История участия моей семьи в Великой Победе очень простая, но типичная и для меня самая грустная. Настолько грустная, что начинаешь понимать, что самое ценное - жизнь и как ужасно, когда по чьей-то злой воле или из-за амбиций некто решает за тебя как распорядиться твоей судьбой и жизнью.

Семья по отцу из Сталинграда. У деда и бабушки было 4 детей: три сына и одна дочь. Старшему, когда началась война, было 10, младший родился за 3 мес. до Сталинградской битвы. До осени 1942 дед провоевал пожарником в Сталинграде. На их пожарную часть в полном составе наложили бронь от призыва на фронт, потому что надо было тушить пожары на тракторном заводе, который выпускал технику для фронта и пожары в городе. Покидать пожарную часть но не мог, и даже будучи в одном городе, не мог видеться с семьей.

С начала боев и бомбежек Сталинграда до осени 1942, бабушка с детьми и с другими гражданскими прятались от бомбежек и обстрелов по подвалам домов. Мало рассказывают о доле гражданского населения в той мясорубке. Отцу было 8 лет, и он многое помнил и рассказывал нам о том как домА и улицы его родного Сталинграда переходили из рук в руки, то к нашим, то к фашистам.

Войска получали питание и припасы, а гражданских, как бы не было вовсе; не до них было нашему командованию в то тяжелое время.

Он рассказывал, как он со старшим братом, которому было 9 и соседями по подвалу ночами, или в перерывах между обстрелами и бомбежкой, выбирались из подвала, чтоб достать воды для матери и сестры, или, если повезет, найти убитую лошадь и оторвать мяса от павшей лошади; как мать при бомбежке всех детей собирала головами в кучу, чтоб погибнуть всем сразу; как орал голодный брат, которого нечем было кормить, так как от голода молоко у бабушки пропало, чем мог привлечь немцев, и соседи готовы были удавить его; что авиабомба при попадании в дом, прошивала его насквозь и взрывалась в подвале, где прятались люди, снаружи еще хуже - попадешь под обстрел.

Осенью 42 семье удалось эвакуироваться на большую землю, так как деда по ранению отправили на Урал вместе с эвакуированным тракторным заводом. В эвакуации жизнь в землянках, бараках со вшами, голод, вокруг лагеря военнопленных, строительство завода. Дед поправился от контузии и дожил до Победы. Он еще долгое время потом работал в пожарной части и вырастил с бабушкой всех детей, дождался внуков и умер в 80 лет. Вечная ему память! Биография простая, типичная, но для меня бесценна.

Семья по матери из Башкирии. Дед, был грамотей, он преподавал в школе и обожал бабушку, таскал воду, не давал ей тяжелой работы и писал стихи. В 1941 ему было 22 года, а маме исполнилось 3 месяца, когда в 1941 он ушел на фронт с первым призывом. Вскоре письма от деда перестали приходить. Бабушка и другие женщины, работали на лесосплаве, и летом и зимой, в воде. Это уже помню я по ее рассказам. И все эти тяготы она рассказывала так обыденно, спокойно, как зимой женщинам приходилось сбивать и отправлять плоты для нужд страны.  Многие умирали от непосильной работы. Жили голодно и трудно.

В апреле 1945 ей пришла похоронка, что рядовой Кадыров Барый Фазулович, проявив геройство и мужество погиб 24 марта 1942 года, в 1 км юго-западнее деревни Кондуя, Киришинского района, Ленинградской области. Вот так обыденно и просто. Так жили миллионы. Простой солдат, на чьих плечах лежала вся тяжесть войны.

Много позже мне удалось раскопать подробности той военной поры, кем был дед, где и под чьим командованием находился, свидетельства очевидцев.

Мне удалось найти и эту чёртову деревню Кондуя, которой уже нет и братскую могилу в д. Посадников Остров, где на участке 10х10 покоятся 3750 солдат и офицеров и имя деда на стеле г. Кириши.

Самое главное мне удалось свозить туда мою маму, которая впервые встретилась с отцом через 60 лет.

Теперь при каждой возможности я езжу в село Посадников Остров навестить деда. Дед был телефонистом штаба 442-й корпусного артиллерийского полка большой мощности, 52-ой армии Волховского фронта, который участвовал в деблокировании Питера. 52-ая находилась внутри Любанского выступа, где почти не имелось дорог для снабжения войск, сам выступ находился в густо заболоченной лесной местности. Снабжение войск внутри выступа и управление ими были сильно затруднены. Особенно весной, как раз когда погиб дед: таяние снегов и ледяного покрова на болотах сделали практически непригодными всякое движение колесной и гужевой техники. В апреле это было крошево ледяной воды и грязи. Все грузы приходилось переносить только на руках. Резко снизилось и ранее неудовлетворительное снабжение войск боеприпасами, обмундированием по сезону и продовольствием. Над частями внутри Любанского выступа нависла угроза окружения и гибели, бойцам выдавали по 50-80 граммов сухарей в день, зачастую не выдавали ничего. Бойцы откапывали и ели туши погибших лошадей, отваривали в кипятке кожаные предметы обмундирования и упряжи. С апреля месяца отмечались факты смерти бойцов от дистрофии.

Из записок младшего врача полка В. М. Золотухина «Продовольственный запас — несколько жалких кляч, которых вели с собой для убоя в наиболее критический момент. Люди держались на коре, берёзовом соке и… энтузиазме. По лесной просеке ещё могли, с помощью тягачей, проехать автомашины, но тяжёлые орудия дорога не выдерживала. Их подцепляли тремя-четырьмя, а то и шестью тракторами и протаскивали вперёд метр за метром. Колёса погружались в болотную хлябь, орудия садились на станины. Вдоль просеки срубили все деревья, чтобы с помощью рычагов извлечь орудия из болота. Все — от солдата до командира полка — включились в этот адский труд. Люди вязли в болотной жиже выше колен, были заляпаны грязью с головы до ног, но отрывались от работы лишь на какие-нибудь 10-15 мин, чтобы погреться у костра да выпить кипятку.» 

Место захоронения: Ленинградская обл., Киришский р-н, с.п. Кусинское, д. Посадников Остров, братская могила.

Я приехал на место гибели деда аккурат весной за месяц до его гибели в апреле, перед праздником 9 мая и своими глазами увидел, как выглядят ранней весной те места. Рыдал в голос, понимая, какие страдания выпали нашим солдатам в ту войну.

В истории жизни моей семьи, как в капле отражается жизнь мой страны в те далекие годы, и понимаешь бесценность человеческой жизни и бессмысленность ее потери из-за амбиций двух моральных уродов от коммунизма и социал-национализма,  и кучки инспираторов, ввергших мир в пожар войны.

Да, я понимаю, что «спасибо деду за победу, и можем повторить, и кто с мечом к нам придет и т.д.» Но лучше плохой мир, чем хорошая патриотическая война. Все, что у меня осталось от деда, это безграничное уважение и любовь, одно единственное фото, его похоронка и моя жизнь.