«В гимнастерке защитного цвета
Вместо туфелек – сапоги
Шагала девчонка по свету
В суровые годы войны»
В. Толстова

На протяжении всей войны мне пришлось служить в головном эвакопункте ГПЭП-99, 37 армии.
В своих прежних рассказах я писала о работе медиков ГПЭП-99 и о самых памятных событиях, свидетелями которых я была. А сейчас я хочу рассказать о людях, которые меня окружали, о фронтовой дружбе, о патриотизме, о тех, с кем пришлось встретиться на фронтовых дорогах (известных корреспондентах, писателях, артистах), о условиях быта в пути, которые диктовала погода или обстановка на фронте, а иногда и то и другое вместе. Задача при этом была одна: раненых необходимо было обмыть, переодеть, перевязать, прооперировать, если надо, и отправить в тыл.
Но условия всегда складывались разные. Всякие неразберихи происходили часто и при обороне, и при наступлении. Линия фронта быстро менялась и мы оказывались, то на передовой, то в гуще каких-то событий. И надо было быстро ориентироваться и выполнять свои обязанности в любых условиях. Но когда ухудшались погодные условия, создавалась еще более критическая ситуация.
Вспоминаю ст-цу Платнировскую Краснодарского края, весной 1943 года. Снег быстро таял; фашисты, отступая, не могли уехать на своей техники и все машины стояли неподвижными, и обожжёнными по всем улицам станицы. Линия фронта проходила через ст-цу Динскую, раненых поступало очень много, не хватало перевязочного материала, продуктов питания. Невозможно было ни подвезти продовольствие, ни вывезти раненных в тыл. Железнодорожный мост через речку Кирпили был взорван фашистами. Выручали местные жители ст-цы Платнировской. Девчата стирали бинты, постоянно ухаживали за раненными; подкармливали их кто чем мог. Такой помощи от населения мы больше до конца войны нигде не встречали. Питание было очень плохим. Варили кукурузный суп-кашу – это крупно размолотая кукуруза. Когда она варилась, её светлые кожурки всплывали и их трудно было глотать. Кроме воды и соли в такой еде ничего не было.
Погодные условия улучшились и мы переехали на станцию Линейная в станицу Холмскую Краснодарского края. Бои были за освобождение станицы Крымская. Раненные поступали без перерыва, жуткие бомбежки – так нас до конца войны больше нигде не бомбили, но питание и отправка раненных – всё было налажено хорошо. Кормили кашей с мясом, супы из сухих овощей и круп, заправленных свиным жиром и сухим луком. Каш из гречки и риса не было. Чай – это был сладкий напиток из ячменя, и мы были рады этому. Из Холмской уезжаем – грузимся на поезд и на жд платформах и всю дорогу нас бомбят. Питание в дороге нормальное, горячее, каши, чай. Останавливаемся под Воронежем (на перегруппировку), питаемся сами. Покупаем по своему желанию картошку и варим прямо в ведрах на кострах. Солдаты приносили картошку в вещмешках. Ели с солью, это был пир, а закусывали морковкой. После такого ужина мы засыпали на перинах из соломы, которые лежали в палатках на земле. Собираемся, курс на Харьков, нас нещадно продолжают бомбить вражеские самолёты. Эшелон то и дело останавливается перед развороченным полотном железной дороги, а мы залегаем в кюветы, канавки, прячемся за бугорочки. В это время железнодорожники быстро восстанавливают дорогу. Останавливаемся, не доезжая до Харькова. Добираемся своим ходом до окраины города. В первый же вечер устраиваем на улице самодеятельный концерт, настроение приподнятое, осень 1943 года, гоним фашистов. К нам присоединяются ребята из танковой части, а у нас был хороший баянист из Одесского оперного театра. Он был просто санитаром и всегда играл на баяне во время передышек. Все санитарочки наши были с высшим или незаконченным высшим педагогическим образованием, а две девочки были с музыкальным образованием. Девчата-медсестры: Лена Лазовская, Маруся Капитоненко (из Киева), Ира Рыбина, Надя Крючкова (из Майкопа). Маруся пела: «Дивлюсь я на небо, тай думку гадаю, чего я не сокол, чего не летаю?». Слушали её затаив дыхание. Читали стихи, танцевали, концерт удался на славу.
Следующий этап, оставивший след в памяти, большое село Кобеляки на Полтавщине. Останавливаемся в школе перед большой площадью. Раненных везут не дав нам развернуться, разгружаемся сами прямо на проезжей части. Местного населения нигде не видно, хаты пустые. Девчонки вносят солому, которую стали подвозить. Перевязки делаем и на улице, и в хатах. Пищеблок работает в аварийном режиме. Стараются никого не пропустить и всех накормить. Нас мало, сбиваемся с ног. У меня был участок, кубик 2 квартала на 2 квартала, все лежачие, всех нужно перевязать, поудобнее уложить, все просят помощи положить хоть что-нибудь под голову. Ездовой привез солому, а сам повернулся, упал на солому и сразу заснул от усталости. Соломы на всех не хватило, и я решила сама её привезти. Встала на телегу, а борта у телеги были высокие, лошади еле двигаются, время 2 часа ночи. Проехала два квартала, увидела сгруженную в кучах солому. Хотела подъехать, но мне на встречу с шумом выезжают три мотоциклиста, следом Виллис и ещё мотоциклы и легковые машины. Меня окружили, забрали лошадей, сняли с телеги. В темноте я не видела их лиц и званий. И пошли вопросы: «Чьё хозяйство, кто Я, чем занимаюсь, сколько раненных, как с питанием, хватает ли перевязочного материала?». На все вопросы я отвечала, но только то, что знала. Оказывается, мне пришлось давать рапорт командующему армией, не по своей воле, среди ночи. Потом мне зам. полит принес армейскую газету «Советский Патриот», где всё происшедшее со мной написал военный журналист. У нас частыми гостями были военные журналисты: Илья Эринбург, Константин Симонов и др. Они рассказывали о положении на фронтах. Симонов рассказывал о своей работе над книгой «Живые и мертвые», читал стихи, и потом вместе мы пели песню «Жди меня и я вернусь» и военные другие военные песни, тихо в пол голоса, усаживались на тюках, обычно в подсобке, где горел светильник из гильзы. Это когда у нас было затишье. На фронт приезжали артисты: Клавдия Шульженко, Козловский, Барсов - выступали на машине, опускали борта и это была сцена. Выступали также хор им. Александрова, они разбивались по группам и пели в частях, но мне посчастливилось слушать его в полном составе в г. Ямбол (Болгария).
Осень 1943 года. Направляемся в сторону населенного пункта Пятихатки, но из-за дождей машина не на ходу, получили приказ нести инструменты и всё необходимое на себе. Складываем всё в наволочки и несем инструменты в двух наволочках через плечо и отправляемся в слякотный и дождливый путь. Тут же рядом солдаты несли свои орудия на плечах. Н всё равно они нас обгоняли и первыми приходили в населенные пункты, где размещались по хатам. В дорогу мы получали сухой паёк по четыре сухаря и две упаковки сахара по 2 кусочка в упаковке. Пройдя 40 км нас встречали с горячим чаем из ячменя и разводили по хатам, где уже со своим вооружением спали солдаты. Нас втискивали по одному человеку у двери. В промокших шинелях мы ложились на мокрый земляной пол и никакой простуды во время войны не знали. На второй день к вечеру добираемся к месту назначения. В степи видим какую-то колхозную свиноферму, низкие соломенные крыши и она нам показалась теплой и уютной после того как мы убрали грязь. Но тут же начали нас бомбить, навешали светящихся фосфорных бомб, пришлось их засыпать землей, чтоб они не горели и нас не освещали. Только успели потушить, как снова бомбежки уже настоящие. Хорошо, что мы успели потушить фонари и все бомбы достались Пятихаткам и её железнодорожному вокзалу. Раненных не принимаем, отправляемся в сторону станции Рядовая. Располагаемся где-то на окраине. Раненных много. Я занимаюсь перевязкой на месте. Заходит замполит с незнакомым капитаном и говорят: «Где-то стоит палатка с раненными и нужна помощь. Ты поступаешь в распоряжение капитана!». Я быстро собрала всё необходимое и последовала за ним. Ночью, на подводе, он меня подвозит к той самой палатке, быстро рассказывает о состоянии раненных. В палатке было очень тепло, горела «Буржуйка» - печка, заправленная, коксовым углем, который горит по двое суток. Кроме этого в палатке стояли ящики с углем, водкой, хлебом, вареной колбасой в жестяных банках (производство Америки) и неполное ведро воды. Капитан медицинской службы даёт наставление: «Водки давай сколько выпьют, по 100 – 200 граммов, раненные тяжелые, слабые, и будут спать. Из палатки – не выходи! При нестандартной ситуации обращайся к связному, он в развалинах вокзала.» Спрашиваю: «Какой вокзал?», отвечает: «Кривой Рог». Далее капитан продолжил: «За раненных отвечаешь ценой своей жизни!» и быстро уходит. При свете гильзового светильника я осмотрела раненных. Один раненный был в большой гипсовой повязке, правая нога и туловище всё в гипсе с отверстием у раны. И вот этот раненный стал меня волновать, повязка промокла от крови. Гипсовыми повязками мы не пользовались, просто не было возможности и места где хранить гипс, а тут такая большая повязка - наложить жгут невозможно, и я решила воспользоваться связным. Здание вокзала было в 4-5 метрах от палатки. Я зашла в вокзал и позвала связного. И вдруг слышу из темноты, таким тихо шипящим голосом: «Я ещё жить хочу, откуда ты взялась(?). Ты что думаешь, это наши солдаты на губных гармошках играют? Это же фашисты по ту сторону железной дороги!». Вдруг стало неожиданно тихо, мы затаились и молчим, потом шепотом приказ: «Отсюда, по пластунский, связи нет». Я прислонилась к обгоревшей стене и простояла минут 20-30. По пластунский я не могла, так как потом руки мыть было нечем. И я на корточках, очень медленно, добралась до палатки. Вокзал, это одни стены с выгоревшими проемами окон. Помощи нет. Надо было думать самой как быть в такой ситуации. Я уселась рядом с больным на землю, засунула свои пальцы руки под гипс в паху и так нажимала на кровеносные сосуды, что рука синела. Долго так держать не могла, да и надо было вводить другому раненному в голову глюкозу внутривенно, он был без сознания. Делала что можно было сделать и всё стало улучшаться. Прошло дня три. На улице слякоть сменилась сильным морозом, и вдруг на рассвете наша палатка вся засветилась от многих прожекторов, началась стрельба, взрывы, гремело вокруг так, что земля задрожала. Рядом с палаткой начала двигаться техника, следом пробежали солдаты и весь этот гул ушел на запад. В это время в палатке выскочил угловой колышек и ветром стало сдувать солому на раненных, да ещё и печка горит. Я бросаюсь за этим колышком, упала в угол палатки, рука оказалась на улице и тут я обнаруживаю, пропасть, внизу, прямо на границе палатки. Края пропасти ровные, а на противоположной стороне, по другому краю пропасти, стоят беленькие домики, по два окна, все одинаковые. В даль очень плохо видно, я стараюсь ухватить колышек, его поднимает вверх, и я снова стараюсь схватить его. Вдруг, рядом с палаткой, также на краю пропасти стоит хрустальное строение с красной крышей. Прожектора выключаются, и я вижу красную зарю, на востоке перед восходом солнца. Я подумала, что у меня, наверное, видение, связанное с тем, что я не спала трое-четверо суток. С колышком я возвращаюсь в палатку и вижу, что зашли офицеры и солдаты, слышу, как раненный, которым я занималась сказал: «Лучше б она спала». И я отключилась. Когда меня укладывали на подводу я старалась открыть глаза и посмотреть на пропасть и сказочное строение, чуть-чуть приоткрыла глаза и всё увидела, как и раньше и потеряла сознание. Проспала я около двух суток, но то, что я видела меня беспокоило. Было это или нет. И всё это выяснилось только спустя 40 лет. Мы с мужем ездили к однополчанам на встречу в Днепропетровск и Винницу. Проезжая станцию Кривой Рог я увидела, что хрустальный сказочный домик существует и стоит до сих пор. Это небольшой сарай из никелированной проволоки в два слоя с красной металлической черепицей. Построили его фашисты для хранения грузов. Такой он стоит до сих пор переливаясь на солонце разными цветными радуги, создавая впечатление сказочного хрустального домика. Пропасть – это шахта, которая провалилась на 20-30 метров вместе с привокзальной площадью, а домики также же беленькие с двумя окнами были видны за этой пропастью.
Первый месяц весны 1944 года. Нас обещают с праздником 8-го марта. Гладим свои стиранные юбки, гимнастерки, подшиваем подворотнички, привинчиваем к гимнастеркам свои награды, значки. Хочется быть красивыми и нарядными, в гости к нам приехал член военного совета, генерал-майор В.В. Сосновиков. Мы устроили свой концерт. Пели песни те, которые скрашивали наши суровые будни: «Землянка», «Ой туманы мои рас туманы», «Жди меня» и конечно свою любимую ГПЭПовскую
«Кончим войну и по родным селеньям
Разойдёмся в разные края
Ты уедешь к северным оленям
В жаркий Туркестан уеду я»

Минуло лето, осень, зима, скоро конец весны и опять лето. А мы всё идём и идём вперед по израненной и красивой земле Украины. Весну и лето 1944, задержались недалеко от станции Мигаево. И нас всех по очереди, возили посмотреть как «драпают» фашисты, оставляя награбленное на нашей территории. Целые эшелоны стояли с техникой, боеприпасами и продуктами. Нам тоже достались трофей - несколько ящиков с мылом. Живем в суровых условиях, да иначе и невозможно, но уже чаще читаем газеты среди раненных. Легко раненные остаются выздоравливать у нас, в тыл отправляем только с тяжелыми ранениями. Летом 1944 года исполняется три года нашему ГПЭП-99, готовимся все. Надя Крючкова пишет литературный монтаж о боевом пути части. Медсестры все в хоре. Репетируем украинские песни и песни военных лет. Наши санитары читали стихотворения, исполняли шуточные пляски, в гости на наш юбилей приехал начальник санитарной службы армии Александр Алексеевич Сушко и В.В. Сосновиков. После концерта, в столовой, организовали праздничный обед: борщ со свежими овощами, картошка с мясом и компот.
Наш коллектив был как одна семья. Дружный, доброжелательный, мы знали о каждом всё: кто дома, что пишут, читали письма друг друга. Такими мы остались и после войны. Писали друг другу, поздравляли с праздниками, ездили в гости. И нам всегда не хватало времени всё вспомнить, сидели до глубокой ночи и только и говорили: «А помнишь? А помнишь…»

Дробот(Устич) Александра Даниловна
Старший сержант медицинской службы,
операционная медсестра 99-го ГПЭП с ЭП
ГЛР 3378 37 А (головной полевой эвакопункт с эвакоприемником, 37-й Армии)
2-й и 3-й Украинский фронт

Хочу рассказать о событиях одного дня и одной ночи войны (1943 г.)
Краснодар освободили 12-го февраля 1943 года. А эти события происходили в конце мая при освобождении станицы Крымской, рядом с Краснодаром на станции «Линейная». Расположение нашего небольшого коллектива медиков на вокзале было не из лучших, но, наверное, другого выхода не было. Бесконечные потоки раненых и беспрерывные бомбежки сбивали нас с ног. Хирурги не отходили от операционных столов, за перевязочными столами работали медсестры и врачи, но, раненых было так много, что пропустить всех через перевязочную было невозможно. Медсестры брали бинты и биксы со стерильным материалом и шли перевязывать на улицу. Раненые лежали вдоль заборов из акации. Других заборов тогда не было у людей, и это спасало раненых от солнца. Но была ещё одна беда: на промокшие от крови повязки садились мухи и уже через несколько часов в ранах появлялись личинки, которые быстро росли и причиняли мучительную боль. Использовали раствор хлорамина: зальешь рану - личинки выпадут на землю, рана становится чистой с хорошей грануляцией, и раненый спокойно засыпал. Помимо улиц и хат, раненых сгружали в деревянные сараи с черепичной крышей, которые стояли вдоль железной дороги на вокзале. Но при бомбежке черепица сыпалась на раненых, причиняя им дополнительные ранения. Мы все бросились выносить раненых из сараев. К этому времени железнодорожники отремонтировали поврежденную железную дорогу и пришел первый эшелон с солдатами-новобранцами и военной техникой, которая сразу двигалась на передовую. Как только вагоны освободились, мы сразу стали грузить туда раненых. Но когда раненых погрузили, то оказалось, что в паровозе нет воды, и он не может уехать. Недалеко был колодец, выстраиваемся все линейкой от колодца до паровоза и передаем воду ведрами по цепочке. Помогали все: раненные кто мог, местные жители. Не успели отдохнуть, как на нас опустилась зеленая сигнальная ракета и следом пикируют самолёты. Не дав нам опомниться, началась бомбардировка с самолетов противника. Но нас радовало то, что мы раненых отправили поездом в Краснодар.
Нас постоянно защищали молодые девчата-зенитчицы, которые располагались в рощице, напротив, через железнодорожное полотно. Но пикирующих самолетов было много, и зенитная установка была полностью уничтожена. Нас медиков спасало бомбоубежище рядом с вокзалом, очень добротное, построенное немцами. Оно до сих пор сохранилось. Люди спасались от бомбежки кто где мог, а то и просто лежа на земле. После бомбежки мы не узнали то место, где находились. Солнце скрылось за пылью и виднелось желтым пятном, воздух был пыльно-желтый. Рощица, где стояли зенитки, превратилась в «крошево». От разрывов бомб и снарядов деревья остались без листьев и коры. Стволы деревьев и крупные ветки стали белыми, напоминали скелеты. На одном из таких деревьев висела часть головы с длинными девичьими волосами. Так фашисты расправились с нашими милыми, бесстрашными соседками-зенитчицами. Но снова приказ, и наш эвакопункт делится пополам. В «Линейной» остаются нетранспортабельные раненые, с газовой гангреной, и психически больные, для которых нужна особая транспортировка. В «Линейной» остается часть медиков с тяжелыми ранеными, а часть отправляется в дорогу.
Едем вечером на полуторках, загруженных тюками марли, ваты, бинтов, усаживаемся сверху, едем дальше, не зная сна и тишины. Только уселись на машины, как глаза сами закрываются, но спать опасно: упадешь под колеса машины. Вдруг яркая вспышка и мощный световой поток прожекторов разрезает огромными ножницами небосвод. В пучках света на большой высоте появляется маленький самолетик, узнаем сразу: «Ой, девчонки, да это же «Рама» - самолет разведчик!». Тут уже не до сна, быстрее бы добраться до места назначения. Вот и станица Холмская, добрались благополучно. Подъезжаем к школе, раненых очень много, идут прямо из окопов, грязные, пахнущие болотом, в тине. Работаем сутки, двое, трое - сменить некому. Второй эшелон где-то застрял. Страшные бомбежки, особенно ночью. Маленькие двукрылые «ПО-2» летят прямо по верхушкам деревьев, поднимаясь над каждым высоким деревом. Они летят бомбить передовую линию и возвращаются обратно. Выше, над ними, наши и немецкие истребители. Наши стараются не пропустить вражеских бомбардировщиков на свою территорию. От этих воздушных боёв на нас сыпались бомбы, бочки с гайками. Звук был такой, что организм не выдерживал и кто-то кричал: «Открывайте рот!!!» - чтобы сберечь барабанные перепонки. В небе часто можно было наблюдать падающий самолет с черным шлейфом дыма до земли. Приходилось оказывать помощь и делать перевязки немецким летчикам. Они боялись расплаты за свои злодеяния, однако их перевязывали, делали операции, и никто не думал их беспощадно убивать.
Какую непосильную работу порой выполняли девушки: пилоты на самолетах «ПО-2», зенитчицы, медики, регулировщицы - здоровенькие, яснолицые, статные, работящие, любящие свою Родину. Никто из них не хныкал и не думал о себе. Была война, и было общее людское горе. Кубанские станицы, «Линейная» и «Холмская», навсегда остались в моей памяти, как станицы, над которыми круглые сутки сбивались наши и вражеские самолеты, когда раскалывалось от взрывов небо, качалась земля. А впереди ещё предстояли годы войны и бесконечные дороги по бездорожью.

Дробот (Устич) Александра Даниловна
Старший сержант медицинской службы,
операционная медсестра 99-го ГПЭП с ЭП
ГЛР 3378 37 А (головной полевой эвакопункт с эвакоприемником, 37-й Армии)
2-й и 3-й Украинский фронт

Будто в распахнутое окно заглядываешь в свое прошлое, и всплывает самое памятное из суровых дней войны. Молодость, выносливость и всё было по плечу. Сколько лет прошло, а всё кажется как вчера осень 1944 года. Операционная бригада уезжает из станции «Раздельная». Фронт дышит рядом. Бомбежки, артиллерийские обстрелы, грохот танков, лаем минометов. В окружение попала крупная группировка вражеских войск и с силой старается вырваться из него. Это «Ясско-Кишинёвская» операция. И мы попадем в непонятную для нас обстановку. В нашу колонну машин из глубокого оврага, заросшего деревьями, выезжают немецкие машины с солдатами и офицерами вооруженных до «зубов» с лаем собак, которых держат на поводках. Спецмашины, боевая техника, от такого зрелища мы потеряли речь. Стоим и не двигаемся, пока мы не увидели свои танки, которые подоспели и стали их сопровождать. Немцы сдавались в плен, а мы продолжаем двигаться вперед по обочинам дорог на встречу сдавшимся в плен немецким военным. Солдаты, офицеры, такие растрепанные, без ремней и блеска – это были уже совсем друге люди. Сопровождали их по два три автоматчика на колонну немцев. Мы пересекаем границу Румынии, движемся без остановок. Город Тульга-Измаил, посмотрели крепость. Переезжаем через реку Дунай и мы в Блгарии. Пропускают только боевую технику. Помню, говорили о населенном пункте Геленджик где-то рядом. Утро, втискиваемся в колонну войск, движемся рядом с военной техникой. Впереди населенный пункт и видим много людей из местного населения у дороги. Думали что-то случилось. Оказывается это болгары так встречают русских солдат. Набросали на машины цветы, фрукты с возгласами: «Добре дошли братушки», за три года войны такая встреча впервые. Останавливаемся в городе Ямбал, поступает много раненых, шли бой за Варну и Бургас. Живем на квартире, нас четыре девчонки, хозяйкой оказалась учительница и сразу, когда мы приходили отдохнуть, она нас учила болгарскому языку. Когда мы собирались вечерами все вместе за чашкой чай, то пели свои фронтовые украинские и русские песни. Наши хозяева сидели со слезами на щеках и говорили: «Какой глубокий смысл и богатый слог ваших песен».
Разговоров было много. Хозяйка нам рассказывала о войне 1878 года, когда русские войска освободили Болгарию от столетнего турецкого ига. Сколько теплых слов благодарности нам пришлось выслушать от своих хозяев. С тех пор прошло 60 лет и русские снова освободили Болгарию от фашизма. Забегая вперед скажу, что благодарные болгары увековечили места боев русских солдат с турками памятниками из белого мрамора, окруженными массивными цепями. В городе Плевен есть памятник из штыков русских винтовок и костей русских солдат. В селе Шипко и Шипкинский перевал гора «Столетова», там каждое место боев отмечено памятником. Мраморные плиты на земле, где турки отрезали головы русским солдатам, на каждой плите написаны фамилия, имя, отчество, год рождения и домашний адрес. Общие могилы и на одной из них с благодарностью русским войнам мраморная доска. А памятник как «ладья», это маленький музей, там галереи болгарского старика ополченца, который спас знамя Самарского полка – оружие того времени. На обрывах горы металлические кресты, массивные, а у подножья горы красивый храм-памятник из белого мрамора и золочеными куполами. В подвале сложены кости русских солдат, а наружные стены храма исписаны фамилиями и домашними адресами каждого погибшего. Здесь же рядом и русское селение, так как в Шипке лечились раненые и некоторые там остались жить. Примыкает к перевалу знаменитая Казанликская долина роз, где выращивали розы для получения розового масла. Ранняя весна 1945 года, мы в пути к Будапешту. На одной из остановок ищут кого-нибудь из Кубани, сопровождать раненых в Минводы. Так я во время войны прилетаю в Минводы, потом в Пятигорск. Месяц отпуска. Добираюсь до своей станицы Платнировской, где жила моя мама, брат и сестры. Радости не было конца. Поезда до Платнировской не ходили, добиралась попутным транспортом. Месяц пролетел быстро, добралась до Краснодара и от туда до г. Софии в Болгарии, там находился штаб 37-ой Армии. В свой ГПЭГ-99 я уже не попала, так как он был в окружении в Будапеште и меня направили в ХППГ-5, который находился в г. София в больнице «Княгини Клементины». Ждем с нетерпение дня победы, а местное население уже празднует день победы, а мы всё ждем. И вот оно долгожданное 9-ое Мая. Ночью мы все уже были на ногах от шума и стрельбы. Из палат выходили раненые кто мог. От радости все обнимались, целовались, а потом расплакались. В 9 утра в парке у дома офицеров был митинг. Собралось очень много людей помимо военных. Первым выступил генерал-майор армии Сосновиков. От солдат выступила наша бессменная медстатист из ГПЭГ-99, Надя Крючкова-Резникова. Она моя землячка из Майкопа, прошла всю войну вместе со своим отцом, рядовым санитаром, Федором Созонтовичем-Крючковым. Оба они учителя. Потом была поездка на гору «Шипка». Вся вершина Шипкинского перевала была заполнена солдатами и офицерами. На памятнике общей магилы висела мраморная доска со словами благодарности русским войнам 1887 года, а рядом с ней прикрепили такую же размером доску от имени войнов 3-го Украйинского фрона с такими словами:

«В дали от русской матери Земли
Здесь пали вы за честь отчизны милой
Вы клятву верности России принесли
И сохранили верность до могилы

Стояли вы незыблемой скалой
Без страха шли на бой святой и правый
Спокойно спите русские орлы
Потомки чтут и помнят вашу славу»

Мы годились своими предками и великими полководцами, своей Родиной. О Болгарии остались солнечные воспоминания; светло-желтые дома г. Софии с такими же светло-желтыми мостовыми на улицах и дружественным народом. Вот и закончилась война и по родным селениям разошлись мы по всем краям, но такими близкими и родными остались до конца своих дней. А когда встречались моги сутками не спать, вспоминая свои фронтовые дороги и слова «А помнишь?А помнишь?» и так без конца. Но к сожалению уже некому говорить «А помнишь?». Но день Победы останется в памяти на века. День Победы одна из лучших страниц истории ХХ века.

Дробот (Устич) Александра Даниловна
Старший сержант медицинской службы,
операционная медсестра 99-го ГПЭП с ЭП
ГЛР 3378 37 А (головной полевой эвакопункт с эвакоприемником, 37-й Армии)
2-й и 3-й Украинский фронт