13, практическую стрельбу, а глубокой осенью, получив новое гвардейское обмундирование (яловые сапоги, полушубки овчинные, валенки, комбинезоны, в общем, офицерское обмундирование), были отправлены в г. Горький.  Из Горького, получив «Катюши» М8 нас отправили в Москву, в распоряжение Главного командования.

Оттуда нас направили в Крым. В Новороссийске, погрузили на большое судно и отправили в Керчь. Происходило все это ночью, в тумане. Когда мы выгрузились и заняли позиции (у села Ак-Манай?), немцы уже заняли Феодосию и были рядом. Пехота приготовила нам по три позиции, чтобы если залп выполнен, то следующий производится с другой площадки, чтобы не засекли. Наша разведка, два связиста и два радиста, находились все время с пехотой, на переднем крае.

В нашем, отдельном Гвардейском 19 батальоне (19 ГМП?), было 8 «Катюш», 2 батареи. Пусковые установки были двухрядные, так что за один залп уходило полмашины снарядов. После залпа «Катюши» быстро уходили на другую позицию, где их заряжали или в укрытие. Куда бы ни переехали установки все, кто свободный в первую очередь рыли укрытия для «Катюш», а затем уже для себя. Для себя рыли укрытия на двоих, чтоб потерь было меньше. Несмотря на наше сопротивление, немцы опять потеснили нас, и мы отошли на Керчь. Это было 10 – 11 мая 1942 года. Мы удерживали переправу до последнего. Нам придали еще 2 «Катюши»: 5 дают залп, а другие заряжаем, и так до ночи. Нам сказали, что переправят в первую очередь, а когда утром подошли к переправе, то ни одного катера не оказалось. Нас всех направили опять на передний край. На «Катюшах» остались только командир машины и водитель, а мы вместе с пехотой отбивали атаки. Видел, как наши «Катюши» выходили на прямую наводку, как две машины подбили. Все же мы продержались до утра, но переправы все не было. Когда я нашел остатки дивизиона, они пошли в сторону. Нам сказали, чтобы мы сами переправлялись через Керченский пролив, кто как сможет. Ночью «Катюши» взорвали. Нас осталось трое, потом подошел один рыбацкий катер, бросил якорь на отмели, и все полезли в воду к нему. Я тоже морем подошел к нему, а борт высокий – не влезть, никто не помогает, руки устали, оружие бросил. А кругом крик стоит, не пойму что, а оказывается катер отнесло на глубину – а плавать не все умеют. Ну и я оторвался и думаю: если кто схватится, то его не оторвешь. А я сам плаваю плохо, из воды не выныриваю и держусь к берегу. Плыл, плыл, думаю померю глубину и не вынырну, когда достал ногами дна, но еще с головой, все же подпрыгиваю, руками помогаю, а выбрался на берег. Много потонуло тогда.

На берегу встретил своего однополчанина и пока говорили с ним мина разорвалась в метрах 5 – 7 от нас. Друга насмерть, а меня контузило, поэтому сколько лежал не помню.  Когда встал, увидел, что меня легко ранило в ногу. Сунул руку в фуфайку – карман порван, вся вата наружу. Видимо мы стояли близко друг к другу, и он принял все осколки на себя. А у меня в голове свист стоит.

Подошел еще один катер. Пока я дошел на мостки, они уже были полны бойцов, а с сзади все жмут и жмут и подтолкнули меня к самому борту. Катер был полон, но все же сзади меня подтолкнули и я оказался на борту. Ширина пролива километров 7 – 8, но народ весь на верху, на палубе – вот катер и клонится из стороны в сторону. Капитан кричит: «Лезьте в трюм!». Но море было спокойное и все же переправились. Высадились на длинную песчаную косу. Там встретил своего старшину и вместе вышли на материк. В первом населенном пункте были объявления, где какая часть стоит. Своих нашли быстро. От дивизиона осталась только половина.

Двинулись на Темрюк, потом погрузились на баржу и по реке Кубань нас довезли до Усть-Лабинска. Здесь нас пополнили людьми и новой техникой. Людей подучили и мы отправились на станицу Славянская. Там получили приказ переправиться к Дону и оборонять переправу. Это было где - то напротив станицы Цимлянской. Пока держали переправу, немцы переправились ниже и развили наступление, не давая нам остановиться. Вот так и шла вся 51 армия к Сталинграду. Немцы на танках не давали нам остановиться ни днем, ни ночью, так что, когда одна «Катюша» стала отставать, ее взорвали прямо на ходу. Но остальные машины кое - как дотянули до Сталинграда. К нему мы подошли 1 – го августа, город бомбили, но он еще был практически цел. Нас переправили на левый берег в г. Ленинск. Машины поставили на ремонт, а мы рыли землянки на острове, обустраивали хозяйство и охраняли боеприпасы.  Когда технику отремонтировали, командир дивизиона приказал выбрать мне самую хорошую радиостанцию, питание к ней и еще радиста. Ночью нас переправили на лодке в Сталинград. Нас двое (радистов), два разведчика, два связиста и лейтенанта прикрепили к полку. Немцы были уже в городе, а мы у Волги, в Яру. Разведка и командир были с пехотой. Они вместе с пехотным командиром наблюдали куда дать залп, а мы координаты по радио передаем на остров. Стояли мы около завода «Баррикады», но завода как такового уже не было, одни развалины. В январе, когда немцев окружили и они выдохлись, нас по радио отозвали обратно в полк на левый (правый) берег, а потом, вместе с полком, переправились снова назад. Переправлялись мы по замерзшим понтонам, где-то около г. Красноармейска. А потом новый приказ: - двигаться на Тунтово, в Калмыцкие степи. Прошли Калмыцкие степи, начались Сальские степи. Идем, наступая немцам на пятки и день и ночь, как они нас гнали. Научились и мы побеждать. Немного я не дошел до соединения, меня сильно ранило, а товарища, бывшего со мной, убило. Произошло это в каком-то хуторе, кажется Буденный, где мы остановились 2 (7) февраля 1943 г. Меня на машине отправили в медсанбат. В себя я пришел только на третьи сутки. Я был ранен в левую область головы, сломана ключица левой руки и контузия. Вот и пошла эвакуация из санбата в санбат, а потом госпиталь в г. Красноармейске, в г. Энгельсе госпиталь №1848 и выписался только 14 мая 1943 г. В свою часть не попал, направили в г. Саратов на формировку. Попал в автоматный батальон, обмундировали и повезли опять в тыл.  Где-то около Костромы, нас расформировали и отправили в запасной полк. Сержантский состав отправили в школу старшин. После школы всем присвоили звания «ст. сержантов», а я и так был старшим сержантом. «Нужно поработать помощником старшины», сказали мне – «а там присвоим старшину». Обучали, кажется, призыв 1926 года рождения. Потом опять заставили обучать, готовить сержантский состав. Всю зиму я с ними занимался. Я окончил всего 4 класса, а они по 8 – 10 классов, вот так.

В феврале нас, сержантский состав, направили в г. Смоленск, на третий белорусский фронт. 20 мая 1944 был направлен в 347 отдельный истребительно противотанковый ордена А. Невского дивизион начальником радиостанции РБ. Прорвав оборону противника между Оршой и Витебском мы прошли краем Польши и Литвы, и вышли к г. Кенигсбергу (ныне Калининград), где и окончили войну 18 апреля. А 1 – го мая нас погрузили и отправили во Владивосток. Ехали мы месяц и выгрузились 2 июня на ст. Манзовка, это 150 км не доезжая Владивостока. Границу перешли правее озера Ханко и двинулись в Манчжурию. Технику нам заменили, гаубицы весь дивизион прицепили к танкам Т34, а пехота на «Виллисах». Если японцы не стреляют, то мы движемся вперед, а если где стрельнут из населенного пункта, наш дивизион развертывает гаубицы, дает несколько залпов и опять только вперед. Прошли г. Мулин, там бой был сильный. Наши самоходки японские танки просто ставили на бок или вдребезги. Прошли г. Мудацзян и остановились в г. Гирин. Бои закончились, всех япошек собрали, вернее провели на них облаву. У них в городе были свои кварталы, и мы стали всех проверять и обезоруживать.

Недалеко от Гирина на реке Сунгари была недостроенная плотина, верно один агрегат работал, а рассчитан на 9. Если бы все устроено было как японцы рассчитывали, то энергии хватило бы до Урала. Мы оставили им что нужно для света оставили, а все остальное срочно разбирали и отправляли в СССР. Даже мы, у кого своя техника, двигались своим ходом.

Только мы прибыли на ст. Лазо, не успел вещи разложить, как пришел приказ на демобилизацию. Никому ничего не сдавал, комнату запер, а ключи отдал начальнику штаба, потому что стояла уже машина и нас, человек десять, отправили на станцию. Вернулся я домой в конце декабря 1945 и стал на учет только в январе 1946 года.

Воевал как все, за людей не прятался. Даже были благодарности от Черняховского".