Мой дед, Каптиев Семен, мариец, образование — 4 класса сельской школы, беспартийный, родился 15 сентября 1918 года в деревне Багышково, Артинского района, Свердловской области, в зажиточной многодетной семье — семь детей, Семён был шестым. Но в 1930-м, в самый голодный год, 11-летний Семен остался без родителей — их «раскулачили».

В 1940 году, по «Сталинскому призыву», Семён был призван Артинским РВК в ряды РККА. Служил в 9 мотострелковом полку 9-й Отдельной танковой дивизии, расквартированной в г. Мары Туркменской ССР. (в учетном деле записано «9 СП») в должности коновода (ухаживал за конями, хотя полк числился мотострелковым). В начале служба давалась нелегко. Мучила непривычная жара, песок, отсутствие хорошей воды. По его словам, приходилось пить ту воду, которую даже лошади не хотели пить. Но везде выручала крестьянская смекалка, бережливость и привычка всё всегда держать при себе. Он уже в начале службы сумел отличиться тем, что показывал отличные результаты по стрельбе из трехлинейки. Сам удивлялся: «До армии в руках ружьё не держал, а вот так научился стрелять…». Командование собиралось направить его в школу снайперов, но началась война. Примечательный случай рассказанный Дедом: «… их постоянно поднимали по тревоге, когда нужно было быстро построиться на плацу в полной боевой выкладке. Солдаты перестали относиться к этому серьезно — например, одевали сапоги на голую ногу, не наматывая портянок. Но когда 28 июня их подняли по тревоге и прямо с плаца отправили на погрузку в эшелон, многие сильно пожалели о том что не собрались по полной форме — в отличие от Деда, у которого «все своё было при себе». Он и портянки меня научил наматывать так, что сняв сапоги, можно было ходить в портянках как в носках — мне это потом в жизни пригодилось — даже других пришлось учить портянки мотать «Дедовским способом».

На фронт ехали долго, часто стояли — то аварии, то диверсии. Однажды даже снимали с поезда для обезвреживания то ли диверсионной группы, то ли вооруженных бандитов. При этом выдали только по одной обойме патронов. На подъезде к фронту, на станции Кировская (Фаянсовая), что недалеко от Брянска, командиру дивизии была передана директива о том, что их 27 мехкорпус расформирован и дивизия получает новую нумерацию — 104-я отдельная танковая дивизия. Соответственно была изменена нумерация всех частей, входивших в дивизию — 9-й мсп стал 104-м мотострелковым полком. (см. «104-я танковая дивизия», http://www.roslavl.ru/history/kraeved/topic/topic24.htm)

19 июля под Ельней вступили в бой против 10-й танковой дивизии Гудериана. Первый бой оказался неудачным. Ночью заняли позиции. Днем немец начал наступление. Но к ним не успели подвезти боеприпасы и они оказались с голыми руками против немцев. «Бежали без оглядки километра три», пока не подоспело подкрепление. В этот день потеряли почти половину взвода. Далее были тяжелые бои и полный разгром, когда была уничтожена почти вся техника. Один из эпизодов, о которым рассказывал Дед: «… немецкие самолеты загнали нас в лес, расстреливали из пулеметов не давая высунуться, потом подожгли. Лес, техника (танки), люди — все горело. Не многим удалось вырваться...». Потом были ещё окружения, прорывы и тяжелое отступление на Москву.

Далее в информации о боевом пути моего деда Семёна имеется существенный пробел — в учетном деле репатрианта записано: «... будучи рядовым 162 СП, 6 августа 1942 года был ранен в ногу и не имел возможности передвигаться. В районе г. Ростов на Дону был устроен в санчасть полка, полковой транспорт не успел вывести нас в тыл и в количестве 16 человек был захвачен немцами...». Но 162 стрелковый полк, по штатному расписанию РККА на 1.08.1942, не мог входить в состав Южного фронта. Единственно подходящая часть — это 162-я стрелковая дивизия, которая в мае 1942-го в составе 28-й Армии участвовала в трагически известной Харьковско-Барвенковской операции. Как раз её остатки отошли в августе к городу Шахты, что рядом с г. Ростов на Дону. (см. Андрей Галушко, Максим Коломиец, "Бои за Харьков в мае 1942 года", http://tourist.kharkov.ua/1942/index.htm). По моему предположению, в 28-ю Армию Дед попал, когда в августе 1941 остатки 104-й ТД совместно с частями 28-й Армии прорывались из окружения в районе города Рославль Смоленской области.

Дед рассказывал, что была страшная жара. Части Красной армии отступали почти без боев. Не было боеприпасов, питания. Люди падали от усталости. Если удавалось закопаться в землю, то это было ненадолго — сразу вспоминается фильм Бондарчука-старшего «Они сражались за Родину». Всё это происходило как раз в тех местах. И в наше время там снова Война.

В одном из боев деда Семена ранило в ногу. Он вместе с другими раненными самостоятельно добрался до медсанбата, но уже было поздно. Наши отступили и медсанбат оказался в руках у немцев. Так он попал в плен. По его словам немцы покидали их (раненых) как бревна в машину и отвезли на сборный пункт. Ранение оказалось не тяжелым и поэтому дед Семен мог шагать самостоятельно. Немцы собрали колонну пленных (несколько сот человек) и погнали в тыл. Раненных в колонне по его словам было не много. Часто слышался смех, рассказывали анекдоты. Похоже, многие не очень то и горевали. Охрана была «так себе». Все делалось по расписанию. По команде прямо на дороге колонну останавливали и людям давали возможность на месте справить нужду. На привал останавливались во время приема пищи охраной. Пленным еду (утром и вечером) и воду подвозили на повозках. Чаще это была свекла, реже капуста. Иногда перепадало по маленькому кусочку хлеба. В колонне он сблизился с таким же как и он маленьким и худеньким раненым в руку парнишкой. Так они и шли, помогая друг другу. Старались вести себя тихо и незаметно. Раны заживали плохо. Перевязки делали сами, используя пепел, золу, подорожник и лесной мох. Немного поправившись потом вместе и сбежали.

В первый побег, по словам деда Семена, он с товарищем ушли легко. Немцы даже не заметили. А вот попались подло. Проблуждав некоторое время, они вышли к какой то деревне или селу. Постучались в крайний дом. Там их встретили хорошо, накрыли стол. А сами сообщили немцам. Немцы так за столом их взяли. Посадили на подводу, повезли куда-то, запихнули в колонну военнопленных и погнали дальше. Как он говорил, после первого побега не пострадал, просто было обидно, что сдали свои.

В самом начале, когда пленные шли в колоннах, на ночлег немцы колонну загоняли в овраг или в карьер. Вечером охрана после приема пищи начинала бросать объедки пленным в овраг. Пленные ради этих объедков начинали драться друг с другом, а немцы стояли на краю и хохотали. В такие моменты дед Семен и его товарищ пытались как-то отойти и спрятаться от своих же, чтобы ненароком их тоже не побили. После каждого ночлега на месте привала оставались трупы красноармейцев. Ладно бы трупы, но трупы голых людей. Некоторые пленные с умерших или убитых на привале успевали снять все вплоть до портков. По пути были постоянные избиения и издевательства охранников: однажды его бросили в яму, накрытую железной решеткой. Охранники мочились в эту яму, ругались и грозили расстрелять. Рассказывая про ужасы плена, дед Семен говорил, что плен помог ему познать сущность человека. Он считал, что человек – это самый страшный зверь на свете (айдеме – эн осал янлык). Никто на свете так не унижает и не уничтожает себе подобных, кроме как человек. Поэтому наверно, уже после войны, он всегда ко всем старался относится уважительно и с достоинством.

Пешим ходом добрались до г. Белая Церковь, что под Киевом, На всем пути были промежуточные лагеря — вытоптанное поле, обнесенное колючей проволокой. Давали есть баланду из полусваренной брюквы, от которой происходил «заворот кишок» и люди умирали. Дед вспоминал татарина, с которым он подружился — они выжили, удерживая друг друга чтобы от голода не наброситься на эту отраву. Ели траву с обочин дороги по которой шли.

Из учетного дела репатрианта: «...25. Кто может подтвердить изложенное в анкете: … б) за время пребывания на советской оккупированной территории — Фатаков Зиноур, 1918, ур. Ачитского района, Свердловской области...»

Второй побег оказался более трагичным. С колонны ушли незаметно. Долго блуждали, не доверяя никому. Но их заметили полицаи и затравили собаками. Дед Семен говорил, что до сих пор ощущает, как собаки рвут на нем мясо. Рассказывая о всяких ужасах лагерной жизни, дед Семен не уставал повторять, что полицаи хуже немцев, настоящие безжалостные звери. Так он второй раз пострадал от своих же. И еще. Он потерял своего товарища, не видел жив ли он. Но больше не встречались.

Из рассказов Деда: «...Бросили в карцер — каменное здание какой-то церкви, в котором было огромное количество крыс. Чтобы выжить приходилось стоять, вжавшись в угол, и отбиваться гимнастеркой от нападавших зверей. Упавший или заснувший человек сразу съедался полчищем голодных тварей...».

Его, чуть живого, замученного после допросов в комендатуре, сдали в лагерь военнопленных. Он рассказывал, что врать немцам было бесполезно — у них были сведения о всех наших частях и командирах, они проверяли и перепроверяли любое произнесенное слово. Если ловили на лжи — сразу расстреливали. Поэтому Дед «прикидывался» малограмотным марийцем из глухой уральской деревни (что было «не далеко от правды») и от него достаточно быстро отстали. Эта «внешняя простота» многократно помогала ему выжить.

С этого момента началась его история пребывания в концентрационных лагерях — первый из списка – лагерь для военнопленных при станции Минск (скорее всего это «Масюковщина» — Stalag № 352).

Из Минска поездом в июне 1943-го отправили в г. Радом (Польша) концлагерь «Задков», где работал на аэродроме чернорабочим. За ещё одну попытку побега — в ноябре 1943-го переводят в концентрационный лагерь уже на территории Германии (название не помнит), на земляные работы. Первоначально деду Семену повезло. Он попал в рабочую команду по ремонтным работам. Их ежедневно куда-то выводили из лагеря и пленным во время ремонтных работ удавалось поживиться кое-какой едой, попадались брошенные теплые вещи, обувь, и это помогало как то держаться. Но после побега очередной группы военнопленных он попал в группу заложников. Заложников обычно казнили, но их вывезли, в марте 1944-го, в концлагерь Stalag 318/VIII F (344) в г. Ламсдорф (Ланбовица), что в Силезии (Германия, сейчас это Польша). По дороге военнопленные, «крепкие парни из Сибири», пробили пол в вагоне и через дыру по-очереди пытались убежать. Дед не успел — очередь не дошла, поезд как раз входил в поворот и охранники заметили убегающих, остановили поезд, поймали и расстреляли пытавшихся убежать, остальных отправили дальше.

В лагере «Ламсдорф» были самые тяжелые условия содержания. Дед был уже не в состоянии работать (способных держать кайло отправляли в угольные шахты), там можно было только умирать, но и здесь он выжил. Узников русского лагеря, так же как пленных британского лагеря, эвакуировали пешком в январе 1945 г. В лагере остались лишь больные, в основном из числа советских пленных. Многие из них умерли до прихода Красной Армии 17 марта.

Из учетного дела репатрианта: «... март 1945 г. - май 1945 г. — в этапе и 3 мая 1945 г. освобожден советскими войсками. После освобождения на следующий же день был зачислен в РККА в 330 СП, рядовым...». Тут тоже возникает большой пробел в описании мытарств, через которые прошел дед Семен. Ламсдорф находится на юге Германии, а 330 стрелковый полк в мае 1945-го брал город Свинемюнде, что на севере Германии. Там, кстати, при аэродроме тоже был концлагерь, из которого в феврале 1945-го на немецком самолете совершил побег летчик М. П. Девятаев и 10 его товарищей. В подтверждении этому — рассказы Деда о немецких самолетах, в которых он разбирался, и о том как их кормили соленой рыбой — это помогло ему немного поправить здоровье избежать гибели при приближении советских войск, когда немцы стали расстреливать оставшихся военнопленных. Дед, чтобы выжить, спрятался в отхожей яме, где и просидел 3 дня, дожидаясь пока не уйдут немцы. Тех кто выжил остались единицы. Он вспоминал, как на них кричал молодой советский офицер с новенькими медалями на груди «... не прошедший через разгром и окружения ...», из-за того что выжившие никуда не пошли после ухода немцев, а сидели и ждали пока не придет Красная Армия. «...а КАК можно было в той ситуации КУДА-ТО идти ?». При воспоминания об ужасах плена у деда Семёна на глазах всегда появлялись слезы.

Потом Дед проходил так называемую «фильтрацию» (проверка на возможность сотрудничества с немцами), после которой ему пришлось ещё «дослуживать» срочную службу ефрейтором в 1-м авиатехническом полку (участие в Войне в срок службы не засчитали из-за того, что попал в плен). Демобилизован 4.05.1946 и 23 июня 1946 прибыл домой — в деревню, где его все «уже похоронили». Но и после войны ему не давали спокойно жить и работать — его продолжали вызывать в с. Сажино на допросы в районное управление МГБ (из учетного дела репатрианта: «...23 июня 1949 … Каптеев Семен представляет оперативный интерес и подлежит дальнейшей проверке...»).

Родина вспомнила о своих защитниках только через 14 лет — в 1959-м деду Семёну вручили первую медаль – «ЗА ПОБЕДУ НАД ГЕРМАНИЕЙ В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ 1941-1945 гг.» Он очень радовался тому что его тоже признали участником этой Великой войны. Потом были и другие юбилейные медали. В 1985-м, в честь 40-я Великой Победы ему вручили Орден Отечественной войны 2-й степени.

Дед для меня всегда был настоящим примером жизнестойкости. Поэтому, когда возникают какие-либо жизненные проблемы, я вспоминаю своего деда Семена и мои проблемы сразу становятся «не серьёзными». Когда мне говорят что «мы плохо живем», я вспоминаю рассказы Деда о его жизни и понимаю, что слава богу, что мы не жили тогда и не знаем той жизни, и тем более не пережили страшного времени называемого «Война». Желаю Всем, чтобы никого и никогда не коснулась сия участь.

P.s. В статье использованы материалы из «Учетного дела репатрианта Каптеева Семена», информация из интернета

и самое Ценное — воспоминания моих родственников, коим Всем огромная Благодарность за память о моем деде Семёне. Он живет — пока жива память об этом удивительном человеке.