Боевой путь

Из книги Суменко В.Г. «Мои журналистские тропы: История Курской и района»

Ваня  Бражненко

В тот душный августовский вечер зарево пожарищ над Моздоком было видно и на самой южной окраине Ставрополья, в станице Галюгаевской, прижавшейся к большой излучине стремительного Терека.

Последние части регулярной Красной Армии, переправившись через Терек, притаились на берегу, ощетинившись стволами пушек, пулемётов. Здесь будет остановлен враг. Отсюда начнётся позорный бег фашистов из пределов северного Кавказа. А пока на пути врага лежала казачья станица.

Ночь укутала её. Ночь сулила жителям сон, а они не спали: враг был рядом.

Со степной дороги донёсся лязг гусениц. Громче, громче, и, тяжело переваливаясь, в станицу вползли вражеские танки, как змеи, выставив смертоносное жало, готовясь убить каждого, кто посмеет встать на их пути. Но в станице было тихо, безлюдно.

Ваня Бражненко, притаившись за своим забором всматривался в движения танков. Вот один из них подмяв плетень, ворвался во двор старого красного партизана казака Евлампия Серебрякова и остановился. Вылезли трое, подошли к дверям хаты, стали ногами бить в запертую дверь. Дверь не открывалась. Тогда они выбили её прикладами автоматов. Один из фашистов сунулся в освещённый изнутри проём и , дико взвыв, вывалился наружу с рассеченной шеей.

Старой своей шашкой, которой поразил казак Евлампий фашиста, крошил он самураев в русско-японскую, германца – в империалистическую, деникинцев – в гражданскую. Пришел миг Евламнию и с фашистом расправиться. Вечная память тебе, красный казак!

Утром застучали в хату Вани Бражненко. Рыжий ефрейтор стал приставать к Ваниной сестре – Марии. Она испугалась, от омерзения её всю передернуло, вон и кровь к голове прилила. Ваня встал между сестрой и рыжим и закричал «Убирайся!».

Фашист даже опешил, потом заорал на мальчишку.  На крик подоспел другой фашист и ударил автоматом Ваню по голове. Похватали кур из сарая и убрались. Воры! По всей станице шум, крик. У того птицу забрали, у другого кабана пристрелили. Воры – ворюги!

Слезы обиды и бессилия – самые горькие слезы. Весь день Ваня не выходил из дома, а под вечер, надев под рубашку пионерский галстук, отправился к реке. Долго сидел в своей лодке, невидный ни с берега, ни с воды: густая осока, как ширма. Думал. Всего день назад в станице было обычно, как всегда, как привык к тому Ваня, все станичники. Женщины ходили к Тереку с ведрами, стаями двигались к воде озера утки, детвора озоровала, как всегда, возле правления стояла запряженная линейка председателя, а дед кучер подремывал в холодке…

И опять горький ком подкатил к горлу. Нельзя плакать, Ваня, нельзя. Ты пионер и должен быть готов, всегда готов для подвига.

Если бы не оккупация, осенью Ваня вступил бы в комсомол. До начала занятий в школе оставалось так мало дней…

Из задумчивости Ваню вывел всплеск воды. Неподалеку к берегу пристала лодка. В ней – трое. Кто такие – в сумерках не разглядеть.

 Подождите здесь, раздался не громкий голос, показавшийся Ване знакомым : «Заскачу в станицу и сразу же назад.»

Ваня привстал вгляделся. Не только голос, человек знакомый.

Егор Федорович Сухоруков, друг отца Ваниного, Степана Яковлевича

- Дядя Егор! назвал его Ваня, бросился было навстречу  отцову другу  и остановился как вкопанный. Рядом  с дядей Егором  стояли  немцы с автоматами. Они шарахнулись от Вани, щёлкнули затворами.

Вот напугал!- дядя Егор  с облегчением передохнул Не волнуйся, не фрицы, кивнул он в стороны двоих  своих  спутников. Разведчики, армейцы … Что в станице? Послушай, хлопец, дядя Егор опустил свои руки на плечи Вани  и близко  заглянул  в его глаза. Ты  нам  сможешь помочь, если, конечно, не испугался. К примеру, расскажи нам, сколько приблизительно  в станице фашистов? Где стоят их танки? Артиллерия?

 То, что Ваня успел увидеть, рассказал дяде Егору. Видел он мало, дома сидел весь день, переживая обиду, переживая смерть Евлампия Серебрякова.

Хорошо. Тогда давай  договоримся вот о чем. Все разумивай , все примечай . Завтра вечером на этом месте встретимся.

Встречался Ваня  с дядей Егором  каждый вечер  на берегу реки, возле спрятанной в осоку лодки.

Однажды разведчики передали Ване небольшой свёрток, пояснили: -Вот тебе газеты, самые свежие, есть и московские. Подбрось людям , сам почитай.

Дома Ваня развернул свёрток. Новые газеты пахли типографской краской. Кажется, годы минули с того дня, когда Ваня последний раз держал в руках советские газеты, а ведь оккупация недавно…

Центральных мало, зато целая кипа газеты, издававшейся в Кизляре специально для населения, временно оккупированных районов Ставрополья. Ваня с жадностью впился в строчки:

«Ставропольцы, родную ставропольскую землю топчут фашистские собаки. Над городами, сёлами и станицами Ставрополья повисло большое горе. Пылают в огне обжитые очаги, кровь невинных детей обагряет землю, в муках умирают старики, неслыханному позору подвергаются женщины.

Там, где ступает фашист, там нищета, рабство, смерть… Умирают твои сады, гибнет твоя земля, пустеют сёла и станицы. Над твоим краем повисла чёрная смерть. Фашистские насильники несут тебе, твоим детям, жене твоей, матери и отцу, всем ставропольцам мучительное и позорное рабство. Если ты не хочешь стать рабом, если дороги тебе твои дети, семья твоя, твой родной край, не сдавайся, борись против фашистов, грабителей и насильников, уничтожай их всюду, где бы они ни появлялись. Родина зовёт всех своих сыновей и дочерей на смертный бой против чужеземного ига.

Ставропольцы, именем великих предков русского  народа, именем героических земляков твоих Шпака, Трунова, Ипатова, именем тех, чья доблесть и слава были знаменем партизанской войны в огненные годы гражданской битвы на Ставрополье, этими славными именами зовёт тебя Родина на смертный бой против фашистов».

Ваня читал эти строки, и они западали ему в душу и его, Ваню, звали на подвиг.

В Галюгаевскую пришла осень с туманами, слякотью. С каждым днём набирал силу холод. Непривычная погода для фрицев. В дом Бражненко явился полицай в черкеске, с кинжалом на поясе, распорядился:

- Будет, Ванька, господам немцам возить из лесу дрова, заодно – помидоры, которые  в степи неубранными остались. Да, смотри, выбирай те, что лучше. Иди, запрягай лошадь…

- Так это же отлично! – обрадовались разведчики. – Как раз завтра нам нужно перебросить в сторону Моздока «гостинцы» для фрицев. Самое трудное - пройти через зону, занятую фашистами, а там уже проще. Завтра с бричкой подъедешь к Марьиной роще.

На следующий день Ваня вёз корзины с помидорами, на дне которых лежали противотанковые мины. Проехав через станицу до кирпичного завода, остановился. В зарослях конопли его поджидали люди в стёганках, с автоматами. Выгрузили опасный груз, исчезли.

Эхо взрывов на железной дороге слышно было и в Галюгаевской. Летели  под откос гитлеровские эшелоны, а слух о партизанах передавался из уст в уста. Дошёл слух и о полевой немецкой кухне, от которой только и осталось, что никелированный половник. Смеялись станичники: « Так вам и надо, собачьи сыны!» 

Оккупанты запретили жителям выходить из станицы, выставив на дорогах патрулей.

А на Ваню запрет не распространялся. Он обеспечивал дровами господ офицеров. Он их, так сказать, обогревал. Не столько, получалось в прямом, сколько в переносном смысле. Магнитные мины, доставляемые мальчиком в надёжные руки, срабатывали точно. Он про себя ухмылялся: « Это вам за поруганную нашу землю, за убитых наших солдат. Грейтесь, господа офицеры!»

До Полкового леса не близко. Кто догадается из фрицев или полицаев, что у мальчишки свидания и в лесу, и на берегу Терека, и в других укромных местах! Отважная и опасная дорога для мальчишки, любившего Родину больше себя.

Разведка установила, что в Галюгаевской должно состояться совещание крупного начальства фашистов. Собирались они разработать план форсирования Терека. Командование Советской Армии решило накрыть компанию головорезов артиллерийским огнём. План хорош и осуществим, если, конечно, иметь на руках точное расположение, где в Галюгаевской гитлеровцы расположили свой штаб. Разведать надо. Задание мальчишки не по плечу. Не сумеет он высчитать точные координаты, приблизительно: «вот там то и там то» - негодное сведения для артиллерии.

Да, мудреная задача, которую решать не Ване. Ему оставалось быть спокойным, не выдавать волнения, хладнокровие было нужно, когда двигалась по станице подвода, пружённая хворостом. И откуда набрался Ваня такого хладнокровия? Под хворостом чуть слышно пощёлкивал фотоаппарат: советский разведчик, который всматривался во всё, что было необходимо, запоминал или фотографировал.

 Через несколько дней в станице началась суета и обычный переполох, предшествующий появлению высокого начальства. Одна за другой прибывали легковые автомобили с чванливыми гитлеровцами вояками. Проследовали генералы в дверь штаба, рассеялись вокруг стола, карты разложили. Ухнула из-за Терека артиллерия, посылая точно в цель снаряды. Совещание не состоялось… Правду говорят: разведчик  ошибается только раз  в чём-то ошибается Ваня. А может, и не ошибался, а лишь вызвал подозрение. После «заседания» стратегов Ваню схватили, привезли в штаб, избили и заперли в кладовке. Ночью, когда стража уснула, мальчик выбрался в комнату, где на столе лежали какие-то документы, захватил, что попалось под руку, и скрылся через окно. А там по неубранному картофельному полю - домой.

Мать сплеснула руками, припала к нему, целуя избитые его руки, лицо.

-Не беспокойся, им отомстят за меня,- говорил он, набивая карманы сухарями и кусками сала. Обнял мать и ушёл в ночь, держа путь к реке.

Пустой туман закрывал разведчика. Вот когда понадобилась ему его лодка. Вытащил его из осоки  и поплыл к противоположному берегу. Там, на свободном берегу, он вздохнул с облегчением. И совсем неожиданно встретился Ваня с дружком, со своим закадычным Федей Шерстобитовым, который накануне оккупации ушёл за Терек. Одет мальчишка в красноармейскую форму, сшитую по его росту.

Рассказал Федя, что не раз он ходил в разведку в тыл врага и даже побывал в лапах фашистов в хуторе Капустин. Фашисты отправили его в Моздокскую тюрьму, да он сбежал по дороге.

-Ты настоящий герой! – не скрывая зависти, сказал Ваня. – Мне бы такое геройство…. – и обнял одиннадцатилетнего своего друга.

Советскому командованию понадобились очередные разведданные, кого-то надо посылать в станицу Галюгаевскую. Ваня вызвался: « Я пойду!»

 - Нельзя. Гитлеровцы тебя ещё не забыли, Ваня.

- А я ночью! А кто меня заметит? Никто! – Велико было желание мальчика быстро выполнить задание и вернуться за Терек. Однако ночь не спасла юного героя. По берегу, занятому врагом, были устроены засады. Мальчика схватили.

Допросы, побои. Допросы, побои.

- Партизан! – орал гитлеровец. – Куда дел документы, выкраденные из штаба?.. Зачем ушёл за Терек? Почему вернулся? Кто послал?

Мальчик молчал. Что ему ответить? Что он их  ненавидит так, как сильней ненавидеть невозможно! Что если бы у Вани было даже сто жизней в запасе, он тогда бы мстил, мстил, мстил! Сто раз бы умирал и сто раз мстил. Но разве он поймёт, фашист. Ведь он не человек. Он машина.

Хмурым осенним утром, когда солнце только что  выкатилось из-за Полкового леса, Ваню вывели на площадь. Полицаи согнали жителей станицы….