I. 1941 г.
Окончание средней школы и
выбор военной специальности.
Первые дни войны

Я, Чилинов Николай Павлович, родился 23 января 1924 года в г. Туле, в семье рабочего-слесаря Тульского оружейного завода. Детские и школьные годы я прожил безвыездно в г.Туле. Несмотря на тяжелые условия жизни мне удалось окончить среднюю школу. Большинство детей учились до 7 класса, а далее поступали в профтехучилища или устраивались на какую-нибудь работу.
В 1941 году, окончив 10 классов средней школы, я после сдачи экзаменов поступил в Тульское Оружейно-техническое артиллерийское училище (ТОТАУ).
Войны ещё не было. Была обычная трудовая жизнь, но в городе уже говорили о возможной войне с Германией.
Заводы Тулы перешли на трехсменную работу. В Щегловской засеке началось строительство нового завода оборонной промышленности (ныне завод самоходный комбайнов). Обстановка в мире становилась напряженной.
22 июня 1941 года внезапно началась война. Через несколько дней мне пришло извещение о зачислении курсантом и о том, что 3 июля я должен явиться в училище, а на следующий день ( 4 июля) я был уже в летних лагерях в районе станции Плеханово. Через месяц, пройдя курс молодого бойца и приняв присягу, курсанты вернулись в Тулу для дальнейшей теоретической учебы и практических занятий.
В связи с военным положением срок нашего обучения был сокращен за счет уплотнения учебного времени. А программа обучения осталась прежней. Училище готовило военных техников по эксплуатации и ремонту стрелкового и артиллерийского вооружения.
Фамилии некоторых курсантов нашего взвода я помню до сих пор. Это товарищи Афанасьев, Быков, Курбатов, Пастухов. О Викторе Пастухове следует сказать несколько подробнее. Он был у нас во взводе одним из командиров отделений и уже тогда овладевал опытом работы с подчиненными людьми, а в послевоенные годы, окончив институт, стал партийным работником, а в дальнейшем - первым секретарем Тульского Горкома партии.
Осенью 1941 года обстановка на фронтах войны осложнилась, враг рвался к Москве. Прорвав оборону наших войск под Брянском, немцы сходу захватили г. Орел. Обстановка в Туле стала тревожной. Начались частые бомбежки города. На южной окраине города недалеко от училища курсанты начали рыть окопы (траншеи), возводить линию обороны.
В этих траншеях нам частенько приходилось укрываться от воздушного нападения врага. В одну из таких ночных бомбежек бомбы были сброшены на здание училища, но точно в цель не попали. Один из курсантов был ранен.
В окрестностях города появились диверсанты. Выстрелами из ракетниц они указывали немецким летчикам на объекты бомбометания (заводы, железнодорожные узлы).
Вслед за Орлом немцы захватили г. Мценск. Это южная граница Тульской области. Обстановка требовала принятия срочных мер. Регулярные войска были где-то под Брянском. Кроме нашего училища в Туле находился местный полк НКВД и артеллеристы-зенитчики, прибывшие в Тулу сразу в первые дни войны.
По приказу из Москвы училище было поднято по тревоге и отправлено на фронт под Мценск.
Наша 6ая рота была оставлена в Туле для охраны и обороны военных объектов. Мы охраняли склады с боеприпасами, продовольствием, зенитные установки на крышах зданий.
В конце октября 1941 г., после стабилизации обстановки под Мценском пришел Приказ об эвакуации нашего училища на Восток. Так мы оказались в г.Томске, где и продолжили учебу по плану.

II. 1942 год.
Окончание военного училища.
Воронежский фронт. Минометный
батальон 31-й мотострелковой
бригады 17-го танкового корпуса.
Служба в должности начальника
мастерских боепитания батальона.

Зимой 1942 г. после окончания училища и присвоения в/звания воентехника 2-го ранга я был направлен на фронт.
Училище дало нам достаточный объем знаний, необходимый для обеспечения технически грамотной эксплуатации и ремонта стрелково-пушечного вооружения, безопасного применения и хранения боеприпасов. Всему этому я старался обучить своих подчиненных.
Первое боевое крещение я получил летом 1942 г. на Воронежском фронте, куда в срочном порядке был переброшен наш 17-й танковый корпус, формировавшийся на Кубани (ст. Кавказская). Я был тогда начальником мастерских боепитания минометного батальона 31-ой мотострелковой бригады, входящей в состав этого корпуса. Обстановка на фронте осложнилась. Немцы, овладев Курском, двигались на Воронеж. Поэтому сюда, на Курск, был срочно переброшен наш танковый корпус. Видимо обстановка требовала срочных действий, медлить было нельзя, поэтому нас сходу, после выгрузки с эшелона, днем, без соблюдения маскировки двинули на передовую.
К исходу дня мы добрались до места назначения, в район станции Косторное. Наши минометчики, оставив машины в укрытии лесопосадки, направились занимать огневые позиции.
Через несколько минут на горизонте, на небольшой высоте, появилась, как мне показалось, большая стая птиц. Но это были не птицы, а самолеты противника, которые скрываясь в лучах заходящего солнца, летели на нас развернутым фронтом и действительно были похожи на низко летящих грачей. Вскоре мы услышали гул их моторов. Я начал считать самолеты, но досчитав до 72-х, сбился со счета. Их было около ста штук. Началась бомбежка. Это было что-то ужасное. Самолеты сделали по несколько заходов, пока не сбросили все бомбы. Закончив бомбить, они начали обстрел из пулеметов. Все это они совершали безнаказанно, так как наша противовоздушная оборона не успела ещё занять огневые позиции и не могла оказать должного отпора.
Потери были большие, особенно в технике. Машины «Додж» и «Штудебекер» горели, как факел. Мне казалось, что такая надежная автомашина, не имеющая ни одной деревянной детали, не должна сгорать дотла.
В итоге после такой бомбежки наступила команда отходить на новый рубеж обороны.
Мне приказали ехать последним и проследить, чтобы никто не отстал. И как всегда в таких случаях бывает, машина с нашей полевой кухней замешкалась. Наконец мы двинулись. Я ехал стоя на первой подножке машины. В ней были ящики с минами и несколько человек солдат-оружейников.
Держась за дверцу кабины, я наблюдал за самолетами, которые ещё летали над нами, и в случае бомбежки должен был подать сигнал водителю, чтобы остановить машину. Дорога шла на подъем. Впереди мы увидели гусеничный трактор, буксирующий зенитную пушку. Наш водитель съехал влево с дороги и пошел в обгон. Поравнявшись с трактором, мы вдруг увидели перед собой противотанковый ров, который с обеих сторон подходил вплотную к дороге. Он не был виден заранее, так как находился за перевалом, на который мы поднимались. Остановить машину было поздно, до рва оставалось всего 3-4 метра, и водитель повернул вправо в трактор. Машина ударилась в гусеницу трактора. В момент удара я не смог удержаться и по инерции прыгнул на гусеницу. Но мне повезло. Тракторист в момент столкновения успел остановить трактор и я, пробежав по гусенице, спрыгнул на землю.
Все были живы, но ехать дальше мы не смогли, – при ударе сильно погнулась рулевая тяга. Пришлось общими усилиями ее отделять и выпрямлять. Все это нужно было сделать быстро, так как справа и слева от нас видны были в воздухе трассирующие пули немцев.
Наконец машина была введена в строй, и мы под покровом ночи, незаметно, двинулись догонять своих.
Через несколько часов, с большим трудом, не зная маршрута движения, мы разыскали их.
После бомбежки, пережитой под Косторным, не всем удалось уцелеть. В числе погибших мы считали и нашего командира автороты капитана Джалилова. И вдруг через несколько дней он вернулся цел и невредим, только волосы на его голове стали седые. Вот так для него обернулась эта бомбежка.
Так мы приобретали боевой опыт. Стало ясно, что если действовать хладнокровно, без паники, то и от бомб можно уберечься. Но для этого надо наблюдать за моментами сброса бомб и если они отделились от самолета, находящегося над вашей головой, то такие бомбы не страшны, они упадут где-то дальше по курсу полета самолета. Если же бомбы сброшены до подхода самолета к цели, в этом случае они могут поразить цель (Вас), поэтому надо успеть отбежать в сторону и лечь в какую-либо воронку или впадину в земле.
Новый рубеж обороны был определен для нас в район села Подгорное Воронежской области. Там мы укрепились основательно и держали оборону долгое время. Здесь было тоже тяжело. Особенно надоедали артобстрелы. Немцы снарядов не жалели и вели не только методический обстрел одиночными снарядами, но и массированные артналеты. Каждому, кто попадает под такой обстрел, кажется, что все снаряды летят именно на него. Это очень неприятная картина.
Здесь, под Воронежем, я впервые услышал и был очевидцем залпа наших «Катюш». В те первые годы войны их было не очень много. За ними охотились истребители немцев, поэтому они действовали скрытно, тщательно маскировались и не имели постоянных огневых позиций.
И на этот раз они появились неожиданно, откуда-то с тыла. Зачехленные они проехали недалеко от меня и повернули за уцелевшие деревянные дома деревни.
Вдруг неожиданно я услышал сильный шум, напоминающий звук выходящего из паровоза пара. По выработанной привычке и в силу чувств самосохранения я мгновенно распластался на земле и, повернув голову в сторону ужасного шума, я увидел за домами клубы дыма, пыли и языки пламени, уходящих в небо снарядов. Это стреляли «Катюши». Они выпустили только один залп и сразу же уехали в обратном направлении. Огонь вели термитными снарядами (позднее они были запрещены) в результате все село, по которому был дан залп, охватило сплошное пламя пожара. Казалось, что горела даже земля. Вот что значит залп дивизиона «Катюш».
По приказу командования нам приходилось часто менять свои позиции. В один из таких маневров нашу колонну внезапно атаковали бомбардировщики. Когда я выскочил из машины, бомбы уже сыпались на нас и рвались поблизости, бежать было поздно. Я успел лечь возле машины, прижав голову к заднему колесу. А когда самолеты пошли на второй заход – отбежал от машины в кювет возле дороги.
При втором заходе одна из бомб прямым попаданием разбила впереди стоявшую машину, остальные уцелели. После бомбежки колонна двинулась дальше, а наша машина, пройдя несколько метров, заглохла – кончился бензин. Оказалось, что осколком бомбы у нее был пробит бензобак. Последствия могли быть более тяжелыми, если бы я не отбежал от машины в кювет. Залатав пробоину с помощью подручных средств и заправив бензобак из запасной бочки, мы поехали дальше.
Новые наши позиции были определены на опушке леса. Прибыв туда, мы снова как всегда начали зарываться в землю. Кроме окопов для минометов и людей, надо было отрыть капониры и для автомашин. Это трудная работа. А сколько земли пришлось перелопатить за все годы войны, особенно тогда когда войска стоят в обороне.
Здесь, на новом месте, артиллерия немцев также ежедневно вела обстрел, но в основном стрельба велась по позициям артиллеристов, которые размещались позади нас. Со временем мы привыкли к этой стрельбе и спокойно слушали, как летят над нашими головами, издавая шуршащий звук, тяжелые немецкие снаряды. Но это спокойствие длилось не бесконечно – противник обнаружил нас. А произошло это во время нашей стрельбы из противотанкового ружья по самолету-разведчику. На фронте его называли «рамой». Это двухфюзеляжный самолет, по виду с земли напоминающий оконный проем (раму). Он имел большой запас топлива и поэтому долго висел у нас над головами, выполняя разведывания, и сковывал действия наших войск. Стрельба из стрелкового оружия была безрезультатна, несмотря на то, что он летал на небольшой высоте. Мы решили применить против него дальнобойное противотанковое ружье. Этот необычный метод зенитной стрельбы взялся осуществить наш оружейный мастер Шаповалов. Я объяснил ему, как учитывать упреждение по летящей цели. И на следующий день, как только появилась рама в воздухе над нами, Шаповалов укрепив ружье на сучках дерева, сделал несколько выстрелов по самолету. Сзади самолета появилась полоса дыма, и рама пошла со снижением на свой аэродром.
После этого случая она не появлялась над нами. Потом мы снова увидели эту раму, но уже на гораздо большей высоте, чем прежде.
Стрельба из противотанкового ружья крупного калибра видимо была засечена немецкими наблюдателями (разведчиками) и наше место было отмечено на их картах.
В результате при очередном артобстреле немецкие снаряды полетели не только высоко над нами, но гораздо ниже. Один из снарядов зацепив за вершину дерева, разорвался у нас над головами. Я стоял во весь рост, а мои оружейные мастера только что вышли из землянки и собирались завтракать. Один из них, опершись ногой на бруствер землянки, перематывал обмотку (сапог не было). В этот момент и разорвался снаряд. Я успел только присесть. Все произошло мгновенно. Осколки снаряда не прошли мимо нас. Тот солдат, что поправлял обмотку, оказался с перебитой ногой, второму раздробило кисть руки, третьему пробило бок, а мне достался маленький осколок, который, пробив брюки, вонзился в мышцу ноги выше колена. На этом месте образовался огромный синяк с кровоподтеком в центре. Осколок этот я выдернул сам, санитарная помощь не потребовалась.
Вместе с водителем Ключниковым я уложил раненых на машину, и мы повезли их через лес в санчасть. Лесная дорога помогла нам доехать скрытно. Вернувшись назад, я доложил командиру батальона о случившемся. Мне предложила сестра сделать перевязку, но я отказался. На этот раз все обошлось для меня благополучно. Серьезное ранение ожидало меня впереди.

III. Контрнаступление под Сталинградом

В конце лета 1942 г. наш корпус сняли с передовой и отправили в тыл на пополнение.
В ноябре 1942 года, после укомплектования боевой техникой вооружением и личным составом, 17-ый корпус снова отправился на передовую. На этот раз в район Среднего Дона (местечко Верхний Мамон), где готовилась крупная операция вошедшая в историю как контрнаступление наших войск под Сталинградом.
В это время обстановка на Советско-германском фронте менялась в нашу пользу. По официальным источникам немцы теряли стратегическую инициативу и переходили к обороне. Советские войска готовились к широким наступательным действиям, началом которых и стало контрнаступление под Сталинградом.
Перед тем как прибыть к месту сосредоточения мы ночью выполнили странный маршрут вдоль линии фронта. Сначала все машины ехали с включенными фарами, затем повернули обратно, но теперь двигались в сплошной темноте, не включая фары. Наверное это было сделано с целью дезинформировать противника.
Наступление началось 13 декабря 1942 года с Осетровского плацдарма на Дону (южнее Верхнего Мамона), в направлении на станцию Кантемировка. На этот раз появилась наша авиация, погода была летная, ясная. Группа штурмовиков Ил-2, летая по кругу друг за другом, образовали надежную защиту нашим танкам от авиации противника. истребители немцев несколько раз пытались прорвать кольцо штурмовиков, но безуспешно. Ведя огонь из бортовых и кормовых пушек, Ил-2 были неуязвимы.
Танки под прикрытием самолетов пошли вперед и ворвались в село, где проходила оборона немцев. Через несколько минут мы на машинах двинулись вслед за танками. Въехав в село, мы увидели лишь уцелевшую церковь. Все остальное было уничтожено.
Прорвав оборону противника наш танковый корпус успешно продвигался вперед и к концу декабря 1942 года освободил крупный железнодорожный узел Кантемировка, находящийся в тылу противника. За эти боевые действия 17-ый танковый корпус стал гвардейским Кантемировским и получил новый статус. Стал гвардейской Кантемировской дивизией, танки которой ежегодно 9 Мая участвовали в военном параде на Красной площади Москвы.
В январе 1943 года наступления гвардейцев-кантемировцев продолжалось. К середине января мы уже были в крупном населенном пункте Волошино. Впереди была станция Миллерово. Противник отступал, неся большие потери. Отборные немецкие дивизии и 8-ая итальянская армия были разгромлены. Повсюду валялась боевая техника врага и занесенные снегом трупы убитых немцев. Мне как начальнику мастерских боепитания батальона кроме ремонта вооружения в основном приходилось заниматься подвозом боеприпасов с бригадных складов на огневые позиции батальона.
Однажды, направляясь из Волошина в Кантемировку, где находился склад боепитания нашей 31-ой мотострелковой бригады, я чуть было не попал в лапы фашистов. Примерно на полпути нам навстречу выскочила из села бортовая машина, мчавшаяся на бешеной скорости. Солдаты этой машины махали руками и кричали: «Немцы!!! Немцы!!!». Не остановившись, машина промчалась мимо нас. До села оставалось несколько сот метров.
Сквозь морозную дымку тумана были видны фигуры людей, перебегавших от хаты к хате. Быстро развернув машину, мы поехали обратно. Обо всем увиденном я доложил командиру батальона. Он сказал, что я поступил правильно, и быстро пошел звонить в штаб бригады.
Впоследствии оказалось, что немцы действительно пытались ударить нам во фланг, но были вовремя обнаружены. Эта попытка им не удалась. А я оказался в данном случае в роли разведчика.
16 января 1943 года недалеко от Волошино возле хутора Морозовский (название хутора под сомнением) я был ранен в левую ногу и на этот раз выбыл из строя на несколько месяцев. Это произошло 16 января 1943 года на рассвете, крупная группировка противника, пытаясь выйти из окружения, неожиданно оказалась в районе огневых позиций нашей батареи 120мм-ых минометов. Я только что привез туда машину с минами, но разгрузить не успел.
Маскируясь в высоком бурьяне, немцы незаметно приблизились к нам. на помощь они вызвали по рации свою авиацию. Самолеты начали бомбить и обстреливать сначала позиции нашего артдивизиона, - слева от нас, а затем и нашу батарею. Под прикрытием самолетов немцы подошли совсем близко, встали во весь рост и пошли на нас в атаку, стреляя из автоматов. Единственное оружие, которое мы могли применить против этих автоматчиков, были карабины. Стрелять из 120-мм минометов было бесполезно – немцы были вне зоны поражения.
В этой ситуации поступила команда отойти на позиции 82мм-ых минометов. Для этого нам надо было подниматься вверх по крутому склону оврага на виду у немцев. Отходить пришлось ползком под ураганным огнем, который обрушился на нас с земли и с воздуха. Вдруг я почувствовал сильный удар в ногу. Мне показалось, что нога выведена из строя полностью, но, убедившись, что она действует, я пополз дальше. Выбравшись из оврага, я поднялся и, прихрамывая, пошел вперед. Вскоре я увидел, что меня ожидают начальник артиллерии бригады и комиссар нашего батальона – старший политрук Оконота. Начальник артиллерии был ранен в руку, а политрук твердо держался на ногах, хотя был ранен в спину навылет. Убедившись, что я дойду без их помощи, они пошли вперед, а я за ними. И тут я обратил внимание, что полы моей шинели в нескольких местах были изрезаны пулями как ножом, а на левой руке возле локтя торчали клочья разодранного рукава шинели, гимнастерки и нательной рубашки. Сам локоть остался цел. Позднее меня и старшего политрука Оконоту доставили в медсанбат. Его положили на операционный стол, а меня отправили в госпиталь, затем самолетом в Тамбов. Там не приняли – не было мест. Затем определили в санитарный поезд, который вез нас дальше в тыл.

IV. Лечение в госпитале после ранения.
Направление на фронт.
Обучение новой специальности – командира огневого взвода противотанковой артиллерии.

Мое лечение продолжалось несколько месяцев. Пока везли в санитарном поезде, никому перевязки не делали из-за отсутствия перевязочных материалов и лекарств. Начался воспалительный процесс. В стационаре сразу положили на операционный стол. Долго не мог ходить, затем начал переступать с помощью костылей. Наконец меня подлечили и выписали. По моей просьбе направили в свою часть, но я в нее не попал.
В отделе кадров ЮЗФ мне дали направление в учебное подразделение при резерве артиллерии фронта, где готовили командиров огневых взводов противотанковой артиллерии, их называли истребителями танков. Здесь мы изучали 57 и 76мм-ые пушки и методы стрельбы из них по танкам прямой наводкой, а также стрельбу с закрытых позиций. По окончании учебы, летом 1944г меня направили на фронт командиром взвода боепитания батареи 76мм-ых пушек, в 1006 стрелковый полк 266 стрелковой дивизии, входящей в состав 5-й ударной Армии. Полк получил пополнение и выступил на передовую. Перед этим нужно было провести обкатку личного состава полка танками и обучить артиллерийским расчетам стрельбе по танкам прямой наводкой. Обкатка танками прошла быстро. Проводилась она для того, чтобы бойцы не боялись танков противника и умели вести с ними борьбу. С этой целью нас заводили в траншею, через которую проезжал боевой танк. Как только он проходил над нами, нужно было встать и бросить в танк гранату.
Что касается обучения стрельбе по танкам прямой наводкой, то здесь было сложнее. Не было движущейся мишени и механизмов для ее перемещения.
Мне приказали изготовить деревянный макет танка и тащить его за трос конной упряжкой. Длина троса была около 100м. Стрельба велась боевыми снарядами, учебных на фронте нет. Чтобы меньше было осколков с настильной (низкой) траекторией стреляли фугасными снарядами, которые рвутся после углубления в грунт. Все эти меры не гарантировали полную безопасность, но иного выхода не было, приказ надо было выполнять.
Мишень двигалась вдоль крутого склона оврага. Грунт его оказался очень твердым, и снаряды рвались, не углубляясь в землю. По сигналу командира батареи мы с ездовым тронули лошадей и макет начал перемещаться. Последовал выстрел и разрыв снаряда. Лошади очень пугались разрывов снарядов, и мы едва сдерживали их. Не все снаряды попадали в мишень. Такие ошибки были опасны для нас, ведь осколки летят далеко. В итоге задача была выполнена. Она была очень сложной и требовала мужества, пришлось рисковать; хорошо, что все обошлось благополучно. Все это осталось в памяти надолго. Такие стрельбы в мирное время никто бы не разрешил.
Вскоре после этого наш полк отправили на передовую. Это было на Днестре, недалеко от райцентра Дубоссары. Линия обороны проходила по берегу реки Днестра. Огневые позиции батареи разместились среди домов села, выходящего окраиной к плавням реки, поросшими садами. На другом берегу были немцы. На этом участке фронта готовилась крупная операция по освобождению Молдавии (Ясско-Кишиневская).
Предстояло форсирование Днестра. А пока шли бои местного значения.
Днем было тихо и спокойно, а ночью начиналась перестрелка, не прекращающаяся до рассвета. Немцы боялись наших разведчиков, которые частенько наведывались к ним за «языком». Поэтому всю ночь они стреляли осветительными ракетами и вели интенсивный огонь по нашему берегу. А днем начинали свою охоту немецкие снайперы.
Существует ложное мнение о том, что пули свистят на войне. Нет, они не свистят. Пулю слышно только тогда, когда она пролетает мимо уха, но и тогда она не свистит, а издает звук, напоминающий звук летящего шмеля или пчелы. Во всех других случаях, кроме рикошета, пуля летит беззвучно.
Артиллерия немцев держала под обстрелом все дороги, выходящие из села, поэтому доставка боеприпасов проводилась только ночью. Особенно сложно подвозить снаряды к кочующему орудию, которое часто меняет свои огневые позиции, создавая тем самым впечатление наличия большого количества орудий. Чтобы подвести снаряды к такому орудию, нужно было выбрать момент, когда гаснет осветительная ракета. На конной повозке это сделать непросто, но мы это делали.
Наступление началось 20 августа 1944 года с работы нашей артиллерии. Затем началось форсирование Днестра. Свои пушки и повозки мы перенаправили на пароме, подготовленном заранее. Форсирование прошло удачно, и наши части пошли вперед. Территория Молдавии постепенно освобождалась. За три дня боев основные силы были разгромлены, а 24 августа наша 5-ая ударная Армия освободила Кишинев.
29 августа Ясско-Кишиневская операция завершилась разгромом немецких и румынских дивизий, которые были окружены и прижаты к реке Прут. Это уже граница с Румынией. Там произошло настоящее побоище. Вся река в этом месте была завалена трупами людей и лошадей. Берег походил на свалку из машин, повозок и разной амуниции. Оставшиеся в живых сдавались в плен. Аналогичную картину изображали раньше только знаменитые художники.
В результате этой операции Молдавия была освобождена, а Румыния, как свидетельствуют источники, воевавшая на стороне Германии, вышла из войны.

V. Висло – Одерская операция.
Захват плацдарма на реке Одер
близ г. Кюстрин.

После завершения Ясско-Кишиневской операции нашу 5-ую ударную Армию перебросили на р. Вислу (магнушевский плацдарм). Это был I – ый Белорусский фронт, где готовилась очередная крупномасштабная операция по освобождению Польши. Она вошла в историю как Висло – Одерская операция.
I –ым Белорусским фронтом командовал тогда Жуков. Подготовка к наступлению продолжалась до января и проводилась тщательно и скрытно. На плацдарме было сосредоточенно огромное количество нашей боевой техники – танков, артиллерии, Катюш.
Нашу батарею поставили на прямую наводку, в линию с пехотой. Огневые позиции находились на открытой местности, недалеко от леса, на опушке которого мы разместили артиллерийские передки с конными упряжками и повозки взвода боепитания со снарядами. Противник простреливал не только огневые позиции, но и лес. Все вершины деревьев лесной опушки были срезаны пулями и снарядами, но, несмотря на это на деревьях размещались многие наблюдательные пункты, в том числе и наш. Подвозка снарядов к пушкам производилась только ночью. Выбрав момент, нужно было быстро преодолеть несколько сот метров, выгрузить снаряды и галопом возвращаться обратно, пока нет осветительных ракет. И так повторять до тех пор, пока не пополнишь боезапас 4-х орудий.
В такие моменты частенько приходилось завидовать тем, кто находился у орудий. Они же принимали ящики со снарядами, не поднимая головы из окопа, а нам ездовым приходилось работать наверху, на открытой местности. Единственная надежда на темную ночь.
14 января, после длительной артподготовки войска перешли в наступление. Артподготовка была очень мощной. Выстрелы орудий и Катюш слились в единый непрерывный гул. Земля колебалась под ногами. Чтобы сказать что-то друг другу, нужно было кричать в ухо товарища, иначе он ничего не поймет. Авиация в этот день не смогла действовать из-за плохой погоды.
Первыми шли саперы, разминируя минные поля. За ними шли основные силы. Организованного сильного сопротивления противник оказать не смог. Оборона их была прорвана. Немцы начали отступать.
Чтобы не дать возможности противнику закрепиться на промежуточных рубежах, нужно было ускорить темп наступления. С этой целью командование начало срочно создавать ударные механизированные группы на базе стрелковых полков. Так произошло и с нашим полком. Всю пехоту посадили на специально выделенные автомашины, в распоряжение командира полка передали танки, катюши и самоходную артиллерию и пошли по пятам противника, не давая ему передышки. В итоге за какие-то две недели мы прошли всю Польшу, освободили Варшаву и вышли на территорию Германии. 31 января сходу форсировали по льду реку Одер правее г. Кюстрина и захватили плацдарм на противоположном берегу. Лед был тонкий, поэтому на плацдарме оказалась пехота и легкая артиллерия - минометы: тяжелую технику лед не выдержал бы, но плацдарм держался до начала наступления на Берлин.
В зимние дни доставка на плацдарм боеприпасов и продовольствия осуществлялась по льду. Но с наступлением весны во льду начали появляться небольшие промоины, с виду похожие на ребристый лед, так как течение воды было быстрое.
Однажды, выполняя очередной переход с одного берега на другой, мне начали попадаться промоины во льду, и я пошел осторожно. С противоположного берега кто-то шел мне навстречу. И не дойдя до меня метров 25-20, человек провалился и начал тонуть. Течение реки тянуло его под лед, и он с трудом держался за кромку льда. От испуга он не мог произнести ни слова. Подходить к нему было опасно. Я оглянулся вокруг и заметил в стороне телефонный кабель, протянутый связистами с берега на берег. Мне удалось переместить этот кабель к тонувшему человеку. Он ухватился за него, и я начал тянуть кабель. Но это было не просто. Лед, покрытый дождевой водой, был очень скользкий, и поэтому я не мог устоять на месте, а скользил по льду. С большим трудом, упираясь коваными каблуками своих сапог, я смог остановиться и вытащить утопающего. Он был в полушубке без погон. Я не стал уточнять, кто он, ведь взаимная помощь на фронте это обычное явление. Но я знал, что полушубки выдавались только старшим офицерам. Он, промокший до костей в ледяной воде, поблагодарил меня и спросил почему-то не мою воинскую часть, а домашний адрес и сказал, что напишет об этом моим родителям. Адрес я назвал, но не был уверен, что он напишет и даже сказал ему, что сейчас не до писем. Вскоре я забыл об этом и вспомнил только в 1946 году, приехав в Тулу в отпуск, вернее мне напомнили об этом родители, когда решили уточнить, кого это я спас от верной смерти. Письмо они получили, но от кого, сказать не смогли, так как всеми письмами они разжигали печь, бумага была дефицитом. Так я и не узнал ни адреса, ни фамилии спасенного человека.
Весной, после ледохода, связь с плацдармом стала осуществляться на лодках. Одновременно началось строительство деревянного моста, но оно проходило под постоянным артобстрелом. Много строителей – солдат погибло на этой стройке.
Вскоре и мне пришлось переправлять снаряды в лодке. Выбрав место подальше от строящегося моста, который непрерывно обстреливала артиллерия немцев, лодку загрузили ящиками со снарядами. Начальник боепитания полка приказал мне ехать с первой лодкой и там принимать и разгружать другие лодки. Я сел в лодку со снарядами, за веслами работал солдат-сапер. Мы отчалили от берега и как только оказались на середине реки, немцы перенесли огонь с переправы на нашу лодку. Видимо их наблюдатель-корректировщик был здесь поблизости. Первый снаряд разорвался с недолетом, второй пролетел через нас. По правилам стрельбы это означало, что цель взята в вилку. Расстояние между двумя разрывами делится пополам, вносится соответствующая поправка в угол прицеливания и третий снаряд должен поразить цель. Так оно и получилось. Третий снаряд летел точно, но так как лодку сносило течением реки, он разорвался за кормой. Мы прижались к ящикам со снарядами. После разрыва снаряда мой товарищ поднять головы не смог. Из-под пальцев рук, которыми он закрыл лицо, текла кровь. Осколок снаряда попал ему в подбородок. Я перетащил его на свое сиденье, а сам сел за весла. Напрягая все свои силы, я начал грести, помогало быстрое течение реки. В результате лодка вышла из зоны видимости наблюдателя, стрельба прекратилась. Мы благополучно добрались до берега. Там нас встретили санитары и увели раненого, а я пошел на батарею за повозкой, чтобы увезти снаряды к пушкам. В таких условиях мы готовились к наступлению на Берлин.

VI. Наступление на Берлин.
Падение Берлина

Наступление началось чрез 2,5 месяца – 16 апреля 1945 года. Как обычно все началось с артиллерийской обработки обороны противника. Одновременно действовала и наша авиация. Кроме этого для успеха прорыва обороны противника командование применило зенитные прожектора, установленные заранее в окопах нашей пехоты. После артподготовки и бомбардировки с воздуха, перед тем как подняться нашей пехоте, неожиданно для немцев, были включены эти прожекторы. Это произошло за 2 часа до рассвета. Враг был ослеплен и не мог оказать серьезного сопротивления. Наши части пошли вперед.
В эти первые дни наступления противник применил странное оружие. В воздухе, впереди над горизонтом, я увидел два непонятных летящих на нас объекта, каждый их которых был похож на двухэтажный самолет. Точнее это были два самолета, жестко скрепленные между собой и размещенные один над другим. Верхний – был истребитель Мессер-Шмидт, а нижний был в два раза больше верхнего и походил на транспортный самолет, или планер. Один из этих двухэтажных самолетов шел на снижение в направлении на переправу. Не долетев метров 500, верхний отделился от нижнего и отошел в сторону. А нижний продолжал бесшумно снижаться на мост. В мост он не попал, а ударился в берег. Произошел сильнейший взрыв, во много раз превосходящий взрыв обычной бомбы. Над местом взрыва поднялось огромное черно-белое облако дыма. Так могла взорваться только цистерна с жидким топливом. Второй объект летел на большой высоте, а затем перешел в пикирование, отделил свой груз и точно поразил батарею 160мм-х тяжелых минометов. От них не осталось и следа. Этот случай был загадочный. Тем более что такое или подобное новое оружие немцы в своих листовках грозились применить против нас. Внизу под истребителем мог быть транспортный самолет или планер, начиненный взрывчаткой. Но как можно было подвесить этот огромный по высоте груз под фюзеляж маленького истребителя и взлететь с этим грузом. Это мне не ясно до сих пор.
Это примененная немцами новинка не остановила наши части. Решительными и согласованными действиями (как стало известно позднее) трех фронтов было сломлено сопротивление фашистов и они начали отступать на Берлин, до которого оставалось всего 70 километров.
Наконец мы подошли к окраинам Берлина. Он стоял на равнинной местности и был прекрасно виден. Первое незабываемое впечатление – это множество, целый лес, заводских труб предприятий этого города. Перед нами простирался на огромное расстояние вправо и влево город – гигант.
Начались уличные бои. Все улицы города были забиты нашей техникой и артиллерией. Постепенно, квартал за кварталом оставляя за собой, наши продвигались к центру к Рейхстагу. Очень опасными для нас были гранатометчики, тогда их называли «Фауст-патронами», которые прожигали любую броню. Но превосходство было на нашей стороне, многие улицы города особенно в центре превратились в развалины. Было ясно, что победа близка. Мощный гул над городом не затихал ни на минуту. И только 2 мая 1945 года наступила непривычная для всех тишина. Не слышно было ни одного выстрела. Это был конец войны в Берлине. На юго-западном направлении боевые действия еще не закончились, но для нас и в частности для меня война закончилась. Это было большое счастье. Ведь я прошел от Воронежа и Сталинграда через всю войну и встретил победу в Берлине. Быть все время на передовой и остаться в живых – это не каждому удалось. Мне не верилось, что остался жив.

VII. Уроки войны

1. Победа была одержана, потому что во главе страны стояло крепкое руководство, сумевшее сплотить и организовать весь народ на борьбу с фашизмом.
2. Высокий патриотизм и беззаветная преданность Родине наших воинов.
3. Сказался талант наших прославленных полководцев – Жукова, Рокоссовского, Василевского, Малиновского, Конева, Чуйкова и многих других, обеспечивающих превосходство нашей стратегии и тактики боевых действий.
4. Высокий уровень экономики страны, обеспечивший бесперебойное снабжение Армии первоклассной боевой техникой и оружием
5. Героизм партизан

Первым военным комендантом города Берлина был назначен командующий 5-ой Ударной Армией генерал Берзарин, первым штурмовавший Берлин. Трагическая смерть оборвала жизнь прославленного полководца. Он, ехав на мотоцикле, на одном из перекрестков улиц столкнулся с нашим Штудебекером и погиб. Это было приблизительно через месяц после победы. Наш полк находился там еще долгое время.
В связи с этим вспоминается почти аналогичный случай происшедший со мной тоже после войны. Водитель машины ЗИС-5 , на котором мы ехали, попал в гололед, не справился с управлением. Машину занесло и она, проскочив мимо телеграфного столба, врезалась в кювет, завалилась на левый борт и опрокинулась вверх колесами. Нас было 5 человек (трое сидели в кузове) и все мы остались живы. Подводя итог всему пережитому в годы войны, можно сказать, что в то время мне сопутствовало какое-то везение.

В заключении необходимо сказать:
• Война – это тяжелейший труд, зачастую без сна и отдыха. Были случаи, когда бойцы засыпали на ходу.
• Война – это проверка личных качеств человека. Это всесторонняя проверка личности в экстремальных условиях (ведь были и дезертиры)
• Война – это повседневный риск. Погибнуть мог каждый и каждый это понимал, но мужество, чувство долга и человеческая совесть преодолевали все трудности.
• Войну можно сравнить со стихийным бедствием, но только превосходящим это природное явление по своим масштабам и срокам во много раз.
• Война – это глубокая нервно-психическая травма от всего увиденного и перенесенного. Она остается на всю жизнь. Подробности забываются, но крупные эпизоды будут жить в памяти долго.

После окончания войны, в июле 1945 года меня перевели в братский 1010 стрелковый полк нашей 266 Дивизии на должность оружейного техника полка.
В 1946 году нашу Дивизию перебазировали из Германии в г.Сталинград. Вскоре пришел приказ о ее расформировании.
В августе 1946 года я вернулся в Тулу и поступил работать на Тульский Комбайновый завод. Здесь я проработал до 1952 года. Последняя должность – старший технолог по станочной оснастке механического цеха. Одновременно учился в Тульском Механическом институте на вечернем отделении.

VIII. Дальнейшая служба в армии.
26 февраля 1952 года Приказом Главкома ВВС меня снова зачислили в кадры Советской Армии на должность старшего техника военной приемки УЗ и ПВ и ГУАВ ВВС на заводе им. Дегтерева в г. Ковров Владимирской области. Там в 1954 году я был принят в члены КПСС. За годы работы в военной приемке я узнал много нового из современной технологии производства вооружения. Все это расширило мой технический кругозор и помогло в дальнейшей работе.
В 1955 году я был переведен в городе Каунас в в\ч 54902 Литовской ССР на должность начальника группы обслуживания авиавооружения и десантно-транспортного оборудования эскадрильи боевых вертолетов.
Современный боевой вертолет это сложный летательный аппарат многоцелевого назначения. Он может быть подготовлен в различных вариантах применения – транспортном, десантном, санитарном, боевом, с внешней подвеской и как миноукладчик. Все эти варианты мне пришлось изучать и осваивать самостоятельно и настолько серьезно, чтобы потом обучать не только младших специалистов, но готовить летные экипажи к боевому применению во всех вариантах.
Из опыта всей работы на должности начальника авиавооружения и десантно–транспортного оборудования вертолетного полка могу сказать, что самостоятельная учеба вполне надежная форма приобретения знаний. Результаты службы и работы говорят сами за себя: отказов в работе вооружения и десантно–транспортного оборудования не было никогда.
Далее моя служба проходила в центральной группе войск (ГДР), в Ленинградском военном округе (г. Прибылово), в южной группе войск (Венгрия).

Служба в Армии закончилась в звании подполковника. В конце 1974 года я был уволен в запас. Работал на общественных началах секретарем в комитете содействия при Райвоенкомитете, был активным членом ДОСААФ центрального района.

20 апреля 2000 г.