Родной брат моей бабушки, Черновой Екатерины Кузьминичны. Родился в 1909 году в д. Харинки Юхновского района Калужской области. Кадровый военный, окончил Военную академию им. Фрунзе.Погиб в боях за город Тим, южная сторона с. Заломовка, р-н Тим, Курской области. Похоронен в Старом Осколе ул. Ленина, братская могила 1. Упоминается в книге А. И. Родимцева "Твои, Отечество, сыны" 

" Почти все офицеры штаба ушли в подразделения, а я с адъютантом Шевченко и политруком Ржечуком решил посмотреть, как обстоят дела в 16-м полку, побывать в его батальонах и ротах, побеседовать с офицерами и бойцами.
   Командир 16-го стрелкового полка Чернов — молодой, высокий блондин, с веселым, жизнерадостным взглядом серых глаз, — встал в струнку и четко доложил, что полк готовится к ночной операции. Он развернул передо мною план города с отметками огневых позиций артиллерии и минометов противника. Начальник полковой разведки, лейтенант Яровой, подробно указал расположение огневых средств противника, вплоть до отдельных пулеметов.
   Мы вместе прошли в батальон и в роты. Здесь чувствовалось, что солдаты готовятся к серьезному бою. Есть множество неуловимых примет, по которым легко определить эту готовность, и, пожалуй, самая верная из них — внутренняя сосредоточенность солдата."

"Связь с 16-м стрелковым полком была прервана уже долгое время, и я начинал опасаться за положение дел у его командира майора Чернова.
   Путь до штаба полка недалек — один километр, но одолеть его оказалось довольно трудно. Несусветная темень, поднимешь руку и не можешь ее рассмотреть, сколько ни напрягай зрение. Машины и танки так изрыли дорогу, что в провале выбоины смело может разместиться взвод солдат, а с вечера подморозило, черноземная грязь закаменела, — настоящие противопехотные заграждения, без вмешательства саперов!"

"Теперь немецкие летчики успели разобраться в обстановке: сигнал ведущего — и бомбы засвистели над боевыми порядками полка майора Чернова."

"Я связался с командиром полка Черновым и приказал немедля ввести в бой резервный батальон. Чувствовалось, что атака немцев захлебывается: ружейно-пулеметный огонь с их стороны слабел, танки на поле боя больше не появлялись."

"Поздней ночью я прибыл в штаб полка майора Чернова и застал командира за ворохом каких-то бумаг.
   — Письма, товарищ майор, пишете?
   Усталый, с темными отеками под глазами, он чуть приметно улыбнулся:
   — Почему, товарищ полковник, письма?
   — Некоторые пишут перед боем.
   — Я не пишу. Это похоже на прощание. Я думаю еще повоевать.
   Я взял со стола исписанную страницу: это был боевой приказ.
   — Товарищ майор, но разве командиры батальонов до сих пор не получили ваших боевых распоряжений? А ведь я специально, для ускорения дела, позвонил вам по телефону.
   — Нет, товарищ полковник, — смущенно сказал Чернов, — приказ в батальонах уже получен. Однако передан он с опозданием…
   Я знал майора Чернова как отличного боевого командира, человека решительного и отважного, любимого бойцами за справедливость и смелость. Правда, полком он командовал только восемнадцатые сутки, ко все эти восемнадцать суток почти непрерывно был в бою. Тем более такое промедление мне показалось и недопустимым и странным. Я ждал объяснений. Окончательно смущенный, Чернов сказал:
   — Самому писаниной пришлось заниматься. Офицеры штаба у меня новые, еще не имеют опыта в составлении приказов. К тому же вы сами говорили мне: сейчас не мирное время, идет война — и какая война! — поэтому все нужно делать по уставам, официально, законно.
   — А время? Нам дороги минуты, майор…
   — Мы наверстаем эти минуты. Я знаю: одно дело, если я передам распоряжение или приказ устно, и другое, если они оформлены через штаб и переданы исполнителям письменно. И ведь служба штабов требует этого! А если в штабе останется написанный мною документ, да еще второпях написанный, так-сяк, вы представляете, какой это стыд и срам?
   — Кого же вы стыдитесь? Комбата? Вы думаете, найдется у него время ваши грамматические ошибки исправлять?
   — Есть люди и кроме комбата…
   — Кто?
   Он произнес негромко и торжественно:
   — Историки… Да, историки Великой Отечественной войны. Что вы улыбаетесь, товарищ полковник? А разве не исторические дела мы творим? Я моим воинам все время внушаю: орлы, на нас будут смотреть грядущие поколения…
   Он был искренен, этот смелый человек, и одновременно наивен. Немного романтик, он видел войну не только в ежедневном суровом ее выражении, но и со стороны, словно читая волнующую книгу. Я не впервые встречал среди наших воинов романтиков подвига и примера. Это они в перерывах между атаками слагали песни. Они писали письма родным, и в этих письмах война выглядела как увлекательный, красочный кинофильм.
   Очевидно, есть люди особого склада характера, они способны поэтизировать самые тяжкие испытания на войне. Впрочем, этих романтиков не за что осуждать. Они сражались не хуже самых трезвых реалистов. Таким был и подтянутый, белокурый, красивый майор Чернов. Лишь позже я узнал, что он увлекался поэзией и писал стихи.
   — Послушайте, майор, — сказал я, отбирая у него ручку. — Немедленно идите и организуйте бой. Если документ, составленный вами, будет очень хорош, а полк не выполнит боевой задачи… что же останется для истории? 

Он выпрямился, отбросил чуб, еле приметная улыбка затаилась в его глазах.
   — Разрешите направиться в подразделения?
   Приказ так и остался недописанным.
   Почему-то мне запомнилось: когда он открыл дверь, яркая вспышка ракеты озарила небо.
   Я не думал, что больше не увижу Чернова. Вскоре майор Чернов был убит. Наша атака началась на рассвете. Шел снег. Косматые низкие тучи неслись над полями. Когда началась артиллерийская подготовка, черные выбросы снарядных разрывов, казалось, долетали до туч."