Было так, что шли под проливным дождем. Идем, нитки сухой на нас нет. А вдоль колонны бежит почтальон, разносит письма. У него-то они в непромокаемой сумке, сухие. Кричит, что и мне есть письмо. Взял я его. Только успел прочесть, что от моего лучешего друга Васи Головина. А перед этим сестра писала мне, что Вася пропал без вести. Я так обрадовался этому письму! Куда только не прятал его - все у меня было мокрое. А дождь так и не прекращался. Письмо было написано химическим карандашом, все расплылось, даже адрес. Так я и не смог его прочесть.

Как-то раз меня, командира стрелкового отделения, с двумя бойцами направили с передовой в распоряжение начальника штаба.
Там я получил задание. Нам была вручена ракетница и 60 ракет для того, чтобы мы показывали советским самолетам линию наступления наших частей, перед которыми находились отступающие войска противника.
Мы шли по наезженой проселочной дороге, которая вела через небольшой лесок. На подходе к нему нас обогнали три советских танка. Два из них ушли далеко за лес, а один по какой-то причине остановился на лесной поляне. Мы подошли к танку, на нем сидело несколько пехотинцев, решивших подъехать на танке на передовую.
Забегая на перед, скажу: мы попали в засаду. В лесочке находились около сотни незамеченных нами немцев и замаскированное самоходное орудие "Фердинанд". Видимо, когда наша передовая быстро продвигалась, то не все прочесала в этом леске.
И мы оказались окружены со всех сторон. Было нас не более десяти человек.
Неожиданно раздался первый выстрел "Фердинанда" по нашему танку. От неожиданности все, кто был на танке, разбежались, кто куда. Мы втроем вскочили в ячейку, где недавно стоял немецкий миномет. Над нашими головами просвистели первые автоматные очереди. Положение стало критическим.
Следующим снарядом "Фердинанд" ударил по танку как бы рикошетом. Нас обсыпало множество осколков. Осколки впились мне в шею, лицо, предплечье, было такое ощущение, будто кто-то с огромной силой ударил меня в правое ухо. Эту контузию я ощущаю и по сей день, буд-то это пройзошло вчера, а не более полувека назад.
Из нас троих я сидел ближе всех к танку. Меня спасла стенка окопа. А мои товарищи оказались более открытыми. Одного из моих товарищей ранило, а второй погиб.
Я сижу, напрягаясь из последних сил, сжимаю свой ППШ. Вдруг что-то как бы заставило резко обернуться назад. Вижу - бежит к нашей ячейке немец с гранатой и намеревается подбросить ее нам. Если бы я захотел повернуть свой автомат в его сторону, то не успел бы этого сделать.
Выручило меня сильное мое возбуждение. Когда повернул голову назад, одновременно мой палец, лежавший на спусковом крючке, сам собой дал очередь неизвестно куда. Бежавший немец тоже не разобрался, куда стреляет автомат, резко повернулся в другую сторону. Только тогда я дал очередь вдогонку ему в спину. Лицо того немца с какой-то злорадной усмешкой я помнил долгие годы.
Вместе с тяжело раненым товарищем мы перебрались под танк. Фашисты били по гусеницам танка целый день. Под танком нас было шестеро, но нам не было тесно. У нас был автомат с двумя заряженными дисками, смоленая пачка с 800 патроанами, пистолет, саперная лопатка и ракетница с 60 ракетами. Ма нагребли на гусеницы танка песок и таким образом превратили танк в своеобразную крепость.
Спасение пришло неожиданно вечером.Дорогой, которой мы шли, двигался на передовую артполк. Немцы заволновались, умолкли и их автоматные очереди. К нам подъехали артиллеристы и рассказали, что они развернули две 76-миллиметровые пушки и подбили уходящий "Фердинанд", а немцы рассеялись в наступающей темноте.
Нас отвезли в санпункт, а оттуда направили в госпиталь, где я пробыл 2 месяца и 5 дней.
Мы с танкистами расстались и даже не поблагодарили друг друга за взаимную выручку. Сейчас это звучит как-то странно, а тогда это было обычным. Черновая работа на войне. И дальше, до самой Победы, было не мало подобных эпизодов, казалось, так и должно быть.
Только сейчас, вспоминая ужасы войны, мы оцениваем и великое фронтовое братство. За все благодарим мертвых и живых...