Сереньким осенним утром, в  первый день октября собрались мы, родня, на Калитниковском кладбище столицы проводить в последний путь ветерана ВОВ, деда моей жены Владимира Андреевича Федянина.

Из храма, где отпевали усопшего, гроб  донесли на руках до могилы, и вот стоим, ждем, когда придут рабочие, которых видно забыли предупредить о нас. Мимо, по центральной аллее проехала кавалькада машин: автобусы с надписями на бортах: «Военная комендатура», череда легковых машин потянулась к дальнему углу кладбища,  где хоронят с воинскими почестями погибших в боях.

Сколько раз сиживали мы с Владимиром Андреевичем на скамейке дачного участка под Барыбино, вели неспешные беседы. И только на одну тему не получался разговор – не любил ветеран вспоминать о войне.

И теперь, за скорбным поминальным  столом, о его войне, его жизни вспоминала родня. И слушая не вымученные, от души признания и свидетельства незаурядной жизни бывшего воина, оставалось лишь удивляться чистоте помыслов и скромном величии этого не отягощенного особыми наградами человека. Медаль «За отвагу» - это, как знак отличия.

Владимир Андреевич, родом из зажиточных крестьян, был младшим, шестым в семье. Отец его принадлежал к эсерам. Когда раскулачивали, из дома вывезли не один воз книг, многие из которых  были на французском.

Мать вскоре стала ходить по деревням с сумой, иначе было не прожить. Однажды, переправляясь через реку, чуть не утонула, но мешок с сухарями не выпустила из рук. Так, с мешком ее и спасли.

Володя рано приобщился к труду. Закончив рабфак, устроился работать кочегаром. Оттуда и служить пошел в армию.  Это время совпало с финской кампанией.

Зачислили Федянина в лыжный батальон, хоть до того на лыжи он не вставал ни разу. Но овладел и лыжами. В стычках с белофинами  показал себя храбрым бойцом. Вот только с харчами вышла неувязка.  Кормили солдат соленой рыбой, а воды давали едва-едва. Как шептались однополчане, контра завелась.

Когда совсем ослабели и опухли лыжники, а у Владимира глаза превратились в щелки, приехала разбираться комиссия из Москвы. Батальон расформировали и отправили на лечение. Так и закончилась для Федянина первая война.

А вторая была уже на пороге. С первых дней ее вышагивал Владимир пыльными  дорогами отступлений. Сначала в пехоте, потом выучился на минометчика. Огрызались, отбивались от наседавшего врага, но, сжав зубы, ждали, когда же настанет их черед гнать врага на Запад.

В один из дней, когда поднимался на наблюдательный пункт, ссадил его с дерева фашистский снайпер. Во время нагнулся солдат, и пуля лишь контузила его в голову. Однако ноги отнялись, и три долгих месяца скитался он по госпиталям, пока врачи не вернули его в строй.

И вот настал, наконец, тот день, когда остановить фашистскую лавину у последнего рубежа, у Волги. Здесь, под Сталинградом, в последние дни 1942 года, все смешалось, не разобрать порой, где свои, где чужие.  Бились с остервенением.

На последнем рубеже батальон Федянина стоял насмерть. Разбили миномет. Он снова стал пехотинцем. Гитлеровцы волнами накатывались на высотку, где окопались защитники города, и поредевшими волнами отступали, поражаясь стойкости русских. А их, живых, оставалось  менее роты. За спинами тускло посвечивала Волга.

Когда утихла канонада, по покрытому белым саваном полю пошла похоронная команда собирать припорошенные снежком трупы. Дошла очередь и до Федянина. И уж совсем было собрались закинуть его в телегу к мертвым, да кто-то заметил:

- Гляди-ка, вроде как шевельнулся.

Присмотрелись – весь в кровище боец, белее смерти но еще чуть теплый. Так его и доставили в госпиталь, контуженного, полузамершего, с открытой раной ноги.

Когда немного оклемался и начал с тросточкой ходить, пожилой врач с отеческой теплотой представил:

- Познакомься, вот твоя спасительница.

 «Передо мной стояла крепкононогая молодка с таким румяными щеками, что дотронься -  и обожжешься».

Как объяснил врач, не было у них перед операцией Федянина нужной крови – третьей группы с отрицательным резус-фактором – много он ее потерял. А без донорской крови – почти никаких шансов выжить. И вдруг, как по щучьему велению, пришла сдавать кровь эта спасительница.

- Она стояла передо мной смущенная, явно ждала каких-то слов. Мне бы в ноги ей кинуться, поклониться. А меня словно заклинило. Замер перед ней, чурбан-чурбаном, стою и улыбаюсь. Так и разошлись. Как вспомню про это, - рассказывал в редкие минуты откровений Владимир   Андреевич, - так до сих пор стыд берет.

Выходило, в третий раз разминулся Федянин с костлявой, уже в госпитале. Также  трижды ушел от смерти и старший брат Федянина Борис. Трижды горел в танке. Когда случилось выбраться живым в первый раз, даже таскали его чекисты по допросам: «Почему не сгорел? Технику оставил». Да, видно сильны были у обоих братьев ангелы-хранители.

Когда вернулся Владимир из госпиталя в родное село, открыла ему дверь сестра Татьяна и не узнала брата в изможденном, заросшем бородой страннике:

- Вам кого? – спросила.

- Тань, неуж не узнаешь? – спросил шепотом.

Узнала по голосу, пала в ноги.

Но вот и дожили до Победы. Ходили братья по селу гоголем, хоть и прихрамывал бывалый солдат Федянин-младший. Как жить дальше? Не в кочегары же снова…

Надоумил его свояк: «Учиться иди, пока молодой». В ту пору фронтовикам были даны в вузах такие льготы, что даже того немногого, что сохранилось в памяти от рабфака, хватило для поступления в Московский инженерно-экономический институт имени Серго Орджоникидзе.

Учеба давалась трудно, особенно на последнем курсе, когда встретил в родном институте будущую спутницу жизни веселоглазую смышленую Августу.

Свадьбу сыграли на родине невесты, подо Ржевом. Сняли в подмосковной Салтыковке развалюху и стали жить-поживать, помогая друг другу.

Сестра володина Таня частенько ездила из столицы на родину, в Чувашию и в то голодное послевоенное время привозила деревенские дары не только для своей семьи, но и для молодоженов.

В Москве, как обычно, передавала брату жареного гуся или кринку сметаны и вез он этот подарок, положив для сохранности на верхнюю полку, пребывая в самых радужных мечтах. Умотавшись за день, отводил душу в электричке за чтением газет. И сколько раз – уже не сосчитать – электричка отъезжала от станции, а  Федянин с газетой в руках тоскливо провожал взглядом уехавшие деревенские дары.

Трудно давались знания бывшему солдату, ночами не досыпал, тянулся за более успешной в учебе женой. Однако, как ни  старался Владимир, а вынужден был сказать Августе, что дипломную работу ему в этот раз не одолеть. Придется защищать ее не будущий год.

- Если не сейчас, то – никогда не получится, - решительно заявила Августа. И когда убедить мужа не  удалось, призвала на помощь студенческих  подруг. Вместе они пособили завершить дипломную работу Владимира. Защитил он ее без проволочек.

Все последующие годы работы Владимира Андреевича вместились по сути в служение одному делу         - развитию ослабевшей за годы войны пищевой промышленности страны. Десятки, сотни хлебозаводов и кондитерских фабрик, дрожжевых производств и пивоваренных линий родилось в недрах Гипропищепрома СССР при участии старшего экономиста, а затем начальника группы Владимира Андреевича Федянина, которого с почетом проводили на пенсию, лишь отпраздновав его семидесятилетие.

Держали его на этой должности до последнего дня не случайно. Когда надо было доказать правоту расчетов, сделанных в проектном институте, а скептики с ними не соглашались, посылали на  переговоры самый надежный таран – человека, способного дойти хоть до ЦК КПСС, но не  сдать позиций проектировщиков, будучи убежденным в их правоте, как не сдал он когда-то последний рубеж у Волги.

Кроме новорожденных производств, родились у Федяниных, сын и дочь которых вдвоем  довели до стен вузов. Ольга после строительного пошла по стопам отца. А Сергей, имея шесть дипломов разных учебных заведений, объехал в командировках весь Союз, помогая создавать мосты и тоннели. И ныне в ранге полковника железнодорожных войск еще продолжает традиции семьи Федяниных.

Четверо внуков и внучек также закончили вузы, радуя родителей своими успехами и крикливым продолжением рода Федяниных. Седьмую правнучку Веру успели показать прадеду незадолго до его кончины.

На восемьдясят восьмом году жизни многое не помнил Владимир Андреевич, но чувство юмора не потерял. Прибежала однажды правнучка:

- Дедуля, отгадай загадку: «Сидит дед, во сто шуб одет».

- Я это, Настенька. Я, золотце.

О том, чем запомнился близким Владимир Андреевич, перебивая друг друга, спешила высказаться за поминальным столом родня. А для меня памятнее всех оказались слова сына покойного, Сергея Владимировича:

- Железные люди от нас уходят. Таких одержимых, преданных долгу, упертых в своей правоте людей остается мало. Это поколение энтузиастов, наших отцов.

Когда гроб опускали рядом с похороненной ранее Августой Сергеевной, вдали, за деревьями, трижды громыхнуло эхо салюта. И мне показалось, что нынешние воины отдали последний долг воинской чести  и нашему ветерану.

Низкий земной поклон тебе, дорогой Владимир Андреевич. И прости нас, грешных, кто не успел сказать тебе при жизни всех добрых слов, которых ты заслужил за все, что бескорыстно сделал  для нас, для России.