Вспоминается глиняный малюсенький зажатый соседскими домик на центральной улице села, из которого в 1963 году Бурдыгины переселились на Попов ряд в новый светлый дом с тремя окнами на улицу, закрывавшимися ставнями... Оказывается, тогда Прохорович был почти пенсионер! Тут же его упросили пустить в "переднюю" комнату девочек-школьниц из Надеждинки на зиму, ведь интерната ещё не было. Зимой кровати стояли очень близко, едва оставался проходик к голландке, которая исправно протапливалась. Сделав уроки, рисовали, вышивали, читали, потом эти звонкоголосые певуньи объединялись: пели, слушали пластинки на патефоне - например, записывали слова "Черемшины", разучивая песню...  И дедам Бурдыгиным это нравилось, ведь свои внучки приезжали из Куйбышева только летом. Ещё казавшийся нелюдимым Прохорович любил перекинуться в картишки, после того как "уберёт корову", то есть её напоит-накормит и дождётся свояка Фёдора Павловича Сарычева и соседку-дошкольницу. Любил сладкую начинку в ватрушках из магазинных конфет, голеньких подушечек... Жена его Мария Фроловна напротив была "побегулей", на месте не сидела, знала все сельские новости. Я приставала к ней: "Баба Маня, а нам Т... родня?" Бывало она отшучивалась: "Родня-родня, их дом горел, а наш дед *место* грел..." Готова была всем поделиться, что было в её карманах, печенье, конфеты, пирожок, яблочко, первый огурчик... Про войну в их доме не любили вспоминать. Потому сейчас просматривая документы я впервые многое узнаю и так медлю.  Приезда сына своего Ивана Дмитриевича всегда ждали и встречали душевно. Мария Фроловна пережила мужа почти на 22 года. А фронтовик Дмитрий Прохорович Бурдыгин ушёл навсегда в ноябре 1974 года, когда я была первокурсницей и именно в эти выходные не приехала из Оренбурга... Запомнился сон, в котором он указывал на монетки, а я их поднимала. Похоронены дед Митя и баба Маня рядышком, недалеко от отца-матери бабы Мани, сестры моего убитого на войне деда Матвея. Вот и Дмитрий Прохорович Бурдыгин встал в строй Бессмертного Полка.