Воспоминания о Великой Отечественной войне Богуславской Ольги Петровны , гвардии сержанта 63 особого батальона связи (3-ий Украинский фронт) Нет ничего ужаснее и страшнее войны! Я видела деревни, где торчали одни печные трубы, да кое-где стояли полузасыпанные железные койки. В городах пустые глазницы окон, груды развалин, глубокие воронки, наполненные заплесневевшей водой. Помню такую картину: от пятиэтажного дома уцелел один угол, стоит шифоньер, на нем гитара. Ведь человек годами, всю жизнь наживший все необходимое, постепенно покупает вещи, одежду, обувь, мебель, посуду. И вдруг в один прекрасный момент, ничего этого нет, все погибло, и ты нищ и гол, разут и раздет, осталась только одна твоя жизнь, и зачастую и ее отняли враги. А ведь от иголки до машины – все человек наживал в труде, порой тяжелом, изнурительном. Я не говорю уже о государственных учреждениях и постройках. Не работают школы, больницы – все мертво, везде гибель. Мертвая выжженная земля! А люди!? Если бы вы видели этих людей, - не удержали слез. Вылазят из-под земли, укутанные какими-то лохмотьями, грязные и голодные. А сколько было угнано в Неметчину! А сколько убито, погибло в лагерях, в тюрьмах.… Двадцать миллионов человек! Мои любимые внуки и дети, сделайте все возможное и невозможное, чтоб не было войны! Когда мы подходили к Одессе, то видели трупы по обочинам дороги, помню: в посадке на дереве висела рука человека, видно прямое попадание, разнесло его на куски, разбросило. Видела на дороге вырванный живот человека, по нему уже проехали машины, расплющив его. Видела голову бойца, отделенную от туловища. Страху не было, окаменела, все затвердело. Думала, ведь руками человека сделано все на Земле, от ножа до машины, и он, Создатель, Победитель, и Великий труженик, валяется теперь, разбросанный по частям на земле. В Одессе еще шли бои, мы остановились на пригорке Кривые Балки, начали свою работу. Местность была изрезанна оврагами, и в одном овраге наши солдаты обнаружили гору трупов мирного населения, убиты холодным оружием старики, женщины и даже грудные дети. Потом нам рассказали, что это сделали кровожадные калмыки, изменившие Родине, перешедшие на сторону врага, но и фашисты лютовали тоже, издевались над мирными жителями. Одесса была освобождена, здесь я впервые увидела Черное море. Но, ни город, ни море не произвел на меня впечатления. Шла война, жестокая, кровавая, и все как то померкло, притупилось. Любоваться природой я не могла. Затем мы вступили в Молдавию, форсировали Днестр где-то южнее Бендер. Шли бои под Кишиневом. Мы включились в работу. Наша промежуточная станция ( между КП и НП корпуса ) расположилась в глубоком подвале бывшей помещичьей усадьбы близь молдавского местечка Копанка. Лошадей и повозку поставили в добротную конюшню, сами укрылись в людской. С воздуха нас было не видно. Усадьба стояла на холме в окружении лесов, до Копанки было не больше двух километров. Дом помещика был расположен почти рядом с людской. Но мы в него не пошли и даже не осмотрели. На другой день сержант Белобров М. проходил мимо усадьбы и услышал стоны из одной комнаты, он прильнул к окну, но ничего не увидел: висела плотная штора. Он доложил командиру роты Гладкову – старшему лейтенанту. Тот собрал ребят , вооружились , решили войти и осмотреть двухэтажный каменный дом. Дверь оказалась запертой изнутри. Тогда дверь взломали, часть ребят пошла наверх, а часть – в нижний этаж. Уже осмотрели некоторые комнаты внизу, как опять раздались стоны. Все бросились к комнате, но дверь оказалась обитой железом и закрытой. Стон смолк. Мы не знали молдавского языка, поэтому Гладков стал спрашивать по-русски: «Кто здесь? Не нужна ли помощь?» Ответил женский голос: «Не входите сюда, здесь лежит мой прокаженный муж. И я решила умереть вместе с ним, не открывайте !» Старший лейтенант вызвал врача и взвод из особого отдела. Дверь сорвали, мужчина был болен, но не проказой, а женщина здорова. Их забрали в особый отдел, выяснять, кто они и почему остались. А на рассвете нас начали бомбить. Серьезного урону не причинили, но из усадьбы пришлось убраться в лес. В Копанку я ходила в свободное от дежурства время. Бедно жили молдаване, полы глиняные, печи топили соломой и не в хате: топка была в сенях. В местечке мало кто остался, но я впервые тут попробовала мамалыгу и кукурузный хлеб. Молдаване – народ радушный и приветливый. Жалею, не знала их языка. Да они еще недавно перед войной к нам добровольно присоединились. Скоро освободили Кишинев. Мы проходили его улицами, город был небольшой и выглядел старым. Немец не задерживался, драпал на запад. Дальше мы освобождали Тернополь, Дрогобыч, вошли во Львов. Это западная Украина. Город пострадал, но были районы, почти не тронутые войной. Хорошо помню львовскую брусчатку, старинные здания какой-то чужой архитектуры. Много костелов и монастырей. Но было заметно, что Львов был город высокой культуры. Уничтожить его не дала Советская Армия. Фрицы хотели его при отступлении уничтожить, стереть с лица земли. В районе г. Перемышля мы с боями перешли границу между СССР и Польшей, форсировали реку Сан, теперь перед нами была река Висла. Вся земля нашей родины была освобождена от гитлеровцев. Наши армии теперь освобождали народы Польши, Румынии, Венгрии, Чехословакии. Война приближалась к Германии. Перед нашим II Украинским фронтом была поставлена задача : взять Сандомирский плацдарм. Бои продолжались недолго, Висла еще не замерзла, когда мы через нее переплавлялись. Река была не судоходна, кое-где были мели. Шли мы к Кракову – древней столице Польши. Местность холмистая лесная. Польша была феодальной, аграрной страной, бедной, разоренной. Много поляков уходило на заработки за границу, во Францию, в Швецию и даже в Англию. Промышленность почти не развивалась, на полях мы увидели голые трактора, без капотов, все нам рассказали, что их купили в Англии. Нам было смешно и странно видеть такие машины! В Польше было много помещиков, которые драпанули при отступлении немцев, но были и такие, которые остались. В частности пан Пилецкий, дочь которого была известной польской детской писательницей. У пана было около 200 моргов земли, которую обрабатывали крестьяне – батраки. Роскошная огромная усадьба, где проживал он с женой и Хэлиной , дочерью-писательницей. Сын его ушел с немцами. В доме жили почти все домашние учителя, что учили его детей, врачи. У него был свой оркестр и свои музыканты. Всех он кормил и поил за счет крестьян. Польское правительство сбежало в Англию вместе с премьером Миколайчиком. Польскому народу пришлось заплатить тяжелейшую плату за ошибки своих политиков. Освобождение польскому народу принесла Советская Армия. Польские и советские войны кровью скрепляли братский союз наших народов. Теперь нам помогала польская армия изгонять фашистов с их родины. За умелую и быструю переправу через Вислу, за выполнения задания при наступлении я была награждена орденом Красной Звезды. Заняв Сандомирский плацдарм, мы остановились. Наша станция разместилась в местечке Сборовики, недалеко был хутор. Вообще, у поляков была хуторская система ведения хозяйства. Я была на хуторе, познакомилась с жизнью простых поляков. Хутор принадлежал семье Жмуды. Жив ли он!? Помнит ли меня!? Земли у него было мало, морга 3-4, земля неплодородная, урожай низкий. Сын и дочь уехали на заработки. От Жмуды я многое узнала о жизни польского народа. Морг – меньше нашего гектара, злоты – их деньги. Любимое кушанье – фляки ( суп из говяжьего желудка ) и пызы. (готовятся из тёртой и отжатой картошки, с мясным фаршем внутри ) Даже в лучших ресторанах у них готовились пызы. Хлеба ели поляки мало. На Сандомирском плацдарме я встретила 1945 год. Готовилось величайшее наступление. У нас появились новенькие, оборудованные для связи машины, сделанные на Урале. Честь и хвала труженикам тыла. Старики, женщины, дети самоотверженно трудились в тылу. Моя мать и сестра работали учительницами в Минусинском районе, ходили после уроков - порою в ночь -на подработку зерна в колхоз, веяли, молотили, копали картофель, вязали на фронт рукавицы и теплые носки. А мы , фронтовики, получали на фронте посылки, их готовил наш тыл для нас. Так что фронт и тыл были едины. Помню пройденные фронтовые дороги! Сколько верст мне пришлось прошагать! Я не уступала мужчинам, но уставала зверски. И когда объявлялся привал, тут же засыпала. Шли большей частью ночью. Возьмемся под руки по 3-4 человека и спим на ходу. Тяжело было весной и осенью: грязь непролазная , техника стала, а мы ползем - надо давать нитку. Помню, сколько машин и другой боевой техники бросал на дорогах фриц – море машин, завязших в грязи, не вылезли, остались, фашист удирал пешком. Мы стояли недалеко от Кракова. Шла на фронт новая техника. Мне кажется, что мы в конце войны стали лучше вооружены, появились новые виды танков, самолетов , «Катюши», минометы «Ванюши» и т.д.