Иван Григорьевич Казаков участвовал в битве за Москву, защищал Сталинград, закончил войну в Германии под Дрезденом.

Из воспоминаний Ивана Григорьевича:

– Ранним утром 29 ноября 1941 года из захваченного немцами города Лобни противник направил по проселочной дороге (где не было наших войск) к Ленинградскому шоссе разведывательную группу из сорока человек на трех танках и десяти мотоциклах. Достигнув двадцать третьего километра, немцы наткнулись на противотанковый ров с несколькими рядами колючей проволоки и тремя рядами металлических ежей. Ров охранял наряд из пяти человек от военизированной роты МПВО города Химки. Немцы, построив танки в один ряд, пытались сдвинуть ежи, но они были прочно соединены между собой и между рядами.

Иван Григорьевич был первым русским комендантом немецкого города Бад-Шандау (нем. Bad Schandau) — город в Германии, в земле Саксония

Из воспоминаний Ивана Григорьевича:

– После девятидневных уличных боев 2 мая войска Первого Белорусского и Первого Украинского фронтов полностью овладели Берлином. И хотя всюду чувствовалось приближение победы, немцы сопротивлялись с отчаянностью обреченных. Наша 23я отдельная инженерно-саперная бригада принимала участие во взятии городов Лейпцига и Дрездена. Санаторно-курортный город Бад-Шандау располагается в окрестностях Дрездена. Командир поставил перед нами задачу - разведать план города и подходы к нему. И меня, как заместителя командира роты разведки, поставили во главе группы. Восьмого мая, поздно вечером, мы сняли часового у моста через Эльбу и поставили своего. Переодевшись в немецкую форму и пристроившись к колонне, проникли в город и разошлись по улицам. Место встречи – заброшенный сарай на краю города. В назначенное время пришли пятеро. Где остальные? Убиты, ранены, взяты в плен? Оказалось, позабыв обо всем на свете, разведчики смотрели немецкий фильм «Девушка моей мечты» с популярной актрисой Марикой Рёкк в главной роли. Сарай находился рядом с кинотеатром, туда они и заглянули лишь на минутку…  Ночью передали: закончилась процедура подписания Акта о безоговорочной капитуляции гитлеровской Германии. Гордость, счастье, безудержная радость охватили нас: «Победа!» Но мы не могли ни орать от радости, ни стрелять в воздух из оружия. Только великому Данте в его «Божественной комедии» было бы под силу описать наши муки. Мы исполнили яростный танец глухонемых дикарей. Наш часовой на посту проговорился по-русски, поднялась паника: «Русские пришли!», а тут еще известие о капитуляции – к утру в городе не осталось ни одного немецкого солдата. Бад-Шандау был взят без боя. По законам военного времени первый офицер, освободивший город, становился его комендантом. Утром 9 мая меня официально утвердили комендантом Бад-Шандау. Мне было двадцать пять лет, четыре из них я провел на войне и был далек от проблем мирной жизни. С чего начинать? Мой первый приказ был о капитуляции. Каждый, кто признает себя побежденным и обещает не браться за оружие, должен вывесить на доме белый флаг. Вывесили все! Прежняя власть сбежала, бросив город на произвол судьбы, то есть – на нас. Хорошо, что еще действовала карточная система. Необходимо было срочно выбрать исполнительную власть – бургомистра и правоохранительную структуру – полицмейстера, выяснить наполнение городской казны. Если она вообще существовала. В  Бад-Шандау, кроме местных жителей, обитали сто двадцать тысяч беженцев. Напуганные геббельсовской пропагандой, немецкие обыватели с ужасом ожидали мести. Они бежали куда глаза глядят и попали прямо «в лапы» к русским.  В госпитале на излечении находились пять тысяч раненых, теперь по статусу они становились военнопленными со всеми вытекающими отсюда последствиями, то есть им требовались медикаменты, питание и достойное медицинское обслуживание, а также отправка домой. Передо мной стояла задача: обеспечить сохранность жизненно важных стратегических объектов: двух мостов через Эльбу, дорог, электростанции. Надо было наладить бытовую сторону мирной жизни: навести в городе чистоту, решить вопросы гигиены и питания, возродить работу социальных объектов. Обеспечить населению безопасность, не допустить случаев мародерства и насилия.  Я надеялся на единомышленников среди жителей, и они нашлись. Первым пришел представитель коммунистической партийной ячейки, о чем говорила красная книжечка в его руках. Наконец-то партячейка, которая состояла из четырех человек, впервые свободно провела свое собрание и вынесла решение, которое запрещало бывшим членам нацистской партии ловить рыбу в Эльбе. Я сказал, что если партячейка в состоянии накормить своей коммунистической рыбой все население города, беженцев и раненых, то я «за». Решение отменили. Ну и немцы! – наши бы ни за что до такого не додумались! Председатель был столяром, значит человек рабочий, не эксплуататор. Я назначил его бургомистром. И не ошибся. Мне нужен был человек, который смог бы исполнять правоохранительные функции. И вскоре пришел комиссованный однорукий солдат. Он несколько раз в день мог рассказывать одну и ту же трогательную историю: как его взяли в плен, как ему без боли русские врачи ампутировали руку и как хорошо за ним ухаживали в госпитале. Я плохо знал немецкий язык, поэтому его рассказы мне не надоедали. Должность полицмейстера солдат воспринял с восторгом, но потребовал винтовку. Винтовкуто я дал, но без патронов. А шут его знает, что взбредет ему в голову! Вскоре о бесполезной винтовке узнали мальчишки и задразнили бедного полицмейстера. Я восстановил его авторитет – выдал несколько патронов. По своей планировке довоенный Бад-Шандау был настоящей курортной жемчужиной с ухоженными парковыми насаждениями, с обилием цветов и фонтанов, с теннисными кортами. Сейчас же город был перерыт траншеями, улицы за валены мусором – всюду грязь, запустение. Чтото не похоже на чистоплотных бюргеров! Повидимому, напуганные горожане боялись проявить инициативу – а вдруг что не так. Тогда я издал приказ «Всем на очистку улиц!». После одного такого субботника ко мне заявилась кормящая мамаша: «Герр комендант, я выполняла ваш приказ по уборке мусора на улицах, а теперь у меня пропало молоко. Нечем кормить ребенка». Пришлось выдать талоны на литр молока в сутки. Много хлопот доставляла организация питания. У местных крестьян невозможно было ни купить продукты, ни обменять на них вещи. Бойкот! Я приказал арестовать первого попавшегося фермера и посадить в подвал. Пусть подумает! И написал приказ: «С каждого фермера – по подводе хлеба!». Сидящий в подвале после некоторого раздумья приказал домашним снарядить телегу хлеба. Я на радостях выпил со своим первым «снабженцем», а тот назад в подвал просится: «Нельзя ли еще под арестом посидеть? Больно водка хороша!» Мы посмеялись, но задерживать его не стали. Так при помощи «террора» был решен вопрос со снабжением.  То, чего я боялся больше всего, произошло. Все же были отдельные случаи мародерства – неизменного зла войны. Занимались мародерством не беженцы и тем более не местные. Безобразничали свои, советские, победители. Солдаты, видевшие бесчинства фашистов в своей стране, считали себя правыми возместить убытки хотя бы посылками из Германии. Тем более что вышел приказ Сталина, разрешающий любое брошенное имущество, как трофейное, в размере посылки отправить домой. Но так как брошенного имущества не было, солдаты находили и то, что было спрятано подальше. Однажды в комендатуру прибежал взволнованный часовщик. В его мастерскую ворвались русские солдаты и выгребли из ящика все часы: «Но их же чинить надо, они же не ходят, герр комендант!» Догнали ребят, отобрали часы, наказали. Всеми правдами и неправдами я обеспечивал госпиталь продуктами питания и медикаментами. К концу моего комендантства половина раненых была отправлена на родину. За остальными приехали родственники, которых госпитальный доктор вызвал в Бад-Шандау. Мне были предъявлены для оплаты все счета по расходам. Один за другим я издавал приказы: об открытии общественной бани, почты, магазинов и лавочек, частных мастерских, цирка и местного театра. Помог наладить выпуск лодок на местном заводике. И все же чувствую, что чегото не хватает, город как неживой. Музыки не хватает!  И з местных музыкантов организовал духовой оркестр. Но коли есть оркестр, должны быть и танцы. И появились на городских улицах развешенные приглашения. Но приглашение – не приказ, можно и не ходить. Дело еще усугублялось тем, что после разгрома немцев под Сталинградом, после взятия в плен генерала Паулюса, Гитлер запретил все увеселения. И тогда я отменил приказ Гитлера и написал свой: «Всем танцевать!» и для такого случая пригласил военный духовой оркестр. Танцевальная площадка была заполнена до отказа.  Отдыхать было некогда. Казалось, что чем больше работаешь, тем больше остается работы. Местные жители каждый день выстраивались перед дверями моего кабинета, уверенные, что я разрешу все их проблемы. Каждый городской мальчишка знал меня в лицо и считал своим долгом поздороваться со мной: «Гутен таг, герр комендант!» И я обязательно отвечал: «Гутен таг!». Через полтора месяца вошли оккупационные войска, я сдал городское хозяйство постоянному коменданту и отправился в Чехословакию догонять свою часть.

Прошло 27 лет после окончания войны, когда ученики местной школы обнаружили в архиве папку приказов русского коменданта. Ребята были настолько удивлены разумностью, гуманностью и даже заботливостью распоряжений, что поставили вопрос о присвоении звания почетного гражданина этому человеку. По приглашению городских властей Иван Григорьевич посетил Бад-Шандау, где ему 7 октября 1972 года в торжественной обстановке вручили официальный документ – Свидетельство. Кстати, многие из переживших те времена жителей Бад-Шандау помнили русского коменданта.