Прадеду.

Декабрь 2013 г.

Приближался рассвет. За окном проявились и замелькали силуэты кустов и деревьев, неказистых деревянных домишек, хаотично налепленных вдоль железной дороги, то и дело возникающих и исчезающих в незнакомом и пугающем дорожном пейзаже волховских болот. Стремительный «Сапсан» с каждой минутой приближал меня к тому месту, где семь десятилетий назад принял свой последний бой мой прадед.
Принял бой... Расхожий штамп из документальной хроники армейских подразделений: рот, полков, армий, в невообразимом количестве растворявшихся в чудовищном водовороте первых дней и месяцев войны. Формируемых вновь и вновь «с колес» железнодорожных эшелонов и пеших маршей, и в течение нескольких дней исчезающих в ходе жестоких боев на глазах у своих командиров, а зачастую и вместе с ними.
Но ведь каждый солдат принимал свой собственный бой, для большинства ставший последним. Каким был этот бой для моего прадеда? Что он чувствовал, выполняя приказ командира? С какими мыслями поднимался в атаку? К сожалению, я уже вряд ли найду ответы на эти вопросы. Однако именно жгучее желание поиска этих ответов, а самое главное – чудесным образом представившаяся возможность, отправили меня в это путешествие к берегам реки Волхов из далекой Сибири.
Одним из самых сильных сожалений, испытываемых мной в далеком детстве, и оставшимся надолго в моей памяти, было отсутствие дедов, воевавших на фронте. Это чувство обострялось во время школьных уроков истории и в канун Дня Великой Победы, когда одноклассники перечисляли своих родственников, отдавших свои жизни в том или ином сражении, либо вернувшихся с фронта героями, которых теперь внуки приглашают в школу для рассказов о своем боевом прошлом.
Из всех моих родственников на войну был призван лишь один прадед, но он, со слов бабушки, которая в 15-летнем возрасте проводила своего отца на фронт, не доехал до передовой, так как их эшелон разбомбили немцы на пути к Ленинграду, где-то в районе станции Бологое, села Спасского. Наименование последних двух населенных пунктов значилось в похоронке, которую бабушке вручил почтальон в апреле 1942 года. Поскольку ничего героического в моем детском суждении о войне поступок прадеда не представлял, мне оставалось лишь завидовать друзьям и с завистью слушать повествования их боевых предков.
Впоследствии я, конечно, предпринимал попытки узнать больше, но всё, что помнила бабушка, ограничивалось этой похоронкой, сданной сразу же в военкомат, и официальными сведениями этого военкомата о том, что прадед пропал без вести. Да-да, именно так поименовали чиновники того времени его смерть. Я не знаю, что причиной тому: чья-то небрежность, техническая ошибка, или негласное распоряжение сокращать количество претендующих на выплаты по случаю потери кормильцев (пенсия для родственников пропавших без вести в то время не полагалась). Как бы то ни было, во всех официальных данных облвоенкомата мой прадед стал числиться пропавшим без вести.
Осознание грубейшего несоответствия пришло ко мне совсем недавно. Теперь я понимаю, что надо было озаботиться этим гораздо раньше, когда участники тех событий еще бодро шагали в колоннах ветеранов на 9 Мая, когда существовала возможность, пусть даже и теоретическая, отыскать однополчан прадеда, расспросить, оживить память, выпытать… Но видно всему свое время.
С появлением в нашей жизни интернета мы перестали испытывать дефицит информации в любой сфере. История Великой Отечественной войны – не исключение. Было бы желание, и перед читателем откроется огромный пласт военных документов, воспоминаний очевидцев и монографий участников тех событий.
Копаясь в очередной раз в сети, год назад я наткнулся на документальный фильм Алексея Пивоварова о событиях на Волховском фронте. Назывался он «Вторая ударная. Преданная армия Власова». Полтора часа про трагедию и подвиг нескольких сотен тысяч бойцов пролетели как пять минут. Но в течение всего фильма не покидала мысль о том, что и мой прадед мог оказаться в той жуткой мясорубке. Мог, если бы доехал до нее, если бы не разбомбили эшелон, если бы не пропал без вести. И вдруг, в середине фильма – Спасская полисть. Деревня на краю горловины нашего прорыва в тыл немцам, в непосредственной близости от «долины смерти», где перестала существовать целая армия. Звоню бабушке и в очередной раз прошу вспомнить текст той самой похоронки. «Станция Бологое, деревня Спасское», - в который раз повторяет она. Ввожу в поисковике эти данные, открываю карты военного времени, сопоставляю железнодорожные пути… Ни одной деревни «Спасское» в радиусе сотен километров от Бологого нет. Бологое от линии фронта почти в 150 километрах. Вероятность бомбежки эшелона в таком удалении крайне мала. Зато и на картах военного времени, и на нынешних есть Спасская полисть. А собственно, почему бомбежка эшелона? Откуда эти сведения? Набираю бабуле снова и, услышав объяснение, чувствую в висках учащенный пульс. Оказывается, это они с овдовевшей матерью так предположили в свое время, увидев в похоронке название известной на всю страну станции и сопоставив дату последнего письма из фронтового эшелона – январь 1942 года.
Лихорадочно вбиваю во все возможные поисковики на различных сайтах имеющиеся у меня вводные – есть! Обобщенный банк данных «Мемориал» выдает на экран монитора: Черказьянов Григорий Федорович, 1900 года рождения, место призыва г. Омск… убит в бою 13.02.1942 г… похоронен в лесу в 1,5 км на юго-запад от дер.Спасская полисть. УБИТ В БОЮ! …Моя дорогая, любимая бабушка! Прости меня за то, что я не нашел твоего любимого папу раньше, когда здоровье еще позволяло тебе исполнить заветное желание: отыскать могилку отца и поклониться его памяти.
Как часто ты рассказывала мне, каким любящим и заботливым отцом он был. Как ты в течение всего декабря 1941 г. в лютые 30-градусные морозы носила ему из дома в учебку на окраине города сушеные листья табака. Я ведь открыл карту, бабуля, и посчитал расстояние. 3 км пешком по железнодорожной насыпи, а затем еще 4 по льду Иртыша. Затем точно также обратно. В телогрейке, шерстяном платке и протертых на пятках валенках. Каждый день. В минус 30. Как четко в твоей памяти осталась последняя встреча с отцом, которого перед самой отправкой на фронт отпустили домой в увольнительную, и как стояли вы в тесной комнатке, обнявшись всей семьей: папа, мама, ты, младшие сестренка и братик, и молча плакали, плакали, плакали…
Теперь ты точно знаешь, что отец пропал без вести лишь «стараниями» военкомовских бюрократов. На самом же деле он сражался в составе роты автоматчиков 1269-го стрелкового полка 382-й стрелковой дивизии 59-й Армии. Армии, которая, не сумев, как Вторая, прорвать оборону противника, в течение полугода сдерживала натиск немцев в узкой горловине, через которую шло снабжение воюющих в немецком тылу бойцов. Сдерживала, пока хватало сил, поменяв несколько раз списочный состав, отдав часть своих соединений во Вторую… Сдерживала, пока существовала хоть какая-то надежда на вывод окруженных частей.
…Бесшумный состав замер у платформы станции Чудово и я шагнул из теплого вагона в морозный декабрьский воздух. Конечный пункт моей поездки – воинский мемориал «Любино поле» в нескольких километрах от Спасской полисти. Полчаса на автомобиле по федеральной трассе Москва – Санкт-Петербург, и вот я у цели. Скорбный белый обелиск и мраморные плиты с высеченными фамилиями погребенных бойцов, занесенные легким слоем пушистого снега. С замиранием сердца очищаю от снега поверхность и следую по алфавиту. Вот он, мой прадед. Черказянов Г.Ф. Я нашел тебя. Не помешала ошибка в написании фамилии на мемориале, лишь на немного затянув поиски в переписке с местными военкоматами и администрациями.
Я нашел тебя для твоей любимой дочери, бросившей после получения похоронки школу, ушедшей подростком трудиться на завод и взвалившей на свои хрупкие девчоночьи плечи заботу о семье.
Я нашел тебя для знавших и помнивших тебя твоих родственников, не многие из которых дожили до этого известия.
Я нашел тебя для моих собственных детей – твоих праправнуков, которые теперь будут передавать память о своем предке, защищавшем родную землю, родную семью, родной дом и отдавшем за это свою жизнь.
...Подвиг Волховского фронта предан забвению сразу же после окончания боевых действий. Во многом, вследствие предательства Власова, возглавлявшего окруженную 2-ю Армию. Поступок генерала, плененного во время выхода из окружения уже по окончании боев на этом участке, автоматически и без разбора заклеймил всех сражавшихся в Волховском котле под его командованием солдат позором.
Есть и еще одна причина постыдной «амнезии». Это несоизмеримые людские потери, ценою которых было обеспечено наступление, а затем и поддержка окруженной армии. Грубейшие ошибки и просчеты командования, неудовлетворительное снабжение, недоукомплектованность соединений вооружением и боевой техникой привели к гибели целой армии. Всего же на небольшом участке фронта с момента начала наступательной операции в январе и до момента ликвидации немцами спасительной горловины в июне 1942 года сгинуло в смертельной схватке более двухсот тысяч советских бойцов. На сегодняшний день захоронена меньшая половина из этого количества.
Как же несправедливо, жестоко обошлась страна-победительница со своими солдатами. Отдавшими ли жизнь на поле боя, вернувшимися ли домой, но все равно получившими ярлык власовцев.
Пусть мой рассказ хотя бы на малую толику поправит в нашей памяти эту чудовищную несправедливость.