С началом Великой Отечественной войны жизнь моего отца, Германа Виктора Александровича переменилась полностью. Помимо общей беды всего народа, всей страны, случилась ещё одна беда, национальная. В августе 1941 года его семью выслали в Сибирь. Потому, что они были немцами. Семья была такой Александр Иванович – отец. Павлина Николаевна – мать. И пятеро детей. Ирме 10 лет, Вере - 8, Виктору - 5, Лиде – 3, Иде еще и двух лет не было. А бабушка ждала рождения еще одной дочери - Ларисы.

Однажды ночью, ещё в совхозе, в дом Германов постучал соседский парень. Он был милиционером.

- Завтра ночью всех немцев будут выселять в Сибирь. Собирайтесь. Предупреждать никого нельзя. Но я помню, сколько вы с дядей Сашей нам добра сделали. Вот и решил Вас, Паулина, предупредить. У Вас же пятеро детей, а вещей с собой особенно много не взять.

Старшая дочь Ирма в это время гостила у бабушки, с ней она и попала в ссылку. А Александр и Паулина отправилась в Сибирь с Верой, Виктором, Идой и Хильдой.

7 сентября 1941 года мои родне на станции «Титоренко», погрузились в эшелон № 745 и были отправиленыв Новосибирскую область. 24 сентября, то есть через 17 дней они и еще 2455 человек прибыли на станцию Чаны. Это называется депортацией.

От станции Чаны они каким-то образом добрались до села Сибирцево Венгеровского района Новосибирской области.

Папа мой говорил так.

- Ехали мы, ехали, по лесам, через реки, а когда рельсы кончились, нас выгрузили. И остались мы посреди леса. Счастье, что мать взяла с собой швейную машинку. Она этой машинкой, да своей русской «полуграмотностью» нас всех и спасла.

Село было таким. С одной стороны - глубокая река с крутыми берегами, с другой – глухой стеной стоял лес. Ни тропинки, не дороги…. Сколько поколений людей родилось, выросло и жило здесь! Русские, татары, немцы, поляки, латыши…

Моя тётя Вера записала свои воспоминания о жизни. Вот что она рассказала о Сибири.

«Ехали в поезде в 41 году. Не помню, октябрь или ноябрь, но было очень холодно. Когда приехали, уже лежал снег. В январе 42 года папу забрали в трудовую армию. 5 марта родилась Лора. Жили мы в одном доме 2 семьи с Софьей. Когда папы уже не было дома, меня положили в больницу со скарлатиной. Больница была далеко – 25 км от дома. Я лежала там 40 дней и всё время плакала. Ждала маму. Она приходила редко, потому, что скоро должна была родиться Лариса, а она, беременная, на последних месяцах, пешком шла 25 км до больницы и 25 км обратно. И всё время тоже плакала вместе со мной.

Когда меня выписали, Лариса уже родилась. Так моя самостоятельная жизнь и началась.  Мне было 9 лет, а я была «шефиня» всего «отеля».

Мама уходила на работу, а я была за всё в ответе. Лариса часто рассасывала мне губы, потому, что хотела кушать. Молока у нас не было. Сначала нам выдали корову, но мы должны были сдать телёнка, которого она принесёт, государству. Корова не принесла телёночка, и мы отдали её.

Два класса я закончила на Волге. А здесь я пошла в третий класс школы, но ни слова не говорила по-русски. Мы все говорили на немецком языке. И только мама могла говорить и писать на русском, но не очень хорошо. Когда я научилась понимать учителя и говорить по-русски, стало очень холодно, а у нас не было ни одежды, ни обуви. На этом моя «академия» закончилась.

Виктор ходил два года в четвертый класс, так как в сельской школе пятого не было, а ходить в другую деревню было далеко. У нас не было для этого одежды и негде было там жить.

Я была на хозяйстве. Варила, воду носила, топила печь. Дрова нужно было возить из леса. Мы с мамой шли туда, валили и пилили деревья.

Бедная наша мама! У всех наших знакомых – высланных немцев помирали дети, а мама нас спасла. Она писала письма для всей деревни на фронт. Их мужьям или сыновьям. А люди давали ей за это еду. А ещё она составляла отчёты для колхоза. Но немцы не имели права этого делать, потому что мы ещё были враги. А мама писала для того, кто не соображал в бухгалтерии ничего. За это она получала отходы и отруби с мельницы и спасла нас этим от голода.

Я с Виктором ходила в другие сёла просить милостыню. А я это очень тяжело переносила, хоть и была ребёнком. Даже сейчас тяжело про это вспоминать».

А вот, что мой отец рассказывал о Сибирцеве. Он всегда старался в самых тяжёлых моментах найти что-то весёлое.

Собирали грибы и ягоды, ели, сушили. Вот варенья не варили. Сахара у них не было, а без него варенье не сваришь.

Мой отец до конца жизни обожал грибы, да и мама, родившаяся в псковских лесах, тоже их любила. Так что они были у нас всегда. Но самые вкусные – солёные грузди – собирал далеко в горах Никандр Владимирович или они приезжали к нам от тёти Лоры и бабушки из Джетыгары. И сухие грибочки папа покупал при любой возможности. А вот маринованные не признавал: «В Сибири такого не было». И ягоды свежие он очень любил, сухофрукты сушил сам каждый год, а варенье не ел. Его тоже в Сибири не было.

Вообще, я заметила, что в детстве человек ест или мечтает съесть, то он потом всю жизнь и любит. Так мой отец всю жизнь обожал пельмени. Причём и лепить, и есть. Всю семью усаживал на кухне. Мы специально для этого поставили там огромный стол, как только появилась такая возможность. Сам месил тесто. Раскатывал здоровенный блин. Рюмкой вырезал маленькие кружочки, а мы лепили маленькие пельмешки. Сначала мама, я и Ваня. Потом добавлялись друзья – приятели родителей, мои друзья и одноклассники, мой муж, Аленка… И рассказывал, что в Сибири, однажды Полина Николаевна принесла кусочек мяса. Они его смололи, из отрубей и муки, которую мололи в каменной мельничке, налепили пельменей и съели. А зажиточные соседи осенью лепили их мешками и вывешивали в сенях на всю зиму. Они промораживались и становились еще вкуснее. Поэтому нужно налепить их очень много, часть сварить сразу, а остатки обязательно заморозить.

Прийти с работы, достать из морозилки и сварить. Посыпать чёрным перцем… Праздник для желудка!

Любил папа и блины печь. Всегда говорил, что в детстве, на Волге, мать и бабушка их жарили, он помнит. А в Сибири мама пекла лепёшечки из травы или картофеля с кожурой и туда добавлялось чуть-чуть муки. Он их ел и мечтал, что война кончится, они разбогатеют, и он будет печь блинки каждый день и объедаться ими.

Не случайно папа так часто рассказывал о еде в Сибири. Её было совсем мало. Одно время они даже пухли от голода. Когда ребёнок ест очень мало и его пища низкого качества, он голодает, живот у него распухает. Лицо, ножки, ручки совсем худенькие, а живот огромный. Папа говорил, что у него живот не только распух, но и был «острым, торчал вперёд как морковка».

Папа рассказывал, что однажды Вера и он пошли работниками к соседям. А малышек отдали кому-то. Он был работником в латышской семье. Там была бабка, которая сидела с детьми. Их было много. Взрослые на работе целый день, а восьмилетнего «работника» взяли на помощь по хозяйству.

Утром бабка сварит своим внукам по яйцу. А Вите – морковку.

- Баба, я же тоже хочу яичко! – канючит он.

- Вот ещё, на батрака яйцо тратить! Дети, жалко мне для него яйца целого! Дайте ему по половинке своего яйца и хватит с него!

Дети смеются, что им то целое, а ему половинки.

- А я ел половинки яиц и завидовал этим детям! Мне так хотелось целое яйцо! Уже когда мама вернулась, и я рассказал ей про свою обиду, она схватила меня за руку, потащила к этой бабушке и заставила благодарить. Ведь она, действительно, спасла меня от голода!  Наверняка, она прекрасно понимала, что даёт мне гораздо больше еды, чем своим внукам и делала это специально. Да и толку от такого батрака, как я было мало. Опухающий от голода ребёнок – это не работник, а лишняя забота, которую чужая бабка взвалила на себя.

В Сибири в 1942-1943 годах тифом болели каждые 11 человек из тысячи. И одним из них стал Виктор. Он очень тяжело заболел. Как только сельский врач понял, что с ним, его тут же увезли в инфекционный госпиталь, который находился очень далеко от дома.

Несколько месяцев провёл там мальчик. Сначала он очень тяжело болел. А когда поправился, началась зима и его не могли отправить домой. Все дороги замело сугробами. Да и неизвестно, а дома есть кто живой или вся семья заразилась и умерла от тифа?

А в госпитале ему было очень хорошо. Несколько раненых бойцов занимались с ним уроками. Кто-то учил русскому языку, на котором он ещё плохо говорил, кто-то учил считать, делить и умножать, а кто-то научил читать книги. Это и стало любимым занятием Вити на всю жизнь.

С раннего утра до глубокой ночи он помогал медсёстрам и врачам ухаживать за ранеными, читал им письма из дома, газеты и книги. Пел песни и плясал. Даже начал письма для них писать.

Его очень полюбили в госпитале. Сшили одежду по росту. Дарили подарки – кто книгу, кто расчёску. Каждый старался угостить вкусненьким – ведь у каждого дома были дети, младшие братья или просто знакомые мальчишки. Ребёнок – это всегда что-то из мирной жизни.

Прошла зима. Поздней весной Полина Николаевна решила сходить в этот госпиталь за много километров и узнать, где её сыночка похоронили. Он ведь так сильно болел, что надежды на его выздоровление совсем не было. Слава Богу, хоть никто ещё тифом не заразился! И отправилась она в дорогу, взял с собой несколько картофельных лепёшечек.

А в госпитале оказалось, что её Виктор жив, здоров и даже упитан. Не толстый, конечно, но и с голоду не опухший! Она расплакалась от радости, обняла его, стала рассказывать, сколько слёз по нему они с девочками выплакали, а он её не понимает! Оказалось, что он забыл немецкие слова и говорит только по-русски! И лепёшки, которыми мать пыталась его накормить, есть не стал.  Разбаловался. Привык к тому, что в госпитале всех кормили качественной, питательной едой.

Короче говоря, пробежался Витя по всему госпиталю, рассказал, что мамочка за ним пришла, что принесла лепёшечки из нечищеной картошки. А дома три сестры и не ждут его, думают, что помер в больнице! Попрощался. Солдаты и работники госпиталя набрали для него целую кучу всякой еды. И хлеб, и тушёнку со сгущёнкой, и колбасу, и шоколад, а ещё и вещи какие-то! Сложили всё в мешки солдатские и отдали это «богатство» Виктору и его матери. Да так много там добра было, что они всё это еле-еле до дома дотащили.

А дома был настоящий праздник Вера, Ида и Лора прыгали от счастья, что их любимый брат вернулся домой. Да ещё совсем здоровый и с подарками! И начали дети говорить между собой на русском языке. И с мамой сын тоже говорил по-русски. Он рассказывал, что начал учить немецкий уже в старших классах.

Не смотря на то, что в школе он пропустил несколько месяцев, на второй год он не остался, т.к. занимался в госпитале и обогнал своих одноклассников по обучению.

На уроках труда школьники вязали варежки для бойцов с двумя пальцами. У обычной рукавички только большой палец «живёт» отдельно, а в рукавицах для солдата и указательный палец – в своём «домике» для того, чтобы на курок нажимать было удобнее. Вот Витя и вязал такие варежки в школе и домой приносил, чтобы Вера тоже помогала фронту!

Честно говоря, я не знала, что в ссылке только папа ходил в школу, а у тёти Веры не было для этого возможности. Когда он говорил о Сибири, всегда получалось, что Верка была рядом. Даже о матери он так много не рассказывал, как о старшей сестре. Как воду таскали с реки и чуть не провалились в полынью, как за дровами топали в лес и там их пилили и накладывали в сани. А потом, чаще всего, а эти сани впрягались сами и волокли их домой. Как ходили побираться по деревням, и он пел «жалобные» песни, а Верка плакала. Люди подавали им какую-то нехитрую еду. Витя думал, что сестра плачет специально, чтобы разжалобить крестьян. А она плакала от гордости! Стыдно ей было и тяжело. Он же относился к таким походам как к работе.

- Я не понимал, почему Верке стыдно! Мы же шли на заработки. Я пел, мне за это давали пару картофелин или краюху хлеба. Я и письмо мог написать и сплясать. В госпитале я привык, что за мои «концерты» меня угощали. Платили мне так. А Вера была очень гордая и стыдилась. Хоть и была совсем тощей и голодной. Вот такая у меня старшая сестра! Я всю жизнь стараюсь ей вернуть всё то тепло и добро, которым она меня в войну поддерживала!

Папа говорил, что и уроки она с ним делала и помогала во всём. Вот и варежки они вдвоём вязали. А оказывается, что одежда и обувь нашлась только для него, а Вера была «шефиня отеля» и нянчила сестрёнок, готовила еду, помогала изо всех своих слабых силёнок матери. И всю жизнь гордилась успехами своего брата Виктора!

Его отец до 1947 года был на трудовом фронте. Бабушка растила своих шестерых детей одна! И это был настоящий подвиг! И Виктор с Верой совершали подвиг каждый день. В голоде и холоде помогая, матери выжить и вырастить младших сестер.

Короче говоря, война – это страшное зло, которое принесло очень много горя и страданий каждому человеку в нашей стране. И тем, кто был на фронте, и тем, кто попал в оккупацию, и тем, кто уехал от войны в эвакуацию, и тем, кто был сослан в Сибирь и тем, кто был мобилизован в трудовую армию, и тем, кто трудился дни и ночи напролет, помогая приблизить Победу.