Испытание войной

Коренастый, подвижный, с лукавинкой в глазах и необыкновенно ясной памятью Федору Михайловичу Чистякову никак не дашь его 89. В назидание внукам и правнукам в школьной тетради он пишет дневник. "Отец мой, Михаил Васильевич, выходец из крестьян. Окончил Ярославский институт, получил диплом провизора и начал работать аптекарем. Влюбился в 16-летнюю Сашеньку Никольскую, старшую из восьми дочерей земского писаря. Обвенчались тайно и уехали из города Романова в город Данилов. Здесь на второй день Рождества 1916 года я и появился на свет". А всего их было тринадцать детей, выжили лишь шестеро. Но и их нужно было кормить и одевать. И тогда отец открыл лабораторию по изготовлению мазей, пергаментной бумаги и разноцветных чернил. По дневниковым записям Федора Чистякова прекрасный бы сценарий получился для фильма. Времена отжившего свое НЭПа. Бедная многодетная семья. Младшие ребятишки донашивают одежду старших. Весной и летом собирают в лесу цветы и продают их на пристани. Федя ухаживает за поросятами, заготавливает дрова и сено. Отец провалился под лед и умер от воспаления легких. 13-летнего Федора мать ведет в ремесленное училище. Закончил. Пошел работать в инструментальную мастерскую. Потом уезжает к сестре в Ярославль. Трудится на заводе "Пролетарская свобода". Армия. 161-й стрелковый полк 95-й стрелковой дивизии города Балты. В декабре 1939-го эту дивизию направляют на войну с финнами. Новый 1941 год Федор встречает в Котовске, а лето - в Бессарабии. Вместе с другими солдатами срочной службы мечтает о демобилизации. "22 июня ночью я был на дежурстве и увидел, как со стороны реки Прут появились самолеты. Началась бомбежка. Началась война..." Их дивизия держала оборону на пограничном рубеже. Через тринадцать дней по приказу командования стала отходить в сторону Кишинева и Одессы.
До войны Федору казалось, что не может быть более сильного и могучего государства, чем Советский Союз. "Напрасно мы надеялись на мирный договор с Германией..." - говорит он. Оборона Одессы длилась 75 дней. Но пришлось нашим солдатам оставить этот город. В большой секретности за одну ночь они погрузились на корабли Черноморского флота. На пути к Севастополю их неоднократно бомбила немецкая авиация, но всѐ же большинство кораблей дошли до порта назначения. А потом их отправили на Перекоп, а там немцы уже прорвали оборону. С боями наши стали отходить на Бахчисарай, Ялту, Алушту. И оборонялись, и отступали на новые позиции. Было ужасно трудно еще и потому, что некоторые местные помогали немцам пройти в тыл наших войск. Немец бил в спину и в лоб. И все же вышли к горе Ай-Петри, прошли Байдарские Ворота и заняли оборону на подступах к Севастополю. 250 дней держали они противника на Крымском полуострове. Здесь воевала немецко-румынская армия, хорошо вооруженная и явно превосходившая наши силы. Налеты авиации - до 300-500 самолетов в день. Севастополь разрушался планово. Его полностью разбили и сожгли. "У нас же почти не было авиации и орудий. Боеприпасы изготавливались на месте - в мастерских и доках. Орудия использовали с затонувших кораблей. Нам помогал Черноморский флот, которым командовал вице-адмирал Октябрьский. Но когда немцы заняли Северную бухту, море было под обстрелом до самого горизонта, и корабли к нам уже не подходили. Те, что пытались прорваться, были уничтожены. Один корабль был послан с пополнением, но из 3500 человек остались только 7..." У нашего правительства не было резерва для продолжения обороны Севастополя. Его пришлось сдать. Но какой ценой! От пехотинца до моряка - все дрались до последнего патрона. Между Камышовой и Казачьей бухтами скопилось около 14 тысяч раненых. Эвакуировать их не было возможности, и многие попали под гусеницы немецких танков. Раненые ползли к морю и бросались с обрыва. Лучше так погибнуть, чем под гусеницами. "Последними для нас были бои на Малаховом кургане и в Херсоне. Прижатые к морю, без патронов, снарядов и мин, а главное - без командного состава, мы пытались спастись на плотах, но и их делать было не из чего..." На берегу скопилось порядка пятидесяти тысяч солдат, брошенных на произвол судьбы. В 6 утра 12июля 1942 года немцы стали кричать: "Сдавайтесь, не проливайте лишней крови!" Федор Чистяков с однополчанами прятались в штольнях Инкерманской бухты, где были склады с шампанским (около трех миллионов бутылок) и окороками. От шампанского и копченостей мучила жажда, а воды они не видели уже несколько дней. Больше всех переживали евреи, так как звучали угрозы об их уничтожении. Доходило до самоубийств. И вот звучит последнее предупреждение немецкого командования. Сопротивляться бесполезно - у
наших ни патронов, ни гранат. Кое-где стали появляться белые флаги из простыней и портянок. «И вся армия, оставшаяся в Севастополе, была взята в плен. Выходили из штолен, строились и шли под конвоем румынских и немецких солдат с овчарками. Как мы проклинали наше командование, которое не смогло эвакуировать личный состав!..» Гнали их на Украину, в лагеря Кировограда. На пути было несколько промежуточных лагерей, где останавливались ночевать. Местные жители старались помочь, передать хотя бы кусок хлеба. Однако охрана никого не подпускала. Шаг влево, шаг вправо - расстрел! Особенно страдали больные и ослабевшие, которые шли в конце колонны. Упавших пристреливали и сбрасывали в кювет. "В промежуточных лагерях нас пропускали через "осмотр" по национальной принадлежности. В воротах лагеря стояли представители наций, у которых было принято обрезание - евреи, узбеки, татары. Нас заставляли снимать брюки и осматривали. Евреев сразу отводили в сторону и увозили на специальных машинах - "газовых душегубках". Задохнувшихся сжигали в котельных, откуда нестерпимо несло горелым мясом..." Солдатиков наших кормили гнилыми овощами, в "болтанке" плавали черви, хлеба давали по 50 граммов. Чтобы выжить, приходилось терпеть и ждать удобного случая для побега. Однако охрана была сильная, а кругом проволока под напряжением. "Ночевали мы прямо на улице. А была уже осень, и шел дождь со снегом. Натерев ноги, я снял ботинки, положил их под голову. Утром проснулся - ботинок нет! Обвязал я ноги портянками и совсем потерял самообладание..." Федор был похож на еврея, и дежурный полицай посадил его в железную клетку. Попытки доказать то, что он русский, ни к чему не привели. Вспомнил Федя "осмотр" и расстегнул брюки. Отпустили. А полицаи, кстати, умудрялись придумывать все новые и новые пытки. И вот Кировоградские лагеря. Многие так и не дошли до них, оставшись лежать на дорогах и в кюветах. Жили пленные на спортивном стадионе. Вместе со своим земляком Лешей Микеровым Федор попал на карьер. Гнали их туда бегом, с собаками. Целыми днями они таскали камни из нижнего карьера на верхний. Того, кто брал маленький камень, - били. Кто споткнулся или упал, тому расстрел. А то и просто так стреляли, для интереса и удовольствия. В общем, хлебнул наш Федор с лихвой. Но все же сбежал из этого ада. Перекантовался в одной из деревенек, хотел связаться с партизанами. А к этому времени (весна 1943-го) наши части шли в наступление, и Федор примкнул к 52-й стрелковой дивизии 429-го стрелкового полка. В апреле 1944-го форсировали Южный Буг и начали освобождение Молдавии. Потом бои на Днестре и Ясско-Кишиневская операция. Дунай, румыно-болгарская граница, болгаро-югославская. Январь 1945-го - сильнейшие бои в районе
озера Балатон. Новый год встречали в Венгрии. Враг, чувствуя свое поражение, вводил последние резервы. "В марте 45-го мы стояли в селе Вортиш-Болгаре. К нам пришло большое пополнение. Как приятно было смотреть на чистеньких, вновь прибывших солдат. Не верилось, что у нас еще есть резервы". А 9 мая, это была уже Чехословакия, возвращаясь с передовой, Федор и товарищи услышали беспорядочные выстрелы из всех видов орудий. Подумали, что немцы прорвались. Но это были салюты победы. Однако война для Федора Чистякова на этом не закончилась. Полк преследовал уходящих немцев. И опять бои, опять убитые и раненые. А потом эшелон на восток. Прага, Дрезден, Варшава. Куда везут - не говорят. Пересекли польскую границу, Барановичи, Оршу, Смоленск, Вязьму, Можайск... В 6 утра 26 мая поезд прибыл в Москву. К вагону подбежал мальчуган. - Куда вы едете? - Не знаем. - А я знаю! Воевать с япошками! "Тут мы поняли, что нам предстоит испытать еще одну войну..."

Калинина В. //Диалог.- 2005.- 31 марта.