Федор
Иванович
ПОДЕЛИТЬСЯ СТРАНИЦЕЙ
История солдата
Воевал начиная с Халхин-Гола и Финской и вплоть до окончания ВОВ. Защищал Москву, освобождал Молдавию, где и осел до последних дней, так и не увидев развала Страны. Звания не припомню, но за острый язык мог оказаться в штрафной роте, впрочем, искупив кровью и правдолюбие, и максимализм в мелочах. Так, с одной стороны, после Финской ему было чем сбыть спесь и браваду отдельных ура-сорвиголов, памятуя, как ловкие и знающие пересеченную местность лыжники-снайпера отстреливали комсостав, обезглавливая и деморализуя подразделения. Презирая неверность и оппортунизм во всех проявлениях, он сперва предпочитал голодать, жуя вареный ремень, нежели есть конину, а позже не принял хрущевского доклада, полагая оный тенденциозной кампанейщиной, возможно продиктованной извне и призванной замести собственные эксцессы под ковер. Как сейчас, помню вымпел с изображением Сталина (пожаловавшего ему малой квартиркой после наводнения) у него над кроватью--в этом они расходились с бабушкой, честной коммунисткой с несколько более "подвижной" реакцией на смену мерил-критериев (ей суждено было уйти тремя годами ранее, не узрев сноса несущих конструкций и фундамента в рамках "последнего капремонта" Страны). Припоминаю его излюбленные междометия: "Огонь по противнику!", "Кружка медная" (надеюсь, нечто печатное) и (видимо, наследуя сослуживцам) "Здоровеньки булы, Федор Иваныч!" (опрокидывая фронтовые сто грамм на День Победы). До последних дней зачитывался журналом "Здоровье" исключительно в познавательных целях, нимало себя не щадя. Мог, как о нем повествовали родичи и соседи, разобрать и собрать любую машину закрытыми глазами (причем скорее в буквальном смысле, так как, вследствие тяжелой контузии, обнаруживал прогрессирующее ухудшение зрения, а впрочем, не ума).