Жарким летом 9 августа 1942 года наши войска в спешке оставляли Краснодар и отходили за Кубань, в сторону предгорий Горячего Ключа. Строительство оборонительных укреплений города не успели закончить, когда немецкие моторизированные части прорвали фронт и продвигались к окраинам города. Над Краснодаром высоко в небо, закрывая солнце, поднимались клубы чёрного дыма от горящей нефтебазы. Рядом угловато топорщились на опорах искореженные останки взорванного железнодорожного моста через реку Кубань. Горел элеватор с недоставшимся врагу зерном. Город замер в тревожном ожидании.

Так сложилось, что мои родители в это время остались в Краснодаре, не успев эвакуироваться. Они видели всё своими глазами, пережили, и те события навсегда врезались в их детскую память. Их рассказы я дополнил известными фактами для передачи всей полноты картины происходящего.

Подвиг Степана Передерия

56-я армия, в состав которой входил 1195-й смешанный артиллерийский полк резерва Главного командования, в котором воевал красноармеец Степан Дмитриевич Передерий, сдерживала летнее наступление врага под Ростовом-на-Дону. В июле 1942 года армия отошла на юг, где участвовала в оборонительных сражениях под Краснодаром. По пятам наших отступающих частей двигались моторизованные части противника, пытаясь догнать, окружить и уничтожить главные силы Красной Армии. Строительство городских оборонительных укреплений так и не успели завершить. Чтобы избежать лишних потерь, было принято непростое решение об оставлении краевого центра. Но и переправить всех за Кубань тоже не успевали. Немцы стремились отрезать отходящие части, захватив Яблоновский мост и Пашковскую переправу, чтобы сходу переправиться через Кубань и разгромить отходящую армию.

Вильгельм Тике в своей книге «Марш на Кавказ. Битва за нефть 1942-1943 гг.» напишет: «Сражение за Краснодар началось утром. Искусно действовавшие в садах и городских кварталах арьергарды 56-й армии боролись за выигрыш времени. Им необходимо было обеспечить отход колонн советских войск по мостам за Кубань. Крупные склады военного имущества, продовольствия и горючего были вывезены или подожжены. Девятого августа немецкое радио объявило: «Сегодня нашими войсками был захвачен Краснодар...» Но это соответствовало правде лишь наполовину. Восточный пригород Пашковская по-прежнему стойко обороняли советские части. Через предмостное укрепление продолжали проходить на другой берег многочисленные советские колонны».

Мой отец Кантемиров Виктор Иванович вспоминал, что утром 9 августа на улице он увидел, как от северо-западной окраины в направлении центра Краснодара движутся два армейских грузовика ЗИС-5. Первая машина с военными в кузове проехала дальше, а вторая, с прицепленной к ней сзади 45-мм противотанковой пушкой остановилась на перекрёстке бывшей улицы Луговой и Казарменного переулка. Рослый и широкоплечий водитель отцепил пушку и стал выгружать из кузова снаряды. Этим красноармейцем и был 33-летний тракторист из станицы Ивановской Степан Дмитриевич Передерий. Тут же появились ещё несколько местных глазастых мальчишек и принялись помогать носить ящики со снарядами и наскоро оборудовать огневую позицию. Вместе с моим отцом были такие же 14-15-летние ребята Николай Коваль, Федор Сычев, Александр Репалов.

Вскоре послышался звук приближающейся техники. Быстро поблагодарив мальчишек за помощь, Степан строго приказал, чтобы они расходились по домам, и загнал в пушку первый снаряд. Но куда там, ребята только успели укрыться неподалёку в траншее, как грохнул выстрел. Они и не думали убегать. Из своего укрытия мальчишки не видели всю картину боя. Как писали потом в разных статьях, что там была бронемашина, мотоциклисты с пулемётами и танки. Хотя и мой отец, и Николай Коваль рассказывали про два немецких танка. Пушка била прямой наводкой, и первый же выстрел поразил немецкую технику. Артиллерист стрелял без остановки, а его «сорокопятка» могла производить до 20 выстрелов в минуту. Бронебойные снаряды сменялись осколочно-фугасными, по пехоте. В ход пошел и автомат. Немцы были ошеломлены, напоровшись на такую яростную атаку. Они не могли знать, что против них воюет всего один человек. В минуты затишья мальчишки подносили снаряды. Считается, что неравный бой шел больше трёх часов, но для мальчишек время как будто остановилось. А когда на улице появились танки, началась смертельная дуэль. Степан сумел подбить один танк, но ответными выстрелами было повреждено и его орудие. Артиллериста отбросило взрывом назад и контузило. Тогда он вскочил в машину и уже стал уезжать, когда его настиг выстрел второго танка. Отец увидел как из разбитой кабины остановившегося грузовика на землю выпал убитый артиллерист с окровавленной раной в боку. Немцы, пораженные храбростью нашего бойца, разрешили местным женщинам забрать его и похоронить. В его кармане нашли письмо жене, оставшейся в Ивановской с тремя детьми: «Маша, не волнуйся. Я жив и здоров, победа все равно будет за нами, поцелуй за меня ребятишек». На месте, где был похоронен Степан Передерий, была дощечка, на которой химическим карандашом кто-то вывел: «Здесь лежит русский солдат из Ивановки». После войны удалось установить имя героя и перезахоронить его в родной станице Ивановской.
За этот подвиг Степан Дмитриевич Передерий был награжден посмертно орденом Красного знамени.

Оккупация Краснодара

В период немецкой оккупации Краснодара мой отец и местные ребята добывали важную информацию о расположении в городе немецкой техники для краснодарского подполья. По их агентурным данным наносили авиаудары наши ночные бомбардировщики. А днём он, лёжа на крыше сарая, наблюдал многочисленные воздушные бои, происходившие в небе над городом. Тогда он мечтал стать лётчиком, чтобы отомстить фашистам, хозяйничавшим в городе. На городском стадионе «Динамо», окруженного забором из колючей проволоки, они держали наших пленных. Отец рассказывал, что проходившие по их улице немецкие солдаты с интересом разглядывали деревянные ворота их дома по улице Артиллерийской. На воротах он с помощью увеличительного стекла всё предыдущее лето выжигал крейсер «Аврора».

Моя мама, Инна Ивановна, тоже находилась в это время в Краснодаре. Дедушка ушел на фронт, а бабушка осталась в оккупированном фашистами городе одна с тремя дочерьми. Маме тогда было три года, старшей сестре Алле было одиннадцать, а младшей сестренке Эле был всего годик. В их доме поселился румынский офицер, а бабушке он «милостиво разрешил» вырыть себе с детьми землянку во дворе и жить там. Мама тогда лежала в больнице, когда кто-то из персонала предупредил бабушку, чтобы её срочно оттуда забирали. Утром к больнице подъехала «душегубка» и увезла всех больных на окраину города, где их тела сбросили в глубокий ров за Чистяковской рощей и зарыли. Под видом обычного автобуса с имитацией окон в этих «машинах смерти» выхлопные газы отравляли находящихся в закрытом кузове людей. Если бы мама осталась в больнице, не писать мне этих строк…

Оккупация продлилась девять месяцев, до тех пор, пока в город снова вошла Красная Армия. Страшную находку на окраине города обнаружили после освобождения города от фашистов. А ещё мама рассказывала, как во время войны их обокрали, похитив с вещами все продуктовые карточки. Как бабушка ходила из города пешком за 40 километров в соседние станицы и меняла оставшиеся вещи на продукты.

Отец рассказывал, как мальчишкой он собрал собственную коллекцию боевых патронов и мог по маркировке определить тип боеприпаса и страну изготовителя. Не только Германия, но и Румыния, Италия, да практически вся Европа снабжала фашистов боеприпасами. Вместе с такими же мальчишками на свой страх и риск он разбирал брошенные немцами какие-то мины с часовым механизмом. Договорились так, что если механизм вдруг запустится, то нужно успеть перебросить мину за земляную насыпь. Отчаянные игры со смертью были не просто забавой. Снятый механизм ребята сдавали часовым мастерам на запчасти, которые им чем-то платили. Пока их отцы воевали, сыновья добывали продукты для своей семьи.
В 1944 году отцу исполнилось 17 лет, и он отправился из Краснодара на Западный фронт догонять наступающие части Красной Армии, но это была уже другая история.

Воспоминания сыновей Виктора Ивановича о его ракетном кружке

В моем детстве, которое пришлось на 80-е годы, практически все мальчишки нашего двора строили ракеты. Жили мы тогда в «хрущёвке» рабочего района ЗИПа, на окраине Краснодара. Многие ребята тогда увлекались химией взрывчатых веществ именно из-за её практического применения. В ход шло всё, что хорошо горело или взрывалось. Помню, как ракеты начиняли киноплёнкой, горящей как порох. Пытались использовать для этих целей и куски отработанного карбида, который сварщики выбрасывали после работы. Изобретались различные составы на основе магния или алюминия с добавлением марганца или калийной селитры. Напильником точили магниевые части авиационных колёс. Каждый школьник мог безошибочно определить магний, приложив к металлу медную монету и на стыке попробовать языком кислинку «гальванопары». Использовали желтую серу, а вместо угля иногда применяли обычный сахар-песок. Если кому-то удавалось достать охотничий порох, то это был «праздник» для всего двора. Сегодня это может показаться ужасным, а в моём детстве всю новогоднюю пиротехнику мы изготавливали сами, и взрывалась она не хуже, чем сегодня привезённая китайская. Помню эти кульки, с заготовленными на Новый год взрывпакетами-летучками по 100-300 штук, свёрнутыми из картонных перфокарт, с примотанными «головка к головке» спичками. Летучка - это когда взрыв происходит в воздухе через 2-3 секунды, пока взрывпакет летит до земли. Да, были ожоги и травмы, даже лёгкие контузии, но только так закаляется мальчишеский характер.

Большинство наших ракет просто сгорало прямо на месте старта. Некоторые разрывало взрывом на мелкие куски, но единицам удавалось оторваться от земли и под наши восторженные крики, описав дугу, упасть в опасной близости от автомобильных гаражей. И тогда нам нужно было успеть убежать или спрятаться от мужиков, которые там постоянно что-то разбирали-собирали. Некоторым «дворовым» разработчикам ракет удалось достичь некоторых результатов, но мне и моим старшим братьям Александру и Борису повезло гораздо больше. У нас был отец, и в его кружке ракетостроения исполнялись наши детские мечты.

Когда мне было десять лет, родители взяли меня с собой на всю смену в пионерский лагерь «Дивноморск-Энергетик». Это в посёлке Дивноморск, который уютно расположен среди лесного массива недалеко от Геленджика на Черноморском побережье.
Помню, как там запах разогретой солнцем смолы от окружающих сосен смешивался с ароматами моря, как в кронах деревьев пели неугомонные цикады.
Мама работала медсестрой в санчасти лагеря, а отец, Кантемиров Виктор Иванович, руководил кружком ракетостроения. Там и мне посчастливилось изготовить свою первую «боевую» ракету, высоко взлетевшую в южное лазоревое небо.
У отца уже была отточенная многолетним опытом технология изготовления и запуска самодельных ракет на твёрдом топливе. Он не раз до этого выезжал на сезон в пионерские лагеря со своим «ракетным чемоданчиком» и обучал мальчишек основам ракетостроения.
Сначала мы собирали древесный уголь, оставшийся после большого пионерского костра, зажженного на открытии лагерной смены. Потом мы тщательно перетирали угольки в фарфоровой ступке до состояния пыли. В выверенных отцом пропорциях мы смешивали уголь, серу, селитру, добавляя в состав немного дымного пороха. Немыслимый сегодня для применения в современных реалиях состав! Мальчишки трудились в кружке отца с увлечением и азартом. Смеялись друг над другом, когда кто-нибудь случайно, перепачканными углём руками, тёр нос или трогал лицо. Ребята уже знали, что в заряде ракеты горит уголь, сера лишь замедляет горение, а селитра при нагреве дает так необходимый кислород. Засыпалась эта смесь в картонные гильзы охотничьих патронов 12-16 калибра и уплотнялась с помощью молотка и ступки соответствующей формы. Но вместо капсюля на время затрамбовки горючей смеси гильза насаживалась на конусный стержень, который образовывал внутри не только отверстие для вставки бикфордова шнура, но и будущую камеру сгорания с эффективной тягой.
Бикфордов шнур мы тоже изготавливали сами, замачивая в селитре пеньковую верёвку. После высушивания её обмазывали пастообразной смесью дымного пороха с клеем ПВА. Затем её развешивали под потолком в мастерской и долго сушили. Когда вся влага испарялась, шнур был готов.

Корпуса ракет, обтекатели и стабилизаторы мы делали из бумаги, проклеивая её силикатным клеем. На отполированную металлическую болванку, предварительно смазанную вазелином (чтобы проще было снимать с заготовки), накручивалась в несколько слоев промазанная клеем бумага. Для головных частей - обтекателей использовали болванки конической формы. Потом картонные заготовки просушивались, их снимали с болванок и обрезали всё лишнее. Хвостовые стабилизаторы тоже приклеивались к корпусу по шаблону, размеченному на 3 сектора с равными углами. Были случаи, когда мальчишки умудрялись напортачить с монтажом стабилизаторов, и тогда ракету при взлёте сильно забрасывало в сторону.
Собранная ракета состояла из корпуса со стабилизаторами и съёмного конусного обтекателя, привязанного к корпусу суровой ниткой для фиксации его после «отстрела».
На корпусах закреплялись скользящие кольца, удерживающие ракету в вертикальном положении на старте и на этапе стартового разгона при пуске. Готовые ракеты мы красили лаком с «серебрянкой» под металл, украшали красными звёздами и надписями.
Внутрь корпуса плотно вставлялся снаряженный «твердотельный» ракетный двигатель, над ним был засыпан вспомогательный заряд чистого пороха, далее шел пыж и свернутый шелковый парашют. В многоступенчатых ракетах, для отделения использованной ступени, также использовался небольшой заряд пороха, который отстреливал первую ступень и поджигал вторую.
Принцип работы «спасательной системы» ракеты был гениально прост. Когда ракетное топливо выгорало до конца, то взрывался пороховой заряд над ним, который пыжом выталкивал парашют, тот сбрасывал обтекатель и вылетал наружу. При успешном отстреле головной части ракета с привязанным обтекателем спускалась на парашютике. Но, если что-то шло не так, то она падала обтекателем вниз, сминая его в «гармошку».
Сама стартовая площадка представляла собой длинный штырь диаметром до 8 мм, воткнутый в землю. В зависимости от размера ракеты его длина была от 1 до 2,5 метров. При пуске ракеты стартовая площадка обеспечивала вертикальное направление полета на этапе разгона, а после схода ракеты со стартовой площадки – штыря, прямолинейное движение обеспечивалось аэродинамическими стабилизаторами.

Сколько было стартов, столько было и восторженных, захватывающих дух эмоций. Почти все торжественные линейки и праздничные мероприятия сопровождались массовыми запусками ракет. Из трёх ракет при одновременном старте хотя бы одна точно отрабатывала всю «программу полёта». Но и неудачные старты поднимали всем настроение и были поводом для шуток.
Помню, как нашему кружку поручили салютовать ракетами на празднике «День Нептуна». Но галечный пляж там очень узкий, а народа на нём будет много. Вот и было решено для безопасности запускать ракеты с бетонного волнореза, уходящего в море. Для этого укороченные стартовые пруты мы вбили в обрезки найденных досок. Идея была неплохая, но… При запуске некоторые «стартовые площадки» взлетающими ракетами были опрокинуты, и ракеты полетели в разные стороны. Одна ракета упала к подножию «трона Нептуна», другая полетела к зрителям, которые с визгами и криками разбегались в стороны. А ракета, подымив своим зарядом, напоследок ещё и стрельнула, выбрасывая свой спасательный парашют. Всем, кроме моего отца, было весело, но он-то осознавал весь «масштаб бедствия». К счастью тогда никто не пострадал, а отец отделался устным выговором от начальника лагеря, сын которого вместе с нами тоже мастерил ракеты.
К этому времени через отцовский кружок ракетостроения в своё время также прошли и оба моих старших брата, выезжая с родителями в пионерские лагеря на Черноморском побережье Анапы. Старший из нас, Борис, с теплотой вспоминает о том времени, когда они жили в станице Динской Краснодарского края, отец работал в школе и вёл несколько кружков, в которых он так любил мастерить.

Уроки мастерства

Хорошо помню события, предшествующие первому полету Гагарина 12 апреля 1961 года, первый полет искусственного спутника Земли и полет с собачками на борту Белкой и Стрелкой. И дело, конечно, не в пропаганде и информационной кампании, это была Наша Победа, это делало нас ВЫШЕ, БОЛЬШЕ и ЛУЧШЕ, чем те, которые были на Западе, причем всех нас. Мы тогда ощущали себя частью народа более, чем нынешнее поколение. Эти события повышали оценку нашего национального самосознания. И это я ощущал уже тогда. Тогда все бредили космосом.
Это состояние общества наложило свой отпечаток и на сферу народного образования. В школах и без того, в отличие от современных веяний, велась огромная кружковая внеклассная работа. Детвора с удовольствием тянулась в спорт, в музыку, в разного рода кружки технического свойства.
Отец в этот период преподавал физику, астрономию и математику в школе №3, что ближе к центру станицы Динской. Мать, Маргарита Андреевна, преподавала в этой же школе историю, русский язык и литературу. А «кружковая» работа для учителей школы была составной частью их преподавательской и воспитательной функции. Хотя тарифицировалась по меньшей ставке.
Отец получил нагрузку по ведению сразу нескольких кружков: ракетного, авиамодельного и судомодельного. Я, под статусом сына учителя, уже с 1-го класса часто бывал у него на занятиях. Пользовался покровительством участников, мне давали инструменты, разрешали строгать, клеить, резать, в общем – творить.
Кружки проводились не в школе, а в старом помещении Дома культуры. Помещение было тесное, здание старое, хотя, по станичным меркам, большое. В его правой части размещался кинозал, а в левой части – две или три комнаты, использующиеся как мастерские. По периметру стояли деревянные шкафы для инструментов, некоторые были с остеклением. В них были выставлены модели кораблей: парусники, военные, подводные лодки. Уже тогда поражало качество их изготовления, деталировка, правдоподобность.
Мне больше всего нравились парусные корабли. Впоследствии я строил их модели, а первые корпуса выстрогал ножичком уже тогда.
В мастерских были большие окна, было светло, пахло клеем, эфиром и еще чем-то, трогающим душу любого мальчишки, мечты которого витают в небе, в море или космосе.
Возраст «кружковцев», по моим воспоминаниям, был от 4-го по 8-й класс школы. После 8-го класса ребята занимались уже более серьезными делами, например курсами вождения, учились на трактористов и комбайнеров. Взрослели рано. Еще существовало 8-летнее образование. Но этот опыт оставлял свой след на личностях пацанов, поднимая их общую культуру, знание истории, техники, конструирования, воспитывая усидчивость, а главное – отнимало их у «улицы».
Посреди комнаты стояли большие рабочие столы, изрезанные и исчерченные инструментом, перепачканные клеем и красками. Была и пара столярных верстаков.
Под потолком были подвешены разные модели самолетов: планеры, резиномоторные, управляемые, на кордовом (тросовом) управлении, с различными двигателями. Были уже завершенные и находящиеся в разной степени готовности.
И ракеты…! Они были красиво раскрашены: бронза, серебро, цветные краски, надписи и символы, свойственные той социалистической эпохе.
И всему этому ребят учил Виктор Иванович. Откуда у него взялись эти навыки, мне неизвестно, но он пользовался у ребят большим авторитетом. Он вообще владел широкими знаниями и навыками, позволявшими, например, строить дом, ремонтировать все и вся, начиная от радиоприемника и заканчивая мебелью. Эти качества вообще были свойственны людям того поколения. От их наличия зависело выживание, благополучие и жизненный успех.
Чертежи и руководства по моделированию тогда издавались, были доступны для пользования и распространялись через подписку в Союзпечати. К пособиям прилагались «выкройки» к моделям. Каким образом и из каких средств обеспечивалась работа кружков школами, Домами культуры и творчества, конечно, я тогда не мог интересоваться. Но все необходимое было. Были клей, краски, растворители, специальная бумага, дерево, бамбуковая щепа и даже патроны и порох. Этим занимался отец, у него в станице были знакомые из числа рыбаков и охотников.
К самым запоминающимся событиям относились дни, когда испытывались модели планеров, самолетов и когда производились пуски ракет. Рядом с Домом культуры располагался станичный базар с парой лавок и несколькими торговыми деревянными рядами-навесами. А за ним был большой пустырь. Народу собиралось много.
Планеры пускались «с руки», сколько хватит сил. Но надо было соразмерить толчок, чтобы во время пуска плоскости крыльев не отвалились. Летели они настолько далеко, насколько качественно была рассчитана аэродинамика и насколько позволял ветер. Крылья и хвостовое оперение были хлипкими, полупрозрачными, насквозь были видны лонжероны и нервюры – элементы продольного и поперечного набора. Вместо фюзеляжа – тонкая деревянная планка, а вместо кабины – фанерная пластина округлой формы для противовеса к центру тяжести.
Резиномоторные модели представляли собой те же планеры, в конструкции которых был включен привод из жгута так называемой авиационной резины белого цвета и круглого сечения с авиационным винтом - деревянным пропеллером. Пропеллер - самый сложный элемент, изготовляемый вручную по чертежам, с особой тщательностью. Он полировался, балансировался по весу и лакировался.
Перед запуском модели резиновый жгут скручивался вручную, пальцами, или посредством ручной дрели, присоединенной к оси пропеллера. Электродрели тогда были огромной редкостью и ценностью. После «накрутки» привода пропеллер отпускался, резина начинала раскручиваться, вращать пропеллер и модель начинала полет. Длился он, пока не закончится «натяг» резинового привода и планирование от инерции разгона.
Продольный и поперечный набор моделей планеров изготовлялся из бамбуковой щепы с фиксированием изгибов и прогреванием щепы над спиртовой горелкой. Потом детали соединялись нитками, фиксировались в нужном положении и пропитывались костным клеем. Костный клей, хранящийся в плитках коричневого цвета, толщиной в полсантиметра, измельчался и размягчался до жидкого состояния на паровой бане. При этом он жутко вонял. Но после высыхания хорошо держал конструкцию. Конструкция несколько дней сохла до нового собрания кружка. Потом она обклеивалась листами папиросной бумаги, пропитанной казеиновым клеем или клейстером из муки, и снова длительно высушивалась на подвеске под потолком. После сушки бумага натягивалась на каркасе как барабан, и конструкция становилась крылом.
Старшие школьники, прошедшие этап планера и «резинки», конструировали кордовые управляемые модели, с настоящими авиационными микромоторами. Они были несовершенными, плохо пускались, особенно на ветру, когда эфир, используемый для начального пуска, быстро улетучивался. Большой проблемой было достать авиационный бензин. Но отец организовывал дело так, что все это было в распоряжении ребят. Но в конце концов эти полеты были очень эффектными. Моделисты были на вершине счастья.
Строительство действующих моделей ракет, а они все были действующими и, мало того, запускались в небо по несколько раз, начиналось с цилиндрического корпуса. Ракеты были разные, как по размеру, так и по конструкции: одноступенчатые и многоступенчатые, толстые и тонкие, для начинающих моделистов попроще и для опытных – посложнее.
Главное событие – испытания моделей и пуски ракет. Детворы много, и нужно было обеспечить контроль за всем происходящим. Но меры безопасности мне были в те годы безразличны, этого я не замечал. Тем не менее я не слышал о каких бы то ни было травмах или ЧП.
Ракеты поочередно, а иногда и по несколько штук, устанавливались на стартах, вставлялись бикфордовы шнуры, все отходили на несколько метров, и шнуры поджигались. Это были трепетные моменты, когда огонь и дым бежали по полю к ракете, зажигался двигатель и ракета взлетала. Маленькие модели – быстро, крупные помедленнее и более эффектно. Как высоко, не знаю, но в небе они были почти не различимы. Только когда раскрывался парашют, они становились заметными. А потом их несло по ветру, и все толпой мчались их подбирать. Иногда относило довольно далеко, иногда они опускались во дворы станичников. Тогда их просили пустить во двор и снять с дерева или с курятника.
Впоследствии, на крупных моделях, в головных частях в специальных контейнерах стали размещать пассажиров – лягушат. Это вызывало особый интерес и рождало, наверное, юношеские фантазии. Тогда полет в космос уже становился реальной мечтой. Удивительно, но «жертв» среди «космонавтов» не было!
Отец с большой теплотой относился к этому виду учительской деятельности, и ребята платили ему взаимностью. Это ощущалось мною во время занятий кружков, на которых я иногда присутствовал. Мне всегда очень нравилось что-то строгать, пилить, резать, рисовать, систематизировать, в общем, что-то делать. И этот период жизни запомнился в деталях именно по этим моментам. По крайней мере, лучше, чем просто учеба в школе или в «музыкалке». Просто это было приключением.