Пётр
Васильевич
ПОДЕЛИТЬСЯ СТРАНИЦЕЙ
История солдата
Буквально за месяц до начала войны, 9 мая 1941 года, Борисова Петра Васильевича призвали в армию. Мечта о небе жила в нём с детских лет, и он попросился в авиацию. Просьбу удовлетворили и вместе с другими курсантами отправили в Тбилиси в лётную школу. О нападении фашистов на Советский Союз он узнал тогда, когда находился на военной службе. Дед уже почти месяц проходил обучение в лётной школе и имел боевую подготовку. Ему было 18 лет.
Из дома получил письмо, что три старших брата - Михаил, Иван и Василий ушли на фронт, а сестра с самого начала войны стала прожектористкой в Тамбове.
Курс обучения в лётном училище был примерно 2,5 года. Поэтому на войну Пётр Борисов попал не сразу, а в конце 1943 года. Тогда же, в сорок третьем, ещё будучи курсантом, он вступает в Коммунистическую партию. Среди курсантов и преподавателей Пётр пользовался авторитетом, и его сразу назначают замполитом – «четыре треугольника в петлицах».
После училища в течение нескольких месяцев переучивался в Кировобаде в 11 запасном авиационном полку, там он учился летать на американском самолёте БОСТОН Б20А.
Во время первого боя Пётр Васильевич Борисов со своим подразделением находился в станице Невинномысск (сейчас это уже город). Он служил в составе 48 полка 132 дивизии 4 воздушной армии, которая в свою очередь входила в состав Приморской армии. Лётчики получили задание - бомбить Косую Чушку- мыс в Керченском проливе. На нём находилось 16 вражеских батарей. Во время полёта один самолёт был сбит противниками на расстоянии 800 метров от берега. Стрелок и радист спаслись, а командир и штурман утонули. Впервые в жизни молодого лётчика, старшего лейтенанта Борисова смерть оказалась так близко.
Когда и за что получена первая награда, он не помнил, но вспомнил, что это была «Медаль за отвагу».
Пётр Васильевич участвовал и в Бобруйской наступательной операции. Роль воздушной армии в ней была велика. Первые удары по врагам были авиационные.
Старший лейтенант Борисов, командир самолёта - воевал на Закавказском и Северокавказском фронтах, освобождал Крымский полуостров. Совершил 89 вылетов, со злостью бил врага, а девяностый оказался роковым: в его самолёт, двухмоторный американский В20А, бомбивший противника в районе Бобруйска, угодил вражеский снаряд. Это случилось 24 июня 1944.
Этот самый тяжёлый для него момент войны прочно запечатлелся в памяти. Его правнучка Полина дословно записала его рассказ.
«Мы сбросили бомбу в положенном месте, развернули самолёты, стали возвращаться обратно и поняли, что попали снарядом прямо в цель. Он разорвался сзади моей кабины, и меня ранило в обе ноги. Каждый лётчик обязательно имел при себе парашют. Когда снаряд взорвался, я выпрыгнул из кабины, раскрыл парашют и полетел вниз. Тогда была лунная ночь. Дороги, которые виднелись внизу, блестели как серебро. Меня несло ветром на перекрёсток, и для того чтобы не попасть на него, я попробовал натянуть одну стропу парашюта, но мои руки разжались, и я сразу понял, что ранен. Я приземлился, парашют упал на землю, достал фляжку, в которой осталось немного воды. Ещё в воздухе я расстегнул пояс и достал пистолет, из которого я выкинул восемь патронов вместе с поясом. После приземления я пытался встать, но ноги отказывали, и я попробовал ползти на правом боку. Метрах в пятидесяти от меня стояли четыре немецких машины. Повсюду слышны были автоматные очереди, я далеко отполз и упал в борозду. Ещё слышал, как наши бомбили фашистов, на меня лишь летели осколки. Я поднял воротник комбинезона, чтобы защититься от них. Следя за всполохами взрывов, усиленно соображал, где я, сумели ли спастись члены моего экипажа, дождусь ли какой-нибудь помощи. Самое страшное было попасть в плен к немцам, ведь территория была оккупированная. Так я пролежал около двух суток. Ночи были холодными, и я должен был как-то согревать ноги, так как сбросил сапоги во время приземления, чтобы кровь не запеклась. Я снял шлем с головы и начал поочерёдно согревать обе ноги. Вскоре сильно захотелось пить. Пытался обнаружить поблизости палки, чтобы добраться до воды, но безрезультатно. Когда мучения, особенно жажда, стали нестерпимыми, я решил: чем так страдать, лучше застрелиться. Взвёл курок, поднёс пистолет к виску…И вдруг услышал шорох: двое детей подошли поближе. Попросил пить - у них ничего не оказалось. Часа через два-три принесли бутылку болотной воды.
- Скажите нашим, что я ранен,- прохрипел я. К счастью, за те два дня, что я лежал, ближайшую деревню освободили от немцев. Дети хотели донести меня до деревни, но когда они меня брали, боль начинала ужасно резать.. Пацан убежал и вернулся обратно уже с повозкой и с четырьмя людьми. Они осмотрели раны, обработали их и погрузили в повозку. Тележка дёргалась при каждом камне, и от этого боли становились ещё сильнее. Занесли меня в новый кирпичный дом и положили на кушетку, подошли хозяева дома, и я попросил у них чего-нибудь кисленького, они поднесли мне сквашенное молоко. Я выпил его до конца, но легче мне не стало. А те люди, которые меня привезли, выпивали за ближним столом самогон, да заодно и мне налили, чтобы запить кислое молоко. Всё смешалось у меня в организме, и произошла рвота. Затем они заставили выпить это ещё раз, и после этого стало лучше. Вскоре меня отвезли в санбат, который находился за речкой, сразу же уложили на операционный стол, ногу пришлось ампутировать. Я очень просил врача не делать этого, но ранение было слишком серьёзным, могла начаться гангрена. Обработали раны и на носилках унесли в палату. В палате лежало несколько человек вряд. Позже всех раненых погрузили в машины и повезли в город Борисов. Я ещё посмеялся: «Борисов попал в Борисов». Потом пришлось пройти восемь госпиталей: оставшаяся нога требовала серьезного лечения и долгое время не сгибалась…»
Когда старший лейтенант Борисов возвращался в свой полк, тот уже находился в Польше. Надо было лететь из Смоленска на «Дугласе». Когда прилетел, однополчане удивились: а мы, мол, тебя похоронили.
1 марта 1945 года, за два месяца до окончания Великой Отечественной войны, деда комиссовали, и он прибыл в родную деревню. Там и застало его радостное известие о капитуляции фашистской Германии.
Боевой путь
Воспоминания
Ранение
24 июня 1944 года в 23 часа был сбит северо-восточнее города Бобруйска зенитным снарядом.
«Мы сбросили бомбу в положенном месте, развернули самолёты, стали возвращаться обратно и поняли, что попали снарядом прямо в цель. Он разорвался сзади моей кабины, и меня ранило в обе ноги. Каждый лётчик обязательно имел при себе парашют. Когда снаряд взорвался, я выпрыгнул из кабины, раскрыл парашют и полетел вниз. Тогда была лунная ночь. Дороги, которые виднелись внизу, блестели как серебро. Меня несло ветром на перекрёсток, и для того чтобы не попасть на него, я попробовал натянуть одну стропу парашюта, но мои руки разжались, и я сразу понял, что ранен. Я приземлился, парашют упал на землю, достал фляжку, в которой осталось немного воды. Ещё в воздухе я расстегнул пояс и достал пистолет, из которого я выкинул восемь патронов вместе с поясом. После приземления я пытался встать, но ноги отказывали, и я попробовал ползти на правом боку. Метрах в пятидесяти от меня стояли четыре немецких машины. Повсюду слышны были автоматные очереди, я далеко отполз и упал в борозду. Ещё слышал, как наши бомбили фашистов, на меня лишь летели осколки. Я поднял воротник комбинезона, чтобы защититься от них. Следя за всполохами взрывов, усиленно соображал, где я, сумели ли спастись члены моего экипажа, дождусь ли какой-нибудь помощи. Самое страшное было попасть в плен к немцам, ведь территория была оккупированная. Так я пролежал около двух суток. Ночи были холодными, и я должен был как-то согревать ноги, так как сбросил сапоги во время приземления, чтобы кровь не запеклась. Я снял шлем с головы и начал поочерёдно согревать обе ноги. Вскоре сильно захотелось пить. Пытался обнаружить поблизости палки, чтобы добраться до воды, но безрезультатно. Когда мучения, особенно жажда, стали нестерпимыми, я решил: чем так страдать, лучше застрелиться. Взвёл курок, поднёс пистолет к виску…И вдруг услышал шорох: двое детей подошли поближе. Попросил пить - у них ничего не оказалось. Часа через два-три принесли бутылку болотной воды.
- Скажите нашим, что я ранен,- прохрипел я. К счастью, за те два дня, что я лежал, ближайшую деревню освободили от немцев. Дети хотели донести меня до деревни, но когда они меня брали, боль начинала ужасно резать.. Пацан убежал и вернулся обратно уже с повозкой и с четырьмя людьми. Они осмотрели раны, обработали их и погрузили в повозку. Тележка дёргалась при каждом камне, и от этого боли становились ещё сильнее. Занесли меня в новый кирпичный дом и положили на кушетку, подошли хозяева дома, и я попросил у них чего-нибудь кисленького, они поднесли мне сквашенное молоко. Я выпил его до конца, но легче мне не стало. А те люди, которые меня привезли, выпивали за ближним столом самогон, да заодно и мне налили, чтобы запить кислое молоко. Всё смешалось у меня в организме, и произошла рвота. Затем они заставили выпить это ещё раз, и после этого стало лучше. Вскоре меня отвезли в санбат, который находился за речкой, сразу же уложили на операционный стол, ногу пришлось ампутировать. Я очень просил врача не делать этого, но ранение было слишком серьёзным, могла начаться гангрена. Обработали раны и на носилках унесли в палату. В палате лежало несколько человек вряд. Позже всех раненых погрузили в машины и повезли в город Борисов. Я ещё посмеялся: «Борисов попал в Борисов». Потом пришлось пройти восемь госпиталей: оставшаяся нога требовала серьезного лечения и долгое время не сгибалась…»
После войны
За два месяца до окончания Великой Отечественной войны деда комиссовали и он прибыл в родную деревню - село Каменка Ржаксинского района Тамбовской области. Там и застало его радостное известие о капитуляции фашистской Германии.
Не успел оглядеться, как пришёл посланец из райкома: «Работать будешь?» - «А как же». Его, коммуниста, назначили заместителем директора МТС по политчасти. Через год он стал заведующим райсобесом, проработал в этой должности семь лет. Время было тяжелое, только что закончилась война, много было сирот, инвалидов, вдов, и всем нужно было помочь. Сначала на лошади, а потом на мотоцикле дед исколесил все уголки вверенного ему района. Все знали его, да и он знал большинство сельчан.
В 1955 году вышло постановление ЦК Партии о направлении 30-тысячников в сельское хозяйство. И дед был одним из первых, кто посчитал своим долгом пойти на передний край борьбы с разрухой, возглавить колхоз имени своего земляка - Героя Советского Союза Пономарёва. А это возлагало особую ответственность. Дед проработал председателем колхоза 18 лет. Во всё вникал сам. Когда не было инженера, сам садился за штурвал «Кировца», изучал, потом обучал механизаторов. Ходил по полям, смотрел посевы, разговаривал с людьми… Порой, как вспоминает он, протез так натирал ногу, что к вечеру все бинты были в крови, еле добирался до дому. Но это личные трудности - они всегда были на втором плане. А колхоз креп и развивался, превращаясь из отсталого, полуразрушенного в передовое хозяйство района. И за всем этим неустанные заботы и хлопоты председателя, бессонные ночи, тревоги, постоянное напряжение, тяжёлый инфаркт, необходимость быть личным примером для людей, хорошим организатором.
Борисов Пётр Васильевич былдепутатом районного совета, областного совета, получил звание "Заслуженный работник колхоза", был награждён орденом "Знак почёта". В 1968 году перенёс инфаркт. С 1973 года по 1984 годы работал старшим инженером ГСМ Тамбовского аэропорта. Общий стаж трудовой деятельности 51 год и 3 месяца.