Боевой путь

По окончании пехотного училища в апреле 1942 г. дед попал в 522-й стрелковый полк 107-й стрелковой дивизии 40-й армии в роту ПТР (противотанковых ружей). Боевое крещение получил под станцией Раненбург Рязанской области, когда их эшелон, следовавший на Воронежский фронт, попал под бомбёжку и был разбит. Оставшиеся 400 км до Воронежа пришлось добираться пешком. (Переход занял 12 дней). Вот тут и пригодилась в первый раз школа полковника Бердникова – портянки и пострижение ногтей: стирающий ноги в кровь, на войне не жилец.

После марша расположились в ворошиловских лагерях под Воронежем. Ночью немец прилетел бомбить. Чтобы уберечься от бомбёжки, была дана команда «рассредоточиться в лесу» – бойцы ломанулись в лес. А утром выяснилось, что в лесу были немцы: они решили, что мы пошли в атаку, и драпанули из леса на запасные позиции. Это была одна из редких успешных атак без единого выстрела.

Позиции ПТР-щиков обычно устраивались в 100-200 метрах впереди основных траншей. Они выбивали танки, и первыми попадали под обстрел вражеской пехоты.

Как-то ночью с другом по пехотному училищу Сашкой Рулёвым дед решил сползать к подбитому немецкому танку за трофеями. На войне каждый все свои богатства таскает или возит с собой. Танк стоял на нейтральной территории. Вообще затея рисковая, т.к. в нём могли остаться живые фрицы, либо он мог быть заминирован. Короче поползли. Танк был пустой. Дед нашёл в нём маленький дамский «Вальтер», а дружок полевой бинокль, компактный с карл цейсовской оптикой. На следующий день по очереди пялились из окопа на немцев с помощью новой игрушки: как те копают окопы, как ходят, как сидят, влево-вправо на мотоциклах ездят. Сначала смотрел Сашка. Дед обнял его и начал гундеть «дай посмотреть, дай посмотреть». Блики бинокля привлекли немецкого снайпера. Пуля вошла Сашке в шею и вышла за ухом. Так не стало друга.

Дед был в расчёте вторым номером, заряжающим (помните фильм «Они сражались за Родину»?). Первым номером был дядя Серёжа Опухтин – мужик лет 35. Сидели в окопе под Воронежем в районе рабочего посёлка № 5, № 3, Сельскохозяйственного института, Роща круглая, Роща фигурная. Местность переходила из рук в руки несколько раз. Окоп на войне солдату и спальня, и столовая, и сортир и мама родная. Рядом  Дон. Наши – на низком берегу, немец – на высоком и всё простреливает: речка рядом, а до воды не доберёшься.

Дядя Серёжа был родом из Сталинграда, не женат, говорил, что на войне его не убьют, т.к. его ждут очень много девчонок и он не может их подвести и не вернуться. Ругался стихотворным красивым матом и научил деда курить. Где-то потерял крысало (это то, чем стукают друг об друга и добывают искру, чтобы прикурить) и так как без папироски дядя Серёжа стрелять не мог, то деде приходилось постоянно поддерживать её в горящем состоянии на правах младшего салаги. Ну а если она затухала, дядя Серёжа всё бросал и шёл искать огоньку – ну мазал он без папироски.

За обедом ходили по очереди: за окопами недалеко была балка, которая не простреливалась, и туда подъезжала полевая кухня. Дед сходил за обедом уже 3 раза, а очередь дяди Серёжи почему-то не наступала. – Давай, Колька, дуй за обедом. – Да сколько можно, я уже 3 раза ходил, ваша очередь. – Ладно, сходи ещё разок. Я тебе приказываю! Дед пошёл, а когда вернулся с кашей… окоп засыпан, рядом огромная воронка… Дед его откопал, а дядя Серёжа мёртвый. Обманула судьба и дядю Серёжу, и всех ждавших его женщин.

3 сентября 1942 г., часов в 7 утра, немецкие танки и пехота перешли в наступление. Стало «жарко». Деда вызывает комбат: «дуй к соседям – нужна помощь, а то прорвутся». Особо не разбегаешься, всё простреливается. Пришлось ползти. Трава высокая. Постоянно поднимаешь голову, чтобы сориентироваться. Добрался до соседей. Их комбат рычит: –  Что, драпаешь, сука. К стене поставлю.  – Какой драпаешь. Я посыльный от соседей. Немцы могут прорваться на фланге. Нужна помощь.  – Ладно, верю. Ползи обратно, передай, что поможем.

Поворачивается ползти назад, поднимает голову над травой, чтобы определить направление – и тут будто кто-то саданул по голове бревном и выключил свет…

Сознание вернулось только к вечеру. Темно. Голос соседского комбата: «Ну вот, очнулся, а вы говорили мёртвый». Во лбу словно высверлили аккуратно, а сзади выломан квадратный кусок стали. Повезло: пуля срезала мягкие ткани головы, треснул череп, но остался жив. Спасибо каске и Богу. Каску-то ведь за день до этого случайно подобрал, новенькая, хорошая – а так всё без каски любил шастать.

А в сводках «Информбюро» говорилось, что на Воронежском фронте «идут ожесточённые бои местного  значения». Бойцы удивлялись: «Если у нас тут местного, то там-то что, интересно, творится…». (В мемуарах маршала Василевского правда всё же восторжествовала – там отмечено, что под Воронежем был один из самых жарких участков).

После госпиталя из Саратовского пересыльного пункта дед попал в Саратовское танковое училище. В апреле 1944-го, окончив училище, в звании младшего лейтенанта направлен в Нижний Тагил. Дальнейшие приключения деда можно проследить, прежде всего, по боевому пути 3-й гвардейской  танковой армии. Украина, Румыния, Венгрия, Чехословакия, Германия, Берлин…  Там были и братания с немцами в румынских винных погребах в 44-м, и чудесное спасение из подбитого горящего танка, когда обуглившееся тело со сварившимися слепыми глазами ползало, прячась на вражеской территории, и счастливо было обнаружено и передано в госпиталь перешедшими к тому времени на советскую сторону румынами... И много другого…  Да, именно танк моего деда первым форсировал немецкую реку Нейсе.

Ну и, конечно же, деду запомнилось, как он встретил Победу. Это было в госпитале (после последнего ранения от рук фаустпатронщика на улицах Берлина). Начали стрелять. Увечные, безрукие, безногие, кто как может, бросились врассыпную из палат, думая, что это прорвались немцы. И вдруг кто-то сказал: «А война-то, кончилась!» – это была победная стрельба.