Александра Васильевича Гагушичева знают многие жители нашего района, в основном старшее поколение. Родился он в деревне Новотрюмово Воскресенского сельсовета, почти двадцать лет проработал в милиции, из них четырнадцать — в Череповецком РОВД. Начинал участковым в Шухободи, затем трудился старшим инспектором наружной службы. О его принципиальности ходили тогда легенды. До сих пор бывший милиционер поддерживает отношения с коллегами, живо интересуется происходящими в районе событиями. Недавно ветерану исполнилось 80 лет, поздравлял юбиляра начальник РОВД А. С. Матвийчук.

Сегодня Александр Васильевич вспоминает годы работы в районе.

В 1951 году я служил в Западной Украине в резервных войсках. Семь лет службы, в запас, думаю, пора. И тут начали вербовать в милицию, я и согласился. В Чернобыльской области, недалеко от города Залещики, стал работать сельским участковым инспектором. Села там большие, в двух селах, например, проживали около 6000 человек. Год проработал, только успел с населением познакомиться, как меня перебросили на другой участок. Такая тактика была в те годы: чтобы «не сжился» с местными людьми. Сложности были большие на службе.

Там я женился и задумал переехать в Череповец: детям пора было в школу. Однако в переводе мне отказали, не захотели отпускать. Обратился в управление внутренних дел Вологодской области, там запросили мое личное дело, оно у меня безукоризненное, и посоветовали написать рапорт на увольнение.

Направили меня в Шухободь, дали дом, который пришлось капитально ремонтировать. С ремонтом справился сам. Обычно в отпуске всегда подрабатывал: кому рамы сделаю, кому шкаф, также за все плотницкие дела брался, даже крыши крыл. Семью-то кормить надо, а участковым платили тогда немного.

Из Шухободи перевели в Пачу, сейчас это Шекснинский район. В Паче тоже дом пришлось переделывать. Но полегче стало жить, потому, что коровой обзавелись, куры на дворе появились. Лошадь содержалась за счет государства, она мне выделялась в качестве транспорта, да еще маленькая тележка. Летом лошадь не нужна была, дополнительно выдавали велосипеды, я на нем и ездил.

До меня в Паче служил участковый — пьяница, никто там его не уважал. Молодежь из клуба под руки выводила, чтобы не знал, что они там делают. Как-то раз захожу в клуб, а Похомов Лешка и говорит: «Выйди из клуба, я сказал». Я не испугался его грозного тона: «Чем я помешал?» Пошли на улицу, взял его под руку слева, пистолет в кармане у меня — только пусковой крючок нажать. Одним словом, пырнул он меня в руку ножом, но и я его ранил. На больничном почти не находился, после этого случая начал наводить порядок на территории, жестко стал действовать, человек пятнадцать посадил в тюрьму. Раньше были бандиты, так называемая организованная преступность. Вспоминаю, как одну группировку гнал километров пять. Больше десяти человек шли пешком, а я на лошади верхом, из пистолета постреливаю в воздух, бандиты падают на землю ничком. Так их в деревню и согнал.

Потом перевели меня на работу старшим инспектором наружной службы, руководил участковыми, а начальником у меня был боевой товарищ Александр Васильевич Голомянов.

У моей родни тоже было немало проблем, хулиганили, пьянствовали мужья и сыновья. Сестра двоюродная, проживавшая в Ботове, попросила однажды приструнить своего мужа, который много выпивал. А я тогда часто в Ботове бывал, потому как там участкового в тот момент не было. «Попугай Федю!» — просит сестра. Что я, пугало, что ли? Шубу, что ли, мне наизнанку вывернуть? Написал повестку для родственника с приглашением на прием и с мальчишками отправил. Идет Федор: шуба нараспашку, пьяный. В сельсовете сессия шла, народу много, а он матом на меня. После разговора с ним наложил я на него штраф и пригрозил, что, если сию минуту квитанцию не принесет, то в город увезу и посажу на 15 суток. Потом сестра приходит, квитанцию принесла и жалуется: «Вот так попугал!» Не пугало к ним приехало, я порядок наводил.

Зять как-то нахулиганил, его в камеру посадили. А я чем помогу? Пусть посидит, остынет немножко. Брата двоюродного привезут, бывало, в вытрезвитель, он тогда на первом этаже в здании на Советском проспекте располагался, а я на втором этаже работал. И вот девчата мне звонят, сообщают, что родственника привезли. Но я ни о ком не хлопотал. Как-то Голомянову сказал: «Если меня убьют, то ищите преступников среди родственников». Смеялись. Успокоил всю родню, перестали жаловаться мне.

Тогда выезжал на каждое преступление. В течение года на территории Череповецкого района регистрировали около 120 преступлений, населения было более 70 тысяч. Сейчас людей в два раза меньше, а преступлений больше. Раскрываемость была, без преувеличения, очень хорошая. Потому что работали участковые инспектора с общественностью, очень помогали местные жители, дружинники. Например, сообщают: угнан «ГА3-51», угонщик направляется в сторону Белозерска. Позвонил в Ергу, там работал на почте Марышев, он поднял трех дружинников, и они задержали угонщика как раз в Ерге на горушке.

Другой случай. О браконьере, который убил лося и вез мясо в машине, в милицию сообщил бывший председатель сельсовета. Я срочно выехал. Остановили машину, стали проверять. У шофера путевка в Ирдоматку, едет за грузом в подсобное хозяйство. А браконьер сидит на мешках с мясом и не беспокоится. Конфисковали тогда 90 килограммов лосятины. Суд определил браконьеру два года лишения свободы и обязал выплатить за лося 600 рублей.

В 1972 году на острове Ульяново в Ирдоматском сельсовете выезжал на убийство. Было это накануне Первомая, река только вскрылась, ледоход, водный транспорт не ходит. Попросил у капитана Сергея Ивановича Кудрявцева, который занимался обслуживанием бакенов, катер. Посадка у него неглубокая, должен дойти до острова.

Три человека были убиты Ивановым (фамилия изменена): мать, тетка и друг. Сожительницу тяжело ранил. Народ весь на улице находится, но я и сам знал, где проживает Иванов. Из милиции четыре человека приехали, договорились идти к дому разными дорогами. Я пошел по центральной деревенской улице, но не дошел до дома: выбегает Иванов с ружьем и кричит: «Руки вверх!» У меня пистолет в руке, и получилось, что я стреляю в него, а он в меня. Иванов меня в руку ранил, и я ему тоже в руку попал. Подбежали коллеги, но я уже ружье его схватил и в сторону откинул.

Односельчане арестовать преступника не дают, самосуд хотели учинить. Уланов, заместитель начальника по политчасти, собрался лекцию прочитать, призвать к сознательности собравшихся, а они его колом ольховым ударили. Хорошо еще, кол гнилой был, рассыпался. «Берите Иванова и бегите, - говорю, - а я останусь». Сдерживаю людей, пригрозил, что если кто двинется с места, тогда применю оружие уже не предупреждая. Стрелять не пришлось.

В Даргуне, в медпункте, сделали Иванову перевязку, мне наложили повязку еще в Ульянове. Дробин много попало в руку, у Иванова охотничье ружье заряжено было мелкой дробью для охоты на белку.

Первым делом, помню, меня на экспертизу повезли, узнать не пьяный ли был. А я ни капли спиртного в рот не беру с тех пор, как попал в одну переделку, когда воевал в Великую Отечественную.

На другой день снова поехал в Ульяново, чтобы с местными жителями поговорить. Женщины тогда мне 21 охотничье ружье принесли, у мужей отобрали.

За что Иванов столько людей погубил? Он сожительствовал с женщиной, у которой было пятеро детей. И мать сына ругала за связь с ней. Он парень молодой, только из армии вернулся. Во время очередного скандала он мать и убил. Больную тетку застрелил в постели со словами: «Тебе тоже не жить». Дружок пытался уговорами его усмирить, но он и в него выстрелил. Друг как сидел на стуле с сигаретой, так с сигаретой и умер. В сожительницу выстрелил дробью, но она осталась жива.

Иванову вынесли смертный приговор. На суде он мне сказал: «Сожалею, что промахнулся, не убил тебя». А я в ответ: «Теперь отстрелялся парень». Приговор привели в исполнение, расстреляли его в Шексне.

Не верю в ангелов-хранителей. Что берегло меня от пуль, не знаю. Одно знаю: я исполняю закон. Чтобы я убежал, испугался опасности, бандитов - ни за что, хоть режь, а шагу назад не сделаю. Такая у меня натура.

Тогда стала жена требовать, чтобы я увольнялся. Она всегда знала, куда я поехал, но вернусь ли? И в Залещиках так было, только когда уходил, то и ей оставлял автомат и пистолет. Она не знала, дождется ли меня, а я не знал, увижу ли семью живой. В такой обстановке жили.

Я был убежденным коммунистом, но постепенно разуверился в правильности коммунистической политики. Много тогда обману видел, приписки были. Дают, например, команду из областного УВД: поднять всю общественность на охрану порядка. У нас численность в районе 180 дружинников. В сводке указываю 60 человек, потому что не все могут выйти: кто болеет, кто уехал. Но потребовали указать всех, независимо вышел или нет. То-то, думаю, в Москве удивились, что в Череповецком районе столько общественников охраняли порядок.

К работникам милиции люди относились уважительно. Я, когда приезжал на участок, то собирал народ и в присутствии участкового первым делом спрашивал о претензиях к сотрудникам РОВД. После чего подготавливал справку о проверке участка. У нас было переходящее знамя, его ежемесячно вручали лучшему участку, а участковому полагалась премия 30 рублей к основной зарплате (80 рублей). Помню, отлично содержались участки в Ботове (участковый Александр Белов) и в Мяксе (участковый Анатолий Беляев).

У меня в подчинении было девять рядовых работников, десять участковых инспекторов. В неделю три дня проводил в районе, а в городе занимался дополнительной регистрацией уголовных дел, различных происшествий. Уходил из дома в семь часов утра, а приходил нередко в полночь.

Что греха таить, выпивали у нас участковые, но за пьянку я строго карал. Еще случай расскажу. В Яганове участковый задержал пьяного шофера, и тот уговорил работника милиции отпустить его, предложив взятку пять рублей. А шофер приехал в Вологду, в УВД, и сказал, что у него в Яганове потребовали взятку. Вызываю участкового, он признался. Написал он рапорт на увольнение, потому что работник, который продал совесть за пять рублей, нам не нужен. Это был единственный случай.

Много преступников отправил в тюрьму, но по возвращении из мест лишения свободы они не мстили. Один шофер из села Ивановского сбил на машине человека. И когда его судили, то судье я наказывал: «Долго его не держите в тюрьме, не выдержит, помрет, слишком тощий». По статье 211, часть 1 Уголовного кодекса полагался ему год лишения свободы, столько и дали. Через год заходит ко мне в кабинет, вижу лицо знакомое, но не вспомню кто. Он представился, тогда я и понял, кто ко мне пришел. Лицо круглое стало, поправился в тюрьме. Через четыре месяца снова его встречаю, а он похудел за это время. «Слушай, надо тебя снова в тюрьму отправить на откорм»,- шучу. А он мне: «Так ведь не за что...» Я в ответ: «Что-нибудь наделаешь, посажу».

Раньше спокойнее народ был, дружелюбнее. Сейчас не знаешь, как слово сказать, на любое замечание обижаются. «Какое твое дело?» - отвечает мне десятилетний мальчишка с сигаретой во рту. Действительно, не мое дело, это его проблема: с малолетства здоровью вредить.