Родился 10 марта 1919 г. в Хатылинском наслеге Чурапчинского улуса. Окончив в 1935 г. Чурапчинскую семилетнюю школу, поступил в Чурапчинское педучилище. В 1938 г. был назначен учителем в 1 Борогонскую семилетнюю школу Оймяконского района. 7 августа 1941 г. ушел на фронт добровольцем, защищал Москву в составе 1281 строевого полка. 17 декабря 1941 года во время преследования отступающего противника в районе деревни Боровна был тяжело ранен в грудь и руку и отправлен для лечения в эвакогоспиталь № 2789 в г. Горький  до 30 марта 1942 г., после чего был демобилизован (Награжден медалями «За отвагу», «за оборону Москвы», «За победу над Германией», «За доблестный труд в годы ВОВ», орденом Отечественной войны II и многими юбилейными медалями). 
Вернувшись на Родину, Николай Михайлович стал работать военруком в Чурапчинской семилетней школе, позже был переведен в Чурапчинское педучилище преподавателем военной подготовки и методистом по физкультуре. В годы войны, несмотря на трудные условия, по поручению райвоенкомата обучал военнобязанных по программе одиночного бойца (военный всеобуч).
После войны в 1946 г. поступил на естественный факультет Якутского педагогического института, по окончании в 1950 г. был назначен завучем средней школы г. Вилюйска, в 1952 г. как умелого руководителя и хорошего специалиста назначили директором Хампинской средней школы Вилюйского района. Также был избран секретарем территориальной партийное организации и кандидатом в члены пленума Вилюйского райкома КПСС. В 1955 г. по семейным обстоятельствам вернулся на родину и стал работать завучем в Диринской школе Чурапчинского района. Готовился к поступлению в аспирантуру, но в связи с закрытием аспирантуры по физиологии растений вернулся в Чурапчу и стал работать в должности заведующего педагогическим кабинетом районо. Начиная с 1958 г. работал учителем химии, завучем Чурапчинской школы, школьным инспектором районо укрепленного Алексеевского района, директором Томпонской школы-интернат, организатором воспитательной работы.
Последние годы своей жизни, до августа 1985 г. работал преподавателем химии и биологии в Чурапчинской вечерней школе сельской молодежи.
Умер в 1986 году после тяжелой болезни вызванной последствиями фронтового ранения.

ВОСПОМИНАНИЯ
участника Великой Отечественной войны
КЕРЕМЯСОВА НИКОЛАЯ МИХАЙЛОВИЧА.

    С 1938 года по июнь 1941 года я работал учителем в 1 Борогонской семилетней школе Оймяконского района. О том, что началась война, я услышал в пути между Оймяконом и Хандыгой. Встретил изыскателей, которые проектировали будущий Магаданский тракт. Через месяц изнурительного пути, в конце июля месяца, приехал в Чурапчу. В районе все погорело от засухи, а в деревне чувствовалась война. Провели уже два набора в армию. Второй набор призывного возраста провели перед моим приездом. Отдохнув 6 суток, поехал в г. Якутск за назначением на работу. Меня назначили в Хатырыкскую среднюю школу Намского района, но никак не могли выдать деньги. В ожидании их я каждый день ходил в Министерство просвещения. В эти дни Якутский горвоенкомат призывал молодежь на фронт. Патриотический подъем городской молодежи был огромный. Те, кто не получил повестки, ходили с заявлениями в военкомат, но им отказывали. Я тоже пошел в военкомат и стал добиваться призыва. С большим трудом удовлетворили мою просьбу.
    7 августа 1941 года прошел комиссию. В тот же вечер нас погрузили на теплоход «Киров». Там же встретил Ефима Белолюбского (председателя Чурапчинского РПС) и Егора Дмитриевича Догордурова (он работал председателем ОСОАВИАХИМа в Амгинском районе). Заместителем начальника эшелона по политчасти ехал Неустроев Павел Павлович (инструктор обкома партии, бывший секретарь РК комсомола в Чурапче). Догордурова назначили командиром роты, Белолюбского – политруком.
    По Ангаре нас повезли на теплоходе «Советская Бессарабия». Когда показался Иркутск, мы обогнали буксирный пароход с баржей, на котором плыли чурапчинцы. В иркутске нас быстро рассортировали, погрузили в вагоны и сразу отправили. По пути постепенно отцепляли задние вагоны. Мы оказались в первом вагоне за паровозом. В Новосибирске среди оставленных я увидел Филиппа Охлопкова («Дьааска уола»). Мы выгрузились последними на станции Бессарабинск. Оттуда нас повезли в маленький городок Куйбышевск и разместили в пионерском лагере. Имеющих среднее образование начали обучать на командиров пулеметного взвода, а юношей с семилетним образованием отправили на курсы младших командиров. Остальных направили в маршевые роты. В начале октября нас привезли в зимние казармы на станции Барабинск.
    В середине октября нас построили. Вызвав из строя комсомольцев, начальник части предложил отказаться ехать на фронт, а доучиться на командиров. В строй вернулись двое, а мы изъявили желание ехать на фронт. Нас разместили в отдельной казарме, пополнили численность из других частей. Таким образом набрали два взвода и в течение недели проверяли нашу подготовку. Потом нам выдали совершенно новую форму и, погрузив в состав из пяти вагонов, повезли. Начальником эшелона назначили старшего лейтенанта НКВД, что несколько удивило нас. Затем, сделав остановку на станции Золино, стали обучать приемам рукопашного боя. После этого опять повезли в сторону Москвы. Куда мы едем, держали в тайне. Только перед Москвой мы узнали, что нас везут в Харьков в специальные внутренние войска по борьбе с диверсантами, парашютистами, шпионами. В Москву мы прибыли в середине ноября. Путь в Харьков немцы отрезали. В Москве двое суток мы стояли в вагонах, затем нас бросили на передовую.
    Мы попали под Москву в центр западного фронта. Нас повезли на запад. В середине дня приехали на одну станцию. Не успели остановиться, как объявили воздушную тревогу. Мы укрылись за зданиями. Стали стрелять зенитные пушки, пулеметы. Оказывается, пролетели разведчики. Их отогнали. Нас построили и повели через пустой и разрушенный город. Только к вечеру стал слышен отдаленный гул канонады. Стало совсем темно. Нас остановили в лесу. Сказали, что пришли к штабу дивизии. Оказалось, что в лесу имеются замаскированные землянки. Нас опять построили и повели дальше. Предупредили, что могут быть «кукушки», чтобы не паниковали. Через несколько километров пути привели к землянкам и разрешили отдохнуть до утра. Утром, выйдя из землянок, заметили, что лес весь побит, иссечен снарядами и бомбами. Нас накормили, выдали винтовки, патроны, гранаты и повели дальше. По пути мы увидели убитых лошадей, разбитые пушки. К полудню подошли к штабу полка и сразу попали под артиллерийский обстрел, но пострадавших не было. Вот тут мы почувствовали, что идет война, что можно погибнуть. А командиры штабные шутили, что немцы мол только знакомятся с нами, не стоит пугаться. Дальше опять повели пешком. Мы шли навстречу грохоту, который гремел подобно беспрерывному грому. Тут впервые увидели раненых: одних везли, другие сами шли с передовой. Мы почувствовали дыхание войны. В сумерках шли по лесу, и вдруг впереди совсем близко разгорелась стрельба, взрывались гранаты и роями стали пролетать пули. Нам приказали рассыпаться цепью и ложиться. Затем последовал приказ стрелять только по команде. Бой приближался. Попадались отходящие люди. Они присоединились к нам. Когда показались преследующие немцы, нам было приказано открыть огонь. Немцы побежали, а за ними с криком «Ура!» - наши. Затем как-то внезапно бой прервался. Стало тихо. Нас накормили и приказали рыть ячейки (окопы) и блиндажи. Но оказалось, что окопы можно рыть только для стрельбы сидя. Здесь никаких траншей, окопов полного профиля не было, так как, если глубже копать, то сразу просачивалась вода. В блиндажах можно было только ползать. К утру наши валенки намокли и стали жать ноги. Как только рассвело, началась артиллерийско-минометная перестрелка. Я сначала удивился: мне показалось, что немцы ставят несколько минометов в ряд и стреляют по команде залпом, потому что вокруг тебя сразу разрывалось несколько мин. Потом узнал, что у них имеются шестиствольные минометы. Перестрелка разгоралась, уже не  слышно взрывов отдельных снарядов и мин. Стоит беспрерывный гул, земля дрожит, тебя засыпает землей, немцы атакуют. Помню, однажды перестрелка продолжалась двое суток. Снарядом разбило походную кухню и повозку с хлебом. Есть нам было нечего. Только на третий день к полудню нам привезли мерзлый хлеб. Мы разрубили его кинжальным штыком и грызли, оттаивая своим дыханием.
    Затем, когда южное и северное крыла западного фронта начали наступать и продвигаться, у нас наступили затишья. Наш 1281 стрелковый полк пошел в наступление 17 декабря на населенные пункты Малеев и Бровна. 16 декабря собрали коммунистов и комсомольцев, провели собрание и объявили, что идем в наступление. В этот вечер нас повели на исходные позиции. В темноте по глубокому снегу мы прошли несколько километров по лесу. Снег был по колено, но холода еще не наступили. Вдруг начался обстрел из минометов и винтовок, на темном небе повисли ракеты. Нам приказали залечь и не делать ни одного выстрела, чтобы не выдать себя. Тогда немцы перестали стрелять и успокоились. Я, лежа на снегу, уснул. Проснулся от холода и понять не могу, почему снег красный. Поднял голову и вижу в лесу красное зарево. Оказалось, немцы подожгли населенный пункт. Немцы были совсем близко. Перед нашей атакой проволочные заграждения немцев повсюду уже были разрезаны, мины обезврежены.  На рассвете мы выбили немцев, они отступали по лесу, отстреливаясь. В самом начале атаки был убит якут Харлампьев (из Намцев). Мы втроем загнали одного немца в блиндаж и уничтожили гранатой. Преследуя немцев, мы вышли на опушку, перерезали телефонный провод. Вдруг слева от нас выходит взвод в белых комбинезонах, обходит нас спереди и заходит в лес. На наши крики не отвечают. Оказалось, что это были немцы. Мы стали преследовать их. В это время меня ранило в грудь и в руку.
    Меня один боец вынес в санпункт, но он оказался в другой части. Нас, раненых, из моего взвода было трое. У одного правую руку оторвало разрывной пулей. Всего раненых набралось около десяти. Один был тяжелый. Его понесли четверо на носилках. Мне дали двух провожатых, раненому в руку одного, остальные пять были легкораненые. Они шли впереди, за ними несли носилки, а мы замыкали. Когда отошли от санпункта метров на сто, нас стали обстреливать из миномета.  Пришлось залечь в снег. Обстрел продолжался минут десять. Одного моего провожатого ранило в ногу, тяжелораненый на носилках лежал на снегу, а провожатые все были убиты, один из легкораненых стонал, остальные лежали без движения. Мы поднялись втроем. Не успели далеко отойти, как обстрел начался снова, но мы пошли дальше. До санбата мы дошли вдвоем, один отстал. Санбат находился в том месте, где мы стояли в обороне. Все вокруг было изрыто снарядами. Меня положили на сани и дали двух легкораненых провожатых. Мы прибыли в санчасть. Там нас погрузили в крытую автомашину и повезли дальше. Привезли на какую-то станцию, где оказали медицинскую помощь. Ночью на поезде повезли дальше. Лечился в г. Горьком в эвакогоспитале № 2789. Дальше не эвакуировали, так как был в тяжелом состоянии (нетранспортабелен).