Мой папа, Дормаков Сергей Матвеевич, родился в многодетной семье и был девятым ребёнком. Его мама, моя бабушка, Ирина Сергеевна, была домохозяйкой, папа, Матвей Петрович, мастеровым – жестянщиком и участником первой Мировой войны.
Папа ушёл на фронт в 1941 году в ноябре. О войне он рассказывал мало, сколько бы раз я его не просил, но один случай, который с ним произошёл на Ленинградском фронте осенью 1943 года, где-то под Гатчиной, я хочу вам рассказать.
— Было это в разведке. Послали нас, человек пять, в тыл к немцам, за «языком». Это было перед прорывом блокады. За линию фронта перешли удачно. Засели в лесочке у дороги и стали ждать. Рядом был то ли прифронтовой госпиталь, то ли немецкий дом отдыха.
Ждали долго. И вот «на счастье» появился один немец, шёл спокойно, без всякой опаски. Чувствовалось, что он не ожидал тут, в глубоком тылу, встретить нас.
Мы с ребятами выскочили из придорожных кустов и набросились на него, но, к нашему большому удивлению, он не растерялся и легко раскидал нас по сторонам. А потом, будто в насмешку, отложил в сторону свой автомат «шмайсер» и встал в боксёрскую стойку.
Пока мы этого немца-чудака с большим трудом не связали, он наставил нам немало синяков и здорово помял бока.
Когда «языка» притащили через линию фронта к своим в часть, и спросили, почему он не стрелял, ведь рядом были свои, которые могли бы придти на помощь? Он ответил, что является призёром чемпионата Германии по боксу, поэтому и не боялся, что его могут взять в плен.
И ещё сказал, что их информировали о том, что русские батальонные разведчики, практически, не умеют метать ножи. И применения холодного оружия, он не опасался, а стрелять они бы, разведчики, сами не стали, чем привлекли бы лишним шумом к себе внимание охраны госпиталя.
Вступил в борьбу потому, что после прохождения лечения, хотел просто размяться и посмотреть в какой форме он находится, и у него это, почти, получилось.
Правда, благодарность от командования группа разведки получила, хотя особо интересных сведений не узнало.
Папа потом воевал на Прибалтийском фронте и, по-моему, как я помню, принимал участие в освобождении и Вильнюса, и Кёнигсберга ныне (Калининград). Участвовал в обороне Сталинграда. Он был награждён орденом Красной Звезды. В детстве я часто его рассматривал, но куда он потом делся, я не знаю.
Помню ещё медали «За отвагу», наградное удостоверение до сих пор сохранено, « За оборону Ленинграда», «За оборону Сталинграда» и « За Победу над Германией» все эти боевые награды находятся в домашнем архиве.
Про оборону Сталинграда помню только обрывочные эпизоды: что сплошной обороны между нашими и немцами не было. Это было похоже на слоёный пирог. Полоса наших войск, полоса немцев и так же обратно. Поэтому случались обстрелы и бомбардировки, как наших позиций, так и немецких, своими же войсками. Часта была неразбериха, кто и где находится. И вот здесь я впервые услышал такое выражение, чисто фронтовое, «покурить в рукав». Это означало, что в тёмное время суток открыто курить на воздухе, было под запретом. Огонёк от «самокрутки», а это свёрнутый клочок газеты и набитый махоркой, или цигарки, что являлось тем же, вовремя затяжки, был виден далеко и мог послужить началом обстрела неприятелем, наших позиций. Вот чтобы этого не было видно, во время курения, «самокрутку» старались спрятать или в рукав шинели, или за пазуху её же отворота. Чаще курили прямо в землянках или блиндажах.
В один из таких поздних вечеров, когда на улице было очень темно, папа вышел из землянки подышать воздухом и поговорить с бойцом, который находился на боевом посту. Разговаривали минут 10-15, и тут начался обстрел наших позиций. И надо же было случиться такому, что один из снарядов прямым попаданием угодил в их землянку. Там, откуда только что вышел папа, оставалось ещё пять человек. Землянку разнесло в клочья и все погибли. Что это было: провидение, чудо или просто случайность, он до сих пор не может понять. Но тот факт, что он один, выйдя из землянки, остался в живых, без слёз вспоминать не мог.
Вот, возможно, такие трагические эпизоды, и не очень любили вспоминать фронтовики. А их, этих маленьких эпизодов за всё время войны, было очень много.
Папа пришёл с фронта в июне 1945 года. Войну закончил под Прагой. Женился в 1947 году, а в 1949 году в ноябре родился я, их первый сын Николай. Потом в 1955 году родилась сестра Нина.
Папа умер от сердечного приступа. Всю свою жизнь, что я помню, он говорил, что когда был ранен осколком гранаты, один из них остался в области сердца. Было ему 69 лет. Родился 1 октября 1923 г.— умер 5 марта 1992 год.
В большой семье Дормаковых, кроме его самого, воевали ещё два брата и сестра. Николай ушёл добровольцем, погиб смертью храбрых, подорвав себя и врагов в 1940 году в финскую войну, похоронен в Карелии, в местечке Кипранмяки. Иван воевать начинал на западном фронте, но потом был переведён на восточный фронт, где воевал с японцами в должности помкомвзвода, в звании сержанта, пулемётчиком. Сестра Наталья служила в женском батальоне ВНОС (войска воздушного наблюдения, оповещения и связи), воевать закончила на Украине в 1944 году. Они оба, и Иван, и Наталья, боевых наград не имели.

Эти стихи я посвятил Дормаковым, Сергею, Ивану и Наталье, воевавших на разных фронтах, Великой Отечественной войны 1941-1945 годах.

СОЛДАТ
Так почему у ветерана
Слеза сегодня на глазах?
Или побаливает рана,
Полученная в тех боях?
Иль вспомнил он друзей, которым
Не суждено придти опять
Домой к родным своим, любимым
И крепко их к груди прижать.
Взгрустнулось старому солдату.
Он вспомнил молодость свою,
Как с криком шли они в атаку
И не щадили жизнь в бою,
Разбили в прах вражину злую,
Домой с победою прибыв.
И радовался он с друзьями,
Сто грамм за павших пригубив.
Сегодня праздник ветерана! —
Печаль и грусть в его глазах.
И затянулась, вроде, рана,
А всё воюет он во снах!