Надежда
Васильевна
ПОДЕЛИТЬСЯ СТРАНИЦЕЙ
История солдата
...Соком березовым плачет, Ветром гудит в проводах,
Память. Горючая память Болью потерь бьет в висках.»
Н. Ю. Лучкова, заместитель начальника поискового отряда «Память» Западнодвинского района Тверской области.
Война — это горький пот и кровь, это после каждого боя уменьшающиеся списки у полкового писаря, это последний сухарь во взводе, разделенный на оставшихся в живых...
Война - это письма, которых ждут и боятся получать; это особая обнаженная любовь к добру и особая жгучая ненависть к злу; утраченные молодые жизни, несовершившиеся мечты; невесты, не ставшие женами.
«День или вечность это было?
Огромно время на войне!»
Наша память о том времени - это душевный и жизненный опыт, оплаченный самой дорогой ценой. Память возвращает людей к тем страшным дням, поэтому они начинают больше ценить тишину, спокойный блеск солнца, прозрачность воздуха.
Принято считать, что человеческая память несовершенна. И это действительно так: за шестьдесят три года после победного мая забылись имена, отдельные эпизоды, детали. Многое. Но не все!
«Кто скажет, что было легко, - вы не верьте.
Спросите у тех, кто остался в живых,
Как шли мы к Победе «долинами смерти»,
Теряя друзей боевых ».
Что помнят седовласые сгорбленные старушки о тех событиях, о трудной и мятежной юности? Почему до сих пор они плачут но ночам?
«Память сердца им не остудить,
Обращаются к ней снова, снова, снова.
Что им делать? Как им дальше жить,
Если память сердца просит слова?
Боль о сыне не утешит мать,
Вдовы не забудут час проклятый,..
Тяжко нм утраты вспоминать,
Тяжелее - забывать утраты».
Как кадры кинофильма мелькают передо мной воспоминания о войне, услышанные от прабабушки.
Вот вижу освещенную красным закатным солнцем деревню, вижу всю, до промятой дороги. Сверкает снег на домах и местами кажется забрызганным кровью, зияют проломами стены, чернеют разрушенные постройки, как пропасти, из них курятся белые дымки. Словно из-под земли появляются люди с узлами, с чемоданами, с тележками, чаще с ребятишками на руках. Они плачут у развалин, вытаскивают что-то из пожарищ. Ночь укрывает бездомных людей с их горем и страданиями.
Ночи приходили страшные. Они разъединяли людей холодной темнотой в тот час, когда каждый больше всего нуждался во взгляде, в слове соседа. Ночи оставляли человека наедине с его думами.
Иногда вслед за такими ночами наступали непонятные бесконечные дни, как дорога без цели. Утихала стрельба. Война замолкала, словно кто-то перекрывал поток ее трагических событий, которые ослепляли, оглушали и вертели людей в течение нескольких месяцев. Тогда каждый чувствовал, не хватает сил, чтобы вырваться из бесконечного кошмара.
Люди уже не плакали, вероятно, потому, что прежние муки уже выпили все их слезы, и теперь они были суше пороха.
И чужая далекая боль мгновенно прорывается к моему сердцу, сковывает его железными обручами.
Вновь перед моими глазами полыхает война. Вспыхивает беззвучный сине-белый ослепительный огонь, кажется, что слышу ужасный треск, который рвет мое сердце на части. Представляю, как за рекой вспыхивает автоматная очередь, ее тут же приглушают гулкие, холодные- голоса крупнокалиберных пулеметов, низко загораются ракеты, и на луг налетает е высоких берегов артиллерийский шквал.
Перед моими глазами плывут огненные хлопья. Я крепко сжимаю веки и не могу уйти от видений, которые приходят ко мне во сне после очередного рассказа прабабушки о войне. Во время очередной атаки они всей семьей сидели в окопе, рядом с которым на высотке закрепился наш пулеметчик.
«Вдруг хищная пуля ударила бойца в левый карман гимнастерки да так, что на секунду материя задымилась. Он охнул, выплюнул кровавую пену и сполз на дно окопа, судорожно цепляясь руками за обгоревшую траву».
«Солдат оставил тишине Жену и малого ребенка И «... отличился на войне...» - Так известила похоронка».
А однажды в кармане убитого молоденького солдатика нашли письмо, почти полностью залитое кровью. Лишь по отдельным словам сумели восстановить содержание, но паренек не успел написать адрес. И мне кажется, что я читаю эти пропахшие дымом войны и пропитанные солдатским потом строки: «Милая мама!... Под каждую слезу твою я подставляю сердце, как ладони, и ни одна твоя слезинка .не упадет на истерзанную, поруганную врагом землю... Ж разве не твои губы отпивали по капле мою боль, когда мне кричать хотелось,' а сердце стучало где-то в горле...»
Твержу слова нед описанного послания, и жалобная и неотвратимая боль змеею вливается в мое сердце, сосет из него кровь...
...Течет река народной памяти, благодарной, тревожной. Никакие метели и бури, ветры и ураганы не властны над нею. Священен ее бег...
Моей прабабушки нет уже 13 лет. Какую намять о ней я сохраню в тайниках моей души, пронесу через всю свою жизнь и передам моим детям и внукам?
Может, буду рассказывать о ее трудном детстве, что родилась шестнадцатым ребенком в семье, как в три года прижималась к уже остывшему телу матери и не понимала, что с этого времени мамой не назовет никакую другую женщину. Или про картину «добровольного вхождения» в колхоз прапрадеда (так бабушка ярко описала тот момент, когда у них со двора уводили коров, а старшие сестры Ольга и Елена хватали за нош мужчин и просили оставить скотину, потому что понимали, что без хозяйства не прожить). Возможно, о том,, что она вышла замуж в 25 лет накануне Великой Отечественной войны и в согласии и мире прожила с мужем только три месяца, а потом проводила его до околицы, так и не успев сказать, что ждет ребенка. Или как в лютом декабре 1941 года родила единственную дочь (ее кровиночка умерла на пять лет раньше своей матери, и опять судьба жестоко ударила по здоровью моей бабули) на оккупированной немцами западнодвинской земле, ставшей в те месяцы плацдармом ожесточенных схваток русских и фашистских дивизий, как пряталась с младенцем в окопах во время артиллерийских обстрелов, что больше не познала радость материнства, потому что в сентябре 1943 года получила похоронку на мужа и не вышла замуж второй раз, хотя была настоящей красавицей и хорошей хозяйкой. Прадедушка умер в госпитале от ран, он не совершил подвига, но все два года на передовой уже были подвигом. ( Мир подвига неисчерпаем, и все в нем связано крепчайшими нитями: прошлое и настоящее, настоящее и будущее, кровь, пролитая за победу, и горячая, беспокойная, живая кровь. В этом повседневном подвиге есть удивительное свойство: он дарит человечеству особые часы, мысли и воспоминания.) В те голодные годы она даже паек за погибшего мужа не получала, так как деревенская: «Есть свои харчи», - ответили ей в правлении (и смирилась, хотя немцы обобрали деревенский люд до нитки: увели коров, порезали свиней и кур, вытащили из погребов зерно, картофель, соленья).
Прабабушка не разрешала искать могилу мужа - боялась узнать что-то пугающее, а всю жизнь считала себя не вдовой, а замужней женщиной, потому что не верила и не смогла свыкнуться с такой утратой.
« На братских могилах не ставят крестов,
И жены на них не рыдают.
К ним кто-то приносит букеты цветов И Вечный огонь зажигает.
У братских могил нет заплаканных вдов - Сюда ходят люди покрепче.
На братских могилах не ставят крестов.
Но разве от этого легче?» - так пел Владимир Высоцкий, так думала моя прабабушка.
65 лет хранила письмо от мужа и похоронку на него, не разрешая нам в школу снести эти реликвии и показать друзьям, -
настолько дороги были они ей, как единственная ниточка, связывающая ее старость и молодость. (Приложения №6,7,8)
Мы не раз читали сохраненное ею уникальное свидетельство войны - треугольничек со штемпелем госпиталя. В этом солдатском письме - несгибаемая сила духа, вчитываюсь еще и еще раз и ощущаю горячее дыхание тех роковых лет.
А однажды она смотрела по телевизору свою любимую передачу « Играй, гармонь» и услышала песню «Вдовы», которую исполнял Геннадий Заволокин, горько заплакала.
« День Победы в каждом доме.
На ветру шумит кумач.
Собрались седые вдовы,
В песнях вдовьих - стон и плач.
Вдовы плечи опускают,
Вдовам слышится война.
Вдовы юность вспоминают.
Вдовы войны проклинают.
Вдовью долю пьют до дна...»
С тех пор эту песню мы часто пели по просьбе прабабушки.
Нет семьи, которой бы не коснулась война. Чем измерить глубину утраты и силу скорби? Мы знаем нашего прадедушку только по фотографии, вернее по портрету, который все время висит в нашем доме.
Нет, пожалуй, не сразу об этом. Сначала расскажу, как прапрадед (прабабушкин отец) поднял на ноги четверых детей (все остальные умерли в младенчестве), что заботился о них за двоих: за себя и за умершую рано жену. Он так и не смог взять на себя ответственность привести в дом другую женщину. Окончив четыре класса церковно-приходской школы, прабабушка уехала к старшей сестре на Свирь, где работала сначала нянькой в чужих домах, потом получила права шофера и работала на машине, но деревенская жизнь и родные просторы переманили ее на «малую родину». В 1953 году умер ее отец и приснился ей всего один раз за долгие годы (умерла прабабушка в 91 год), за три года до ее смерти (она тогда так горько вздохнула: « За мной приходил...»).
Нет, и эти страницы жизни прабабушки весьма горьки. Начну свой рассказ о том, что родители нарекли ее Надеждой, как будто
в воду глядели: это имя помогало ей верить, надеяться на лучшее и жить дальше, только мне странно было слышать, как односельчане называли ее Колихой, и я думала, что это ее второе имя, лишь когда стала повзрослее, все поняла, что так в деревее называли вдов по именам их мужей. (Сколько помню свое детство и рассказы мамы, бабуля страдала от невыносимых головных болей, и каждый раз, когда не могла встать с постели, появлялся у нее ориентир, свой маячок: она боялась своей смертью омрачить тот или иной праздник своих внуков, «Мне нельзя сейчас умереть - у Нади (так в честь прабабушки назвали мою тетю) скоро свадьба. Как же я могу испортить всем этот день?» или «Вот дождусь Вову (моего родного дядю) из армии, тогда можно...» И так из года в год. А вот два года назад, когда родился праправнук Данечка, она мечтала увидеть, как он начнет делать первые шаги. За неделю до смерти она произнесла фразу как приговор: «Не дождусь.» Замолчала и больше не произнесла за последние шесть дней ни слова, лишь молча гладила Данечку высохшей рукой по головке, тихо шевелила губами, возможно, пыталась высказать семимесячному малышу свое благословение или шептала молитву во его спасение и здравие, а слезы катились по морщинкам у полузакрытых глаз...
Перебираю в памяти все, что связано с таким дорогим моему сердцу человеком, и решаю: будут у меня дети и внуки - первым делом повезу их на прабабушкину родину, в деревню Брод Западнодвинского района Тверской области.
После тряской дороги в течение полутора часов от города Западная Двина наконец-то ступаем на обетованную землю, политую кровью наших предков. Нашему взору открывается поистине сказочная панорама: на крутом берегу Западной Двины (в древности нашу реку финикийцы и греки называли Эридан - Янтарная - за «бел, горюч камень») утопает в благоухании садов небольшая деревенька. Река подступает к самым домам, здесь же, разделившись на рукава, огибает небольшой остров и спешит дальше.
Уверена, что нет на Руси другого такого покоряющего своей таинственностью уголка. Однажды я услышала, как местная старушка назвала его «Долиной смерти». После разговора с прабабушкой я поняла, хотя давно закончилась война, все еще болят фронтовые раны ветеранов, а воспоминания вдов бередят душу. Когда пройдешься по берегу pesos, то невольно обратишь внимание на зарастающие с годами окопы, сплошь усыпанные летом ароматно (пахнущей земляникой, напоминающей капли пролитой солдатами крови, и расцвеченные мелкими полевыми гвоздиками, выросшими, наверное, в напоминание грядущим поколениям о том страшном времени, о тех, кто до сих пор безвестным спит в! этой земле.
Прабабушка не раз сетовала на то, что не по-христиански, без почестей преданы земле сотни погибших солдат в окрестных рвах и оврагах. И когда приехали ребята поискового отряда «Память» из Омска и Западной Двины, она часто рассказывала им, где нужно искать братские захоронения, и не раз встречала их на перекрестке, чтобы расспросить, найдены ли погибшие и обнаружены ли де заветные медальоны, по которым можно узнать имена солдат и адреса родственников, потому что знала непонаслышке, кйк трудно жить, не имея известий. И всегда говорила нам, что надо, «помнить о страшных потерях, памятью прошлого жить».
И опять я возвращаюсь к тому, что горит и болит в моей душе, когда вспоминаю| очень дорогого мне человека. Ведь без горестных странщр ее жизни, рассказ о ней будет весьма неполный, многие факты необъяснимы - это ею прожитая жизнь, из которой, как из песни, слова не выкинешь.
« Память живет тем далеким Прошлым, так нужным живым,
Чтоб написать на надгробье:
« Любим. Помним. Скорбим.»
После годовщины со дня смерти прабабушки мы с тетей решили написать о ней для будущих наших родных, которым не суждено будет встретиться на этом свете с таким светлым человеком, каким была уважаемая всеми, кто ее знал, наша Карпова Надежда Васильевна.