Кавалер ордена Александра Невского
В сороковые годы в Эвенкии начало развиваться клеточное звероводство. Аркадий Александрович Худяков прибыл в Туру в 1948, чтобы возглавить первую в Илимпийском районе звероферму серебристо-черных лисиц, в Юкте. Гостиницы тогда в окружном центре не было, и некоторое время он жил у нас (мой отец, Антон Иванович Дедюхин, был тогда директором заготконторы). Молодой, голубоглазый, среднего роста и в военной форме, Худяков запомнился тем, что оказался интересным рассказчиком, играл на гитаре.
Потом они вместе с отцом на катере уехали в Юкту, где были построены два первых жилых дома, ледник, клетки для зверьков.
Худяков в Эвенкии оказался не случайно – его еще до войны привлекал северный таежный край, но судьба распорядилась по-своему. После окончания пушномехового товароведческого техникума в городе Можга Удмуртской республики, он в 1936 году был призван в армию, окончил полковую школу пограничников, служил командиром отделения на советско-румынской границе. Позже закончил Киевское пограничное училище, был назначен начальником той же заставы, где служил раньше.
На границе ощущалось напряжение. Появлялись перебежчики, предупреждающие о скором нападении Германии на СССР. Да и сами пограничники вблизи границы замечали скопление неприятельских войск. «Может, у них ожидаются маневры, ведь с Германией у нас мирный договор,» – успокаивали себя пограничники. В ночь на 22 июня на участке заставы Худякова кто-то перерезал линии связи. В предрассветном небе послышался нарастающий гул множества самолетов, на большой высоте направляющихся на восток. Заставу Худякова из-за отсутствия шоссейных дорог немецкие войска обошли, и пограничники таким образом остались во вражеском тылу. Поэтому приняли решение отходить к железнодорожной станции, чтобы пробиться к Бресту.
Пограничники грузились в вагоны, когда началась бомбежка. Уцелевшие бойцы отошли от горящей станции заняли оборону, предварительно взорвав склады с горючим, продовольствием. «До сих пор, – вспоминал Аркадий Александрович, – у меня перед глазами толпы беженцев: старики, женщины, дети – со своим скарбом, колонна пионеров, которых поливали свинцом немецкие летчики. В небе ни одного нашего самолета, на земле – ни единой нашей воинской части». Пограничники были одни до тех пор, пока не соединились с формирующейся дивизией под Минском. Здесь Худякова назначили командиром взвода, отсюда начался его путь на восток, до Москвы, и обратно – на запад.
… В сорок восьмом, когда с проводниками, Ильей Чапогиром и Петром Монго, Аркадий учугом добрался до озера Моро (так назывались озера, укрытые в тайге), он был потрясен – в заводях множество уток, на середине – осторожные гуси, лебеди. «Вот это действительно край непуганых птиц», – радовался бывший пограничник. Присмотревшись, он заметил, что поверхность воды словно закипает. Погода же была безветренная. «Рыбы здесь полно, – заметил проводник, на вопросительный взгляд Худякова. – Хватает и ондатр». Место это называлось Юкта, в переводе – родник. Худяков стал первым директором Юктинской зверофермы, ставшей питомником для организованных позднее ферм в Кислокане, Эконде, Усть-Илимпии.
В душе рыбак и охотник, Аркадий до войны охотился на уток – стрелял влет без промаха. И на этот раз утка, резко затормозив, камнем упала в конец заводи. Не спеша дошел, поднял добычу, выпрямился, и вдруг вокруг все потемнело. «Что со мной?» – подумал он, присев на валежину. Поднес ладонь к глазам – не видно. Неужели через столько лет война откликнулась…
Тогда на берегу Днепра немецкие самолеты буквально засыпали бомбами позиции нашей пехоты. Клубы дыма, пыли, визг осколков, грохот взрывов слились с ревом пикирующих бомбардировщиков. Близкий взрыв потряс землю, ударило в лицо, и Аркадий потерял сознание. Очнулся, сквозь пелену узнал солдата своего взвода, пытавшегося привести в чувство командира. Постепенно зрение восстановилось.
И вот снова… Посидел Аркадий какое-то время, и все вокруг снова посветлело, стало видимым. «Вроде пронесло, – повеселел он, – пора домой».
Осенью сорок первого его дивизия пополнилась в Москве. От его взвода остались единицы. Тогда Аркадий был награжден орденом Красной Звезды за уничтожение вражеского эскадрона под Смоленском. А ведь в первые месяцы войны награждали редко, было не до этого – немцы угрожали столице. После разгрома вражеских дивизий под Москвой, убедившись в своих силах, наши солдаты рвались на запад – поскорее освободить свою землю от фашистской нечисти. Среди наступающих был и Худяков.. В победном сорок пятом он – капитан особого стрелкового батальона, за штурм Кенигсберга был награжден орденом Александра Невского. Этого полководческого ордена удостаиваются командиры воинских подразделений, разгромившие с малыи потерями превосходящие силы противника. «Только захваченно в плен нашим батальоном было несколько сотен вражеских солдат,» – вспоминал Аркадий Александрович. В Эвенкии был он единственным среди фронтовиков кавалером этого ордена. Ему еще в сорок шестом пришлось ликвидировать мелкие группы противника в литовских лесах.
Десять лет было отдано защите Родины, из которых четыре – на передовой. Мало, кто прошел военными дорогами от начала до конца, к кому судьба была так милосердна. Он уцелел, но в пятидесятом контузия дала знать о себе – Аркадий начал слепнуть.
Операция, проведенная в Москве учениками известного в те годы одесского хирурга-офтальмолога Филатова, потом еще одна – частично вернули ему зрение. Он видел отчетливо только то, что было в центре фокуса глаз, все остальное сливалось в неразличимую мешанину. Но только близкие знали о его инвалидности первой группы – Аркадий всегда был бодр и деятелен, по-военному собран, аккуратен, дисциплинирован. К этому времени Худяков был предсеателем Тунгусско-Чунского рыбкоопа, директором коопромхоза. В те годы в Оскобе была звероферма серебристо-черных лисиц (первая в округе), относящаяся к коопромхозу. Здесь он бывал часто, помогал звероводам в их работе, а специалистом Аркадий был высшего класса. Нередко выступал на страницах окружной газеты с пропагандой передового опыта в пушном промысле, клеточном звероводстве.
Ванаварцы запомнили его не только способным организатором производства, но заядлым рыбаком. Уже будучи совсем слепым он с женой Екатериной Ивановной выезжал на «Казанке» (за рулем – она) на свое излюбленное место на Тунгуске и ловил хариусов. Обычно более добычливым был Аркадий, как ему это удавалось – осталось его секретом. И его участие в поселковой художественной самодеятельности вызывало восхищение – он играл на баяне, гитаре, пел. Добрый, внимательный к людям, он многим помогал трудоустроиться, но не терпел пьянства, расхлябанности, лени. Всегда опрятно был одет и даже в сорокоградусные морозы шапку носил молодцевато, с завернутыми наверх «ушами». Стать, выправка выдавали в нем военного. Конечно, ему, фронтовому офицеру, было что вспомнить, рассказать школьникам, с которыми он охотно встречался.
У него было немало друзей. Первый секретарь окружкома партии Василий Николаевич Увачан, бывая в Ванаваре, непременно встречался с Худяковым – они с давних лет были в приятельских отношениях, нередко вместе посещали поселки района, оленеводческие бригады, подолгу беседовали с оленеводами, рыбаками.
Последнюю операцию на глазах Аркадию сделали в восьмидесятых – он был бесконечно рад снова видеть восходы и закаты солнца, милые сердцу пейзажи и людей. Но вскоре зрение ушло навсегда. Однако Аркадий не казался слепым – свободно ориентировался на улицах поселка, дома сам мог накрыть для друзей стол. Даже овощи он выращивал сам, а у многих ванаварцев до сих пор растет и плодоносит смородина, взятая еще саженцами из огорода Худякова. А как не вспомнить «аркадьевку» – особый квас, изготовлявшийся рыбкоопом, по его рецепту, когда Аркадий Александрович был его руководителем.
В последний раз я навестил Худякова в Красноярске, где у него была кооперативная квартира. Его постоянно навещали другие ванаварцы, туринцы. Потом он уехал к дочери в Казань, где и скончался. Но добрая память о нем в Эвенкии, и особенно в Ванаваре, живет до сих пор.