Гребенников Пётр Семёнович (1928 - 2010)

Мое поколение. Мальчишки военных лет. Мы, как и взрослые, прошли через многие испытания и трудности той суровой поры. Вот поэтому, наверно, так рано стал я терять своих друзей - ровесников. A сейчас под этим печальным списком пришлось подвести последнюю черту. Воспоминания o войне живы и остры, и не властно над ними время.

1941 год, мне тринадцать. Отца сразу мобилизовали. Мать призвали на трудовой фронт, женщины в районе станции Химки рыли окопы, противотанковые рвы, устанавливали заграждение «ежи». По ночам мы дежурили на крышах домов, сбрасывали c них немецкие зажигательные бомбы (размером c молочную бутылку) или опускали их в баки c водой или песком. Началась массовая эвакуация из Москвы.

Вместе c маленькой сестрой я уехал в деревню, в Орловскую область к родственникам. Уезжать не хотел, но мама настояло, сказан, что там будет безопаснее. Тревожили вести c фронта, война стремительно приближалась к Орловской земле. В октябре 1941 года мы увидели живых немцев, ехавших на автомобилях, броневиках, мотоциклах и даже на велосипедах. Начались принудительные поборы для немецкой армии. Солдаты фюрера не терялись: кололи всякую живность, которая попадалась на глаза. Благодаря моей ревностной заботе рос y нас розовый упитанный поросенок, раньше ходивший за мной, как собачонка. Я старался спрятать его подальше, но его вольнолюбивый нрав и возмущенное неволей хрюканье выдали его c головой: мой питомец, к великому нашему огорчению, пал жертвой вражеского аппетита. Продолжалась такая "охота" примерно два c половиной месяца. Немцы в каждой деревне назначили старосту. B январе 1942-го фашисты сожгли нашу деревню, начали отходить назад. B трех километрах от нас стали укреплять позиции, a население соседнего поселка вывезли в неизвестном направлении. По дороге в темноте люди разбегались от конвоя по знакомым тропинкам в соседние деревни. Мы жили в подвале сгоревшего дома, да к нам пришла семья из четырех человек, дальние родственники. Так все вместе и прогоревали до мая 1942 года. Не раз попадал я под артиллерийский, минометный и пулеметный обстрел. Прижмешься к земле, сердце гулко и больно стучит, машинально по звуку отмечаешь про себя, чьи мини или снаряды летят через меня. Опасность сопутствовала повсюду, много жителей погибло от обстрелов, подорвалось на минах. B январе 1942 года пришло освобождение: в деревню вступили наши солдаты в маскхалатах, вооруженные автоматами и гранатами.

Летом 1942 года меня дедушка отправил к матери. Вернувшись домой, окунулся совсем в иной мир. Пошел учиться в Перовское железнодорожное училище ЖУ-5, в группу столяров. — Вижу: из тебя получится настоящий столяр, — похвалил меня мастер Сергей Филиппович. Мы, четырнадцатилетние подростки, постигали азы столярного дела. Шел сентябрь 1942 года. Мы знали, чем быстрее овладеем специальностью, тем раньше поможем фронту. Первый месяц обучения состоял в работе на конвейере по изготовлению ящиков для мин. Кто не доставал до рабочего стола, тот сам себе делал подставку по росту. Мастер научил, как держать молоток, гвоздь, чтобы не промахнуться, не попасть по руке. B течение месяца-полутора каждый научился забивать гвозди c завязанными глазами, и никто не промахивался молотком по гвоздю. Наш старый мастер (ему шел восьмой десяток) согревал нас добрым словом, прибауткой: — Поднажмем, каждым ящиком для мин бьем фашиста. Но был строгим и требовательным, спуску не давал. Инструменты для работы делали сами. Выдали мне телогрейку, бумажную спецовку и парусиновые ботинки на деревянной подошве. После двух дней учебы мы уже могли работать c завязанными глазами. Дали рабочую карточку: 800 граммов хлеба, 55-60 граммов крупы на день, жиров на месяц 1000 граммов. Рабочие карточки передавали в столовую, где нас кормили три раза в день. Но чувство голода не отпускало. — Ребята, вот бы хлеба досыта наесться. И когда это будет? — мечтал кто-нибудь из товарищей. Голод преследовал постоянно — до еды и после. Ходили в столовую и в другие места строем, в рабочей форме, в телогрейках, серых гимнастерках, шапках-ушанках c искусственным мехом, некоторые «форсили» в унтах: хлопчатобумажное сооружение, стеганое на машинке, носилось c калошами. Но и такая обувка и обмундирование доставались не всем. Ноги и руки y некоторых учащихся были обморожены. На пето давали обувь: верх парусиновый, подошва деревянная. Вот грохоту было, когда маршировали... B зимнее время, в лютую стужу оставались ночевать в цехе: не было сил идти домой, да и дома холодно: вода в ведре — лед, ложились в цехе y батареи,  зарывались в стружки, так и спали. Работали по восемь часов: утром четыре часа учеба, после обеда практика на учебном месте. Но практика часто проходила за стенами завода. — Ребятки, — Сергей Филиппович обращался к нам. — Поедем в лес за бревнами. На железнодорожных платформах ехали за станцию Гжель. Уже на месте делали проходы, утопая в снегу, для протаскивания бревен c помощью веревок. Летом было полегче. Штабеля бревен готовили в лесу женщины, девушки, мобилизованные на лесоповал. — Бедные детки, — со слезами на глазах жалели нас женщины, — такие худенькие. Как это вы это все перетащите? Каково было им: валить, обчищать деревья и укладывать, очевидно, что подорвали здоровье, как и мы. Перетаскивали бревна до железной дороги пятьсот метров, перекатывали по стропилам на платформу, грузили их в вагоны. На Перовском вагоноремонтном заводе разгружали, укладывали в спецвагонетки — и на пилораму распиливать на станках на доски.. Часто снятся мне эти бревна, я бреду по снежному лесу и не могу выбраться...  Постепенно познавали азы столярного дела. Выполняли заказы для фронта: изготавливали столы, табуретки, раскладушки, тумбочки для госпиталей, для перевозки раненых в вагонах. По мере овладения навыка ми делали шкафы, буфеты, стулья, шахматы, шашки. . Особую радость и гордость испытывали мы, когда политрук группы читал нам письма бойцов c фронтов и из госпиталей. Они благодарили нас: «Спасибо вам, вы — настоящие мастера. Помогаете бить фашистов!» Это была самая высокая оценка нашего труда. Состав учащихся - разношерстный, попадали и такие, кто промышлял воровством.

B нашу группу периодически прибывало пополнение: несовершеннолетние преступники — воришки, промышлявшие на рынках, вскрывавшие вагоны, квартиры. Долго они не задерживались, учиться не хотели, убегали. При поимке заводили на них депо и чаще всего возвращали обратно в ремесленное. Многие заканчивали тюрьмами. Однажды из нашей группы отобрали шесть человек для работы в Большом театре, во  МХАТе. Я даже принимал участие в разработке декораций под руководством художника для постановки «Иван Грозный». Я очутился в новом мире, трудился c упоением. B качестве благодарности получали контрамарки на спектакли. Как-то пришел, стою y входа. Подходит мужчина: — Лишнего билета нет? — Билета нет, но есть контрамарка на два человека. Вы можете пойти. Так я познакомился со скульптором Кербелем. Мы жили тревогами всей страны, следили за фронтовыми сводками. Наши отцы воевали, мы жадно ловили каждую весточку c фронта. И когда узнали o победе в Сталинградской битве и o том, что весь город разрушен, почти всей группой подали заявление на восстановление Сталинграда. Помню чувство восторга от победы под Сталинградом. — Ребята, едем туда на стройку! — загорелись всей группой. Но нам разъяснили: — Отправить не можем: вы несовершеннолетние. Для вас здесь дел хватит.

Вот и экзамен. Мы представили свои изделия. Я изготовил двухстворчатую оконную раму c форточкой. K моей великой радости получил «отлично». Мне, как закончившему учебу c отличием, присвоили 6 разряд столяра и оставили в училище в должности помощника мастера по производственному обучению. Эта работа стала первым этапом в моей трудовой жизни. Большинство выпускников успешно овладело секретами столярного мастерства — и это заслуга нашего старого мастера, Сергея Фипипповича Антонова, мудрого наставника и специалиста высочайшего классе. Многие его ученики получили направление на работу в цеха завода, в Большой театр и МХАТ.

Среди моих наград первая — медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 года» — вечное напоминание o суровой поре нашего отрочества, o судьбе рано повзрослевших мальчишек, внесших свой вклад в победу.