Июль 1944г. Польша.
Стояли в Люблине 4 дня. Километров 7-8 около Люблина был немецкий известный концлагерь Майданек. Куда немцы подевали больше тысячи заключенных Майданека я до сих пор не знаю. Мимо нас прошли 2 «шкилера» - 2 истощеннейших заключенных в рванейшем тряпье. Идут, держатся друг за друга, еле-еле переставляя ноги. Подошли к нашей походной кухне, повара дали им покушать из остатков пищи. Перекусили, поблагодарили и, сцепившись, пошли дальше. На Восток! Я подошел к ним в последний момент, ничего расспросить не успел: кто они?
Дорога на Люблин идет по северной дороге Фольварка. С юга Фольварк ограничен речушкой Свинья (Вепш), которая течет по низине. Над речкой северный берег очень крутой. Немцы – свиньи - что придумали? В конце садика, что на высоком крутом берегу в кустах поставили свою пушчёнку. Она вела огонь по проходившим по люблинской дороге танкам; тут расстояние от дороги по пушчёнки метров 100-150. Тридцатьчетверка, заметив пушчёнку, решила ее раздавить! На большой скорости бросилась на нее. А метрах в 5-6 за пушчёнкой начинался крутой спуск к этой самой Свинье. Водитель танка ничего не успел сделать: танк на страшной скорости врезался в рамку до башни. Экипаж от сотрясений потерял сознание и захлебнулся в этой свинячей речушке. Я спустился к танку, а что мог поделать? Из танка никакого звука. А после боя прошло 1-2 дня. Танк не нашего полка, но, наверное, нашей Армии…
…Ну вот Люблин позади; едем по Варшавскому шоссе в сторону Варшавы. Конечно это не туристская поездка. Во-первых, впереди гул боев. В начале слышно было хорошо артиллерию влево от шоссе. Пошел разговор, что наши передовые части сходу форсировали Вислу и ведут бои по удержанию захваченного у немцев плацдарма. До Вислы, судя по звуку боя, километров 25-30. Немецкие летчики барражируют над шоссе в предзакатные часы, горят на шоссе наши подожженные немцами автомашины. «Наши» - значит русские. Прогон нам достался без деревни, без лесочка. Я еду на нашем «Шевролете» - грузовике, то с Головтюком в его «Виллисе». С Головатюком интереснее, но ведь несмотря на марш – работать мне тоже надо.
Едем – не – едем, а все равно 3 раза в день едим; да наш полк – 100 едоков; одного хлеба 800 кг. В день вынь-да-положи! А «приварок»? Где консервы, где мясо. А холодильников нет, а тут июль. Выдаю нашему заготовителю требования с нашими подписями и печатью. Заготовитель едет по деревням, ищет председателя сельсовета. Тот назначает: кто из хозяев должен дать скотину для Красной Армии. Слезы, стенания – это остается где-то далеко от нас. В хозчасть полка прибывает или телушка или мяско. А иной раз и дойная коровушка – что с ней делать всякий знает. Надоили как-то от «нашей» коровы чуть не ведро молока. Мой писарь ОВС Иван Константинович Созонов и сказал: «Давайте поедем в деревню, спросим: как поляки варят кофе по-варшавски?» Нашли в деревнёшке 2-3 женщин, спрашиваем. Они головами мотают, не понимают в чем наш вопрос. Мы спрашиваем про «кофе», а оно по-польски «кава», кстати, и чай не «чай», а «харбата». Вот ты с ними и поговори!. Пошли мы обратно к своим, скипятили молоко в ведре, насыпали в него кофе и сахарного песку, получилось «будь спок!» - хоть не по-варшавски, но зато по варшавскому шоссе!
Впереди польский городок Гарволин. Разведотдел Армии поручил нам взять этот городок. Посмотреть решило начальство: на что способен этот мотоциклетный полчек? Наш Мурачев к вечеру подвел этот полк к городку; еще засветло разведали подходы – подъезды и прикорнули перед боем. А рано утром, раньше, чем взошло солнце, ударили по Гарволину. У нас есть чем ударить: несколько танков, артдивизион на американских самоходках, минометная рота, пушечная рота, мотоциклетный батальон… Как грохнули! Да как затрещали!.. Немцев из городка как ветерком выдуло, а нашему полку слава!