КАСЬЯНОВ Сергей Алексеевич 8 10 1921 д. Ежово Семеновского с/с; призван Очерским РВК 15 07 1940; Великая Отечественная; рядовой [старшина], 4-й номер 37-мм зен. орудия 9-й отд. зенит. арт. дивизион 104-й тк, июль-август 1941 под г. Ельней Смоленской обл.; находился в плену 08.41-05.45; демоб. 1946, 10 мая; боевые награды: в 1946 благодарность от командира в/ч; ранения: ранен в грудь пулей при выходе из окружения, после пребывания в плену (Смоленск) при побеге ранен из пистолета в грудь и живот, в госпитале не был и документов нет; в 1939 закончил Очерское педучилище, работал учителем нач.классов, художником-рекламатором в кинотеатре, после войны учителем немецкого языка и рисования в Дворецкой НСШ, ОСШ № 1, спецшколе. Награжден благодарностью Министерства просвещения, значком "Отличник народного просвещения".

Из письма брату Павлу:

Я думаю, что с тобой можно вполне разговаривать, как с равным. Скажу: перенес я немало. В твоем представлении, наверное, вообще ничего нет о том, что такое плен для человека, воспитанного в духе ненависти к тем, кто хозяйничал, избивал, издевался в лагерях, издевался зло, свирепо, мстя за проигрыш в военной игре... Голод, постоянно убитое моральное состояние, чувство, что на тебя смотрят не как на человека, болезни — все это не могло не отразиться на мне. Многое, верней, то немногое, что было приобретено мной за школьные и студенческие годы, забылось, вытеснилось чисто животными вопросами борьбы за существование!

Тебе это покажется невероятным, но это, к сожалению, великому сожалению, так... Как тяжело было даже смотреть на других (это еще в начале!), подбирающих на дороге, выбирающих из мусорных ям все, что хоть чуть-чуть похоже на съестное. А после и сам почти таким стал... Ты, наверное, помнишь мой характер? Я не могу своровать у ближнего, не могу наушничать, доносить, притеснять — и поэтому мне было исключительно трудно просуществовать. Я не знаю, что было бы со мной, если б я не мог рисовать! Ночью, уставши после тяжелых дневных работ, при тусклом свете на третьем этаже лагерных завшивленных нар я копировал фотокарточки, делал карандашные рисунки на истертых клочках бумаги. Делал для ненавистных фрицев за кусок хлеба... Я помогал не только себе, но и другим, которых считал людьми, достойными дружбы, уважения, помощи...

Пусть лежит на мне вынужденный позор перед Родиной — плен, пусть я не сделал ничего большого для Отчизны, но я знаю, что и ничего подлого, ничего тормозящего не только для Отчизны, но и для настоящих людей, я не сделал! Никто из бывших со мной не может упрекнуть меня в этом...

Я был ранен... Бежал раз из плена, наткнулся снова на немцев в лесу, был второй раз ранен и, не достигнув своей цели, (не добрался к своим) ... пропал...

Павлик!

Я могу тебя "обрадовать" следующим: пришлось мне перенести сыпной тиф, отложивший тяжелый осадок на сердце, отравление ипритом (15 дней был совершенно слепой... Вот было ужасное положение!), перенес крупозное воспаление легких, ну и вдобавок ко всему - ревматизм... Правда - весело?

...Теперь я рядовой солдат; вновь получил право труженика великой социалистической страны, право гражданина Союза ССР.

ЧУДО - МОЯ ЖИЗНЬ

В 1995 году меня спросил отец Валерий, настоятель открывшейся в Очере древлеправославной церкви, какое чудо или видение в жизни моей виделось мне. Я ответил: ≪Единственное чудо, которое довелось мне познать, это моя жизнь≫. Я был первым из нашей семьи ≪погибшим≫ на фронте. А ушли на фронт 4 брата: Анатолий, старший, 1903 г. р., Иван - второй по возрасту, 1905 г. р., я — Сергей, 1921 г. р. и Савватей — младший, 1923 г. р., кроме них, ушли на фронт еще трое дядьев — братьев нашей мамы Афанасьи Васильевны Касьяновой (Мокрушиной): Философ, 1907 г. р., Стахий, 1909 г. р., Алексей, 1916 г. р. Итого - семь человек. И все вернулись живыми домой, лишь Алексей пропал без вести и живым не объявился.

Ранения получили лишь Анатолий, Сергей и два дяди — Философ и Стахий. Правда в живых поныне остался лишь я один, все умерли уже, но в мирное время и дома, а не на фронте от вражеского оружия. За всех нас усердно молилась наша мама. Когда пришла на меня похоронная, и даже когда на ст. Верещагино какой-то капитан, проезжавший со своей воинской частью, сообщил брату Павлу о моей гибели, о месте моего захоронения, мама была уверена, что я жив. И ведь можно было погибнуть: два пулевых ранения в грудь и живот, плен, кроме трудностей всевозможных перенес сыпной тиф, отравление ипритом, крупозное воспаление легких.

После возвращения домой в 1946 году, по демобилизации, начал работать учителем немецкого языка и рисования. Мечтал учиться в институте, но осенью 1947 года, в начале учебного года, был арестован, осужден на 15 лет ИТЛ и 5 лет поражения в правах. Пробыл в заключении 8 с половиной лет, из них 6 лет на Колыме, и вернулся домой со снятием судимости. Заочно закончил Пермский пединститут, факультет немецкого языка и, начиная с 1957 года по 1982, проработал учителем немецкого языка и рисования в школах Очерского района, а с 1987 года стал ≪абсолютным≫ пенсионером.

Много лет участвовал в художественной самодеятельности (хоровое пение, художественное слово), занимался рисованием, художественным оформлением, фотографией.

Теперь мне доходит 80-й год. Здоровье, конечно, не железное, но пока хранят меня Господь и Пресвятая Богородица с Пресвятыми небесными силами. Аминь.

Участник Великой Отечественной войны С.А.Касьянов

ПОПАЛИ В ОКРУЖЕНИЕ

Шла война народная. Полчища Адольфа Гитлера уже более месяца теснили Красную Армию вглубь России. Под натиском германской армии с боями отступал и 104-й танковый корпус, где служил в 104-ом зенитно-артиллерийском дивизионе заместитель политрука 3-ей батареи Сергей Касьянов. С ним у меня на днях состоялась беседа.

Политико-массовую работу проводил в своем подразделении комсомолец С. Касьянов, выпускал ≪боевые листки≫, индивидуальные беседы с бойцами проводил —учил их, как надо ненавидеть врага и как любить Родину. И одновременно готовил себя для вступления в ряды ВКП (б). Предложили ему вступить, он дал согласие. И вступил бы, конечно, если бы судьба не распорядилась по-другому. Если бы его часть не попала в окружение, если бы он не был ранен да если бы не попал в плен.

Как это было частенько в годы войны, родителям Касьянова —Алексею Яковлевичу и Афанасии Васильевне —в деревню Ежово пришла похоронка: ваш сын Сергей погиб при выполнении боевого задания.

Старший брат Анатолий в это время был на фронте. Узнав, что брат погиб в боях за Родину, он писал домой: буду беспощадно уничтожать фашистскую нечисть, сполна отомщу за родного брата Сережу.

БЕЖАЛ ИЗ ПЛЕНА

Всего в немецком плену было около 5 миллионов солдат и командиров Красной Армии. Как они содержались в лагерях для военнопленных, в каких условиях —нам это хорошо известно: условия были самые бесчеловечные —голод, антисанитария, избиения, издевательства, расстрелы. В такой вот лагерь попал и Сергей Касьянов. Каждый день десятки смертей было в этом лагере. Не миновал бы этой участи и Сергей, если бы не повезло, если бы он не бежал из этого лагеря.

—А было это так, —рассказывает Сергей Алексеевич. —Недели две я лежал в лагерном лазарете, подлечился малость, меня выписали. К лагерю приходили гражданские, приносили нам кто хлеб, кто картошку, кто еще что-нибудь и передавали нам через колючку или просто перебрасывали. А иногда была даже возможность поговорить с этими людьми. С одной девушкой мы договорились —она пообещала приготовить нам гражданскую одежду, три комплекта. И вот однажды ночью мы бежали втроем, в условленном месте сняли с себя военную форму, переоделись во все гражданское и пошли. Ладно, что у лагерной охраны собак не было, в этом нам повезло.

Бежали мы втроем, как я уже сказал, но вскоре наши пути-дороги разошлись, я один остался. Гражданская одежда помогала мне какое-то время, даже в колхозе работал под Смоленском, правда, немного, но немцы все-таки дознались, кто я такой и откуда, и снова я попал к немчуре в лапы, снова стал военнопленный.

В ДРОГОБЫЧЕ

Дальше следовал этап за этапом. Из Смоленска погнали в Оршу, из Орши — в польский город Яуэр, где был огромный лагерь военнопленных, из Яуэра — в Самбор, из Самбора - в Дрогобыч. В здешней тюрьме, в Дрогобыче, содержалось 25 тысяч советских военнопленных. Условия их содержания были нисколько не лучше, чем в любом другом немецком концлагере. Особенно донимал голод. Многие копались в помойках, чтобы хоть чем-то набить желудок. Наевшись чего попало, многие умирали.

Сергей Алексеевич считает, что ему все же легче было переносить тяготы концлагеря, чем другим. Его выручало то, что он немного знал немецкий язык и хорошо рисовал. Это ему в какой-то степени позволяло зарабатывать на хлеб, как говорится. Рисовал узников концлагеря, а иногда даже и лагерное начальство.

Проходилось писать всякие объявления, таблички, аншлаги, номера и т. д. За это кое-что из еды перепадало. Не только для себя ≪зарабатывал≫, но и делился с теми, кто был поближе, с земляками, уральцами, с Яшкой, например, парнем из Перми. И в то же время участвовал в подготовке побега.

Но побег на этот раз не получился, так как из Дрогобыча группу узников этапом погнали в другой лагерь. Фронт приближался, немцы чувствовали близость своего поражения и охранную службу несли уже не с таким рвением, как это было раньше. Может, поэтому, когда колонна пленных шла лесом, Сергей Касьянов и с ним еще несколько человек сумели бежать.

Пробирались к фронту. Шли ночами в основном, днем в лесу отсиживались. Не заметили, как оказались по другую сторону фронта, на освобожденной территории. Куда податься? Пошли в город Ландесгут, где уже стояли части НКВД. Здесь зарегистрировались в советской комендатуре. Отсюда отправили в польский город Штригау, где после тщательной проверки в ≪смерше≫ Сергея сперва приняли на работу в санчасть, а потом зачислили на должность старшего писаря учетно-распределительного отдела по регистрации репатриированных при воинской части ≪Полевая почта № 52689≫. Здесь и Победу встретил Сергей, отсюда и домой поехал — демобилизовался.

СУДИТ ВОЕННЫЙ ТРИБУНАЛ

Бесконечна была радость родителей: ведь сын вернулся! Но недолго пришлось радоваться — в 47-ом году Сергея арестовали. Вместо пединститута, куда он мечтал поступить, оказался в пермской тюрьме. Это была судьба многих в те годы, когда Сталин и его партия коммунистов воевали со своим народом. Им всюду мерещились враги, хватали людей ни за что, ни про что. С 1 января 1935 года по 22 июня 1941-го было арестовано 19 миллионов 840 тысяч ≪врагов народа≫. Из них 7 миллионов расстреляно. Больше половины из уцелевших погибли в лагерях. Это тоже примерно 7 миллионов. Репрессии продолжались и в годы войны, и после нее. Особенно много сажали тех за решетку, кто побывал в плену.

В Перми, во внутренней тюрьме МГБ, С.А. Касьянова судил военный трибунал. За что судили? За измену Родине. Коли был в плену, значит, изменник. А ведь в германском плену в годы войны находилось, как уже было сказано выше, около 5 миллионов советских солдат и офицеров, в том числе и сын Сталина, Яков, был пленен. Выходит, что все они изменники? К сожалению, генералиссимус Сталин и тогдашнее правительство наше именно так и считали.

Военный трибунал приговорил С. Касьянова к 15 годам лишения свободы в исправительно-трудовом лагере и к 5 годам поражения в гражданских правах.

НА КОЛЫМЕ

Пути Господни не исповедимы. Из гитлеровского концлагеря Сергей Касьянов попал в сталинский.

Который из них лучше, который хуже? Оба хороши. Хрен редьки не слаще, как говориться. Кто читал книгу А. Солженицына ≪Архипелаг Гулаг≫, тот имеет представление. Я не собираюсь здесь описывать все мерзости, которые творились в сталинско-гитлеровских лагерях. Как людей истязали на допросах, как их избивали, морили голодом, кормили одной только соленой килькой и пить не давали после этого и т. д.

Все это читателям давно уже известно из книг. Многое из всего этого выпало на долю и С.А. Касьянова пока его везли на Колыму, ну и, конечно, на самой Колыме; здесь лагерники добывали кварцевую руду, дробили, размалывали ее и доставали из нее золото.

Все лагерники были под номерами: номер — на лбу, номер — на спине и номер— на правой ноге.

Никакой оплаты за труд не было, работали только за кормежку. Спали прямо в одежде, почти на голых нарах, в чем работали, в том и спали.

В 1950 году Сергей Алексеевич в колымском лагере "Спокойный" написал стихи, которые, быть может, не так уж и совершенны, но в них отражены его тогдашнее положение, его настроение и даже, я бы сказал, его обреченность.

Вот они, эти стихи:

Двадцатишестилетним меня посадили

И дали мне срок — пятнадцать лет.

С работой, с родными меня разлучили.

Отняли все, и надежды нет.

Три коня везут человека по жизни —

Надежда, вера и любовь.

Мою веру распяли, любовь разбили.

Надежды нет, да и будет ли вновь?

Жизнь мою на других коней посадили,

Направив ее на другой уже лад.

А тройку борзых так окрестили:

Блат, туфта и мат.

Иссякло здоровье, истрачены нервы,

Теряются силы... надежды нет...

Ужель мне исполнится сорок первый,

И я ≪оттяну≫ пятнадцать лет?

ГОРЬКО ВСПОМИНАТЬ ОБ ЭТОМ

Сталин приказал долго жить в 53-ем, а через два года освобождают из-под стражи С.А. Касьянова и множество других узников. На это был Указ Президиума Верховного Совета СССР за подписью К.Е. Ворошилова.

Более двенадцати лет С.А. Касьянов был в неволе: без малого четыре года в немецком концлагере и около девяти — в советском.

Наверное, весь наш город знает Сергея Алексеевича, этого жизнерадостного, интеллигентного, всегда подтянутого человека. Да и как не знать его: ведь он и учитель высокой квалификации (многие учились у него), он и активный участник самодеятельности, и художник отменный, и фотограф замечательный.

За годы, проведенные в тюрьмах и лагерях, С.А. Касьянов не опустился, не утратил человечности, сохранял лучшие черты своего характера.

Все пережитое никогда, конечно, не забудется. Горько вспоминать об этом. Но что же делать? У каждого своя судьба, каждый несет свой крест. Уж так, видно, устроена жизнь наша...

Ев. Пепеляев; ≪ОК≫, 19.04.1994

Касьянов Сергей Алексеевич // Книга памяти. 1941-1945. Очёрский район. Т. 2. - С. 194-197.

Информацию предоставила Чинных Ольга Германовна, сотрудница 3-43-90; 89223813079