Моя бабушка, Игуменова Евдокия Куприяновна, войну встретила юной девушкой…. Моей молоденькой маме казалось, что каждая бомба летит в нее. И воет, воет страшно.  В Воронеже маму в Москву не пустили. Столица на военном положении. Нужна прописка, а ее нет. Вот тут моя юная отважная мама расплакалась. Есть от чего плакать: осталась совсем одна, сестра и брат уехали  в Москву.

«-  Боже мой что делать? Как быть? Я здесь никого не знаю. Где жить?

24-ого июля Евдокии еще только исполнится 17 лет, а пережито уже много. Пожалуй слишком много для неполных 17-ти лет. Ей впору растеряться, но девушка подумала о маме и маленьком брате, оставшихся дома:

• Там, наверно, уже немцы. Вот где страшно. А папка воюет. Жив ли? Да что я нюни распустила? Ничего я не одна! В Сибири живет мамина сестра, тетя Шура. Письмо! Письмо напишу в Сибирь, тете Шуре. К ней поеду!

           Она еще не знала, какой голод ей придется пережить во время скитаний по товарным поездам, прежде чем доберется до Сибири.»

           Когда моя бесстрашная мама приехала в село Красный Яр (Сейчас это Ижморский район Кемеровской области), она была похожа на веточку. В семье тети Шуры было трое сыновей. Семья, как семья, обыкновенная деревенская семья. В хозяйстве была корова, вот только молоко все отдавали фронту. Обязательно принудительно. А так называемый обрат оставался вместо молока семье. Кружку настоящего молока тайком несли моей маме, 17-летней девчонке, чудом уцелевшей в военной неразберихе. От пережитого начались головные боли. Лишь через несколько месяцев она пришла в себя. Забота и любовь родных, веселый нрав братьев выходили мою маму.

         «После выздоровления Евдокию пригласили в сельсовет. Разговор состоялся серьезный, ее направили работать в школу.

• Да я же не смогу! Какая из меня учительница?
• Учителей нет. Все на фронте. Вы грамотный человек, вам страна доверяет детей.

           Евдокия работала в начальных классах днем, во вторую смену – в старших классах, вечером – в вечерней школе. Вела все предметы. Работала много. Считала, что так надо – война. Это ее вклад в Победу. После работы не могла даже ложку поднести ко рту от усталости. А к ней шли за помощью взрослые.

• Сестренка, к тебе какие-то женщины пришли! Отправь их назад, ты же еле стоишь! Нужны им твои задачки, пусть лучше за хозяйством смотрят!
• Стране нужны грамотные люди! – строго сказала Евдокия.

          В ее юные педагогические руки попали все три брата.  Спрашивала по всей строгости.

          Виктор увлекся тренировками, хотел стать сильным и сбежать на фронт. Не отходил от самодельной перекладины: подтягивался и подтягивался. Евдокия раз прошла мимо, два…

• Витюш, у тебя все сделано?
• Все, сестренка, все. Не мешай!
• Витюш, а…
• Сказано, не мешай!

          На следующий день на уроке географии Виктор скучающим взглядом обводил стены класса. Он не поверил своим ушам, когда учительница, невысокая худенькая девчонка, вызвала его к доске и поставила «2» за невыполненное домашнее задание. Дома он принципиально не разговаривал с сестрой, пока мать, заметив необычное поведение сына, не узнала , в чем дело и не взялась за хворостину.

         Через год Евдокию перевели в Калтан. Она должна была работать с ленинградскими детьми. Блокадными детьми…»

          Сейчас в Калтанском детском доме есть музей. Память о каждом учителе, работавшем с блокадными детьми, сохранилась. Я помню, как трепетно мама относилась к письмам, которые приходили ей из Калтана. На фотографии с блокадными ребятишками с обратной стороны есть надпись: «Дни, слишком памятные для меня».

         «Пережившая ужас первых месяцев войны, Евдокия преклонялась перед каждым ребенком, выжившим во время блокады Ленинграда. Она неустанно повторяла отчаявшимся учителям:

• Их надо любить. Только любовь их отогреет.

           Душа Евдокии каждый раз плакала, когда она глядела на ничего не выражающие глаза детей. Они не слышали учителя, не писали. Евдокия знала, в чем дело: рядом не было их мамы. Мамы не было… Ее мама была далеко, но она была, а их мамы не было. И какое дело этим детям, что говорит учитель. И предмет, который называется ручкой, им не нужен, когда нет мамы. Евдокия брала их за руки-веточки и говорила, говорила ласково и нежно.  Водила их в лес, рассказывала о деревьях, цветах и травах, а попутно считала, решала задачи, рассказывала, как правильно писать слова. Около детского дома устроили огород. Она сажала, полола, поливала и все учила и учила. Постепенно детки оттаяли, в глазах появилась жизнь, они стали разговаривать, улыбаться. Вот так любовь и забота вернули ленинградских ребятишек к жизни.

           Все время молоденькой учительницы было занято, но о другой профессии она и не думала. Евдокия училась экстерном и стала учителем начальных классов. Подарком судьбы было счастливое замужество и приезд мамы. О том, чтобы Евдокии вернуться на родную Смоленщину не было и речи, она не могла бросить блокадных ребятишек. Но уехать от них все же пришлось. Став женой, она повсюду следовала за мужем, он был прокурором.

Жили и в Троицком районе, и в Кемерово, и в Магаданской области, потом опять в Кемеровской области, в городе Прокопьевске. Вся жизнь была посвящена семье и школе. Евдокия была первой учительницей своей дочери.

• Мама, почему букву  «А» я пишу неправильно?
• Во-первых, в школе ты должна называть меня по имени, а хвостик у буквы «А» пишется справа…
• А во-вторых, хвостик слева – это красиво, а по имени я называть тебя не буду и все…

            В 1963 году Игуменовой Евдокии Куприяновне Президиум Верховного Совета РСФСР указом от 3-его декабря присвоил почетное звание Заслуженного учителя школы РСФСР. Дочь, автор этих строк, тоже стала учительницей. Так же, как и мама, всю жизнь посвятила профессии учителя, уже 36 лет учит детей русскому языку, учит любить этот мир. Учит не только умом, но и сердцем, как говорила ей мама: «Только любовь, только любовь и забота согреет детские сердца».