Пошел в армию добровольцем в 17 лет. Написал заявление, нас было 15 человек, а вернулось всего трое. Приехали сначала в Вологду, там переночевали, а на следующий день нас отправили в Энергетический институт, все будущие солдаты проходили там мандатную комиссию. Всех распределили по аудиториям. Каждый ждал своего вызова. Я приехал туда с товарищем, с которым учился вместе в школе.
На комиссии подполковник спросил меня:
— Воевать будем?
Я ответил:
— Будем.
— Лупцевать немцев будешь?
— Да, буду.
А моего товарища спросил:
— Домой хочешь?
Он ответил:
— Да, хочу.
Его отправили в другую часть. С тех пор я видел его всего один раз, когда шел в столовую. Поговорили 2 минуты и больше не виделись. Как потом стало мне известно, товарищ остался под Москвой изучать трофейные огнеметы. После этого его отправили в Сталинград, больше о нем никто ничего не слышал. По всей видимости, он сгорел, когда изучал огнеметы, а может быть, был убит во время переправы все тех же огнеметов через Волгу.
Когда я окончил школу, было издано постановление из министерства: «В связи с большой потерей наших специалистов авиационной промышленности все граждане мужского пола, призванные и поступившие в Авиационные институты в Москве, освобождаются от службы в армии». Я подал заявление на поступление в авиационный институт еще до того, как написал заявление на добровольную службу в армии, ушел в армию и забыл о том, что поступал в институт. Приехал в часть, которая находилась в городе Кстов Горьковской области. Через некоторое время отец прислал документы, которые гласили о том, что я зачислен студентом в Московский Авиационный Институт. Я об этом никому не сказал, документы спрятал и постарался забыть.
Наш взвод вызвал командир батареи, построил, идет и говорит:
— Вот ты, ты и ты, два шага вперед, остальные направо на занятия.
Я был в числе тех троих, которых командир батареи решил оставить и не отправлять на занятия. Как оказалось позже, нас оставили для того, чтобы изучать новую технику. Это была «катюша» М-30, она была совершенно новой машиной, до этого у нас была «катюша» М-13. Мы работали с этой машиной до марта 1943 года и жили под городом Кстовом в деревне Большая Ельня.
Меня отправили в Москву, в третью тяжелую гвардейскую минометную бригаду, это были уже не учения, это была настоящая военная бригада. Первое время мы жили в Москве, около Даниловского рынка, а потом отправились своим ходом на Брянский фронт, в город Белев. Там мы некоторое время ждали, когда начнется наша боевая служба. На одно из комсомольских собраний, которые мы проводили, пришел командир взвода и пригласил меня поехать на машине и выбрать огневую позицию. После выбора позиции, ночью, мы поехали туда и стали подготавливаться для залпа. Залп давали с земли.
Я участвовал в освобождении города Болхов. До Болхова мы тогда еще не дошли, а по радио уже сообщают:
— Русские войска взяли город Болхов.
Это было неприятно, но тем не менее мы дали залп по городу, и не больше, чем через полдня, русские освободили его.
Наша работа заключалась в том, что нас вызывали туда, где намечался какой-нибудь прорыв. Мы подъезжали, залп дадим — и на новую огневую позицию. Когда мы все объездили на Брянском фронте, приехали снова в Москву.
В августе 1944 года я приехал в Прибалтику. Служил на Первом и на Втором Прибалтийских фронтах: то в Эстонии, то в Латвии, то в Литве.
В ноябре 1943 года я опять приехал в Москву, жил в землянках. В один прекрасный день меня вызвали к командиру полка. Командир направил меня в офицерское училище, так как я был еще младшим сержантом. Привезли меня в Люберцы Московской области, а оттуда поехали эшелоном в город Миасс, в Московское авиационное училище им. Красина. Поступающих в училище было примерно 20 человек, кто не прошел комиссию, тот проходил ее заново. Там я встретил двух знакомых ребят. Они порекомендовали уехать, если есть возможность, так как учиться 4 года, а война близится к концу. Я, недолго раздумывая, уехал обратно в часть. Когда я приехал, оказалось, что моя часть уже на фронте. Выбора не было и я пошел в 319-й минометный полк на «катюши». Отслужил 2—3 дня, может быть чуть больше, как вдруг случилось такое... Стою на посту, слышать все слышу, а ничего не вижу. Меня отвезли в медсанбат, врач сказал, что это «куриная слепота», через некоторое время меня выписали. Когда я вышел из больницы, почувствовал острую боль в боку, сделали операцию. Ночью стали бомбить медсанбат, меня отправили в Новгородскую область, там я пролежал 1,5 месяца, потом врач собрал всех выздоравливающих и отправил обратно на фронт. У реки Великой идет машина с боеприпасами от «катюши», видим — наши, а там сидел старший лейтенант, увидел, что мы идем, и говорит:
— У нас вчера были большие потери, давайте к нам в часть.
А мы:
— Как же? Мы же идем вот туда. Ведь там идет наша команда целая.
А мы отстали немножко, специально. Мало ли, машину увидели и специально отстали, чтобы попасть к себе обратно в свою часть. Он нас и забрал. Догнали машину 321-го полка, а наша — 319-го полка. Лейтенанты поговорили и решили меня оставить в 321-м полку. Доложили командиру дивизиона, меня зачислили в штаты. В этом полку и остался, и в нем и воевал.
Был в Прибалтике в этом полку в 1944 году. 3 октября 1944 года я участвовал в освобождении Риги, будучи в том же 319-м полку. Мы въехали в Ригу, остановились в парке и попали под обстрел. Кто куда, я в бомбоубежище убежал. После этого инцидента мы уехали на стадион в Риге. На стадионе выкопали капониры. Рядом со стадионом располагался старый спиртзавод. Спиртзавод горел, а наши солдаты совершенно спокойно подходили к горящей цистерне, стреляли в нее, и через дырочки тек спирт. Под струи они подставляли котелки. Были случаи, когда цистерна взрывалась, и все вокруг загоралось, в том числе и солдаты. А кто это видел, все равно шел и делал то же самое. А потом я пришел к себе, ищу кружку, а кружки нет, я спросил: «А где кружка?» — мне указали на одного из солдат, который тоже пил тот спирт. Через некоторое время он умер. Отравилось более 20 человек. Все дело, естественно, было в спирте.
В 1945 году я приехал из Риги опять в Москву, менять материальную часть. Всего я приезжал 3 раза в Москву, менять материальную часть, а в этот раз ко мне приехал отец, ему дали пропуск в Москву. Очень жаль, но мы в тот день с ним так и не встретились. На Курском вокзале стоял забор, нас сажали в поезда и везли на фронт, а вдалеке за забором родные стоят. Нас погрузили в поезд, мы ехали в Берлин; в это время немцы с мадьярами (венграми) объединились и начали притеснять наших и грозиться их утопить в Дунае. Туда прибыло 3 эшелона. Первый и второй эшелоны дошли почти до Варшавы, а мы были третьим эшелоном.
В Венгрии в марте 1945 года развернулись все наши основные действия. Когда мы выехали на огневую, заняли позицию, расставили все орудия, я тогда уже был командиром орудия, пришел командир батареи и расставил орудия по-своему, а также скомандовал:
— Как заработает «ишак» — без команды сразу давай залп!
«Ишаком» мы называли немецкий шестиствольный миномет, во время работы «ишак» издавал звук, очень похожий на возгласы осла. Немцы поступали умно, привозили «ишака», давали залп и быстро увозили, чтобы не успели подбить. Все бы хорошо, но я отвлекся, слышу, кругом звуки какие-то, как потом оказалось это были зайцы, я на них засмотрелся и забыл о том, что залп надо давать. Прибежал командир батареи, был очень недоволен и предупредил, что если это повторится, то он меня отправит в штрафную роту. И напомнил, звук услышишь — залп. Через 40 минут я услышал звук «ишака», недолго думая — залп. После пришел командир батареи, похвалил и сказал, что все прошло нормально. На следующий день началось наступление, там было очень жарко. Немцы пошли в контратаку, но мое орудие и несколько других спасли ситуацию, дали залп, и дело пошло по-другому, после командир полка объявил нам благодарность.
Через несколько недель погиб целый расчет. Расчет — 7 человек. В моем расчете было тоже 7 человек: чуваш, еврей, казах, узбек и трое русских. Узбек и казах всегда держались вместе. Они подходили ко мне и приносили колбасы, один раз принесли костюма два. А себе принесут какую-нибудь цветную материю.
Подошли к реке, а переправа была разбита. Решили пока вздремнуть, а у меня был лист подошвенной кожи, на которой я обычно спал. Подошел ко мне чуваш и говорит: «Сержант, встафай! Я тебе бору принес». Бор — виноградное вино. Принес он больше половины ведра, мы расположились сзади машины, около колес. Налили по кружке, выпили. В это время над нами пролетали 2 немецких летчика, очень низко, даже летчика было видно. Оба они сбросили по бомбе. После первой, у меня во рту земля, везде земля. Упала бомба туда, где я спал. В трех метрах от места, где мы расположились. Между первой и второй бомбой я успел отбежать метров на 15, встал под дерево и спрятал голову вниз. Эти бомбы повредили 2 машины, одна из них после взрыва лежала на боку. Рядом с ней сидели молодые парни и обедали, смотрю, а они все мертвы. Одна «катюша» в это время горела. Один прибежал и начал тушить, за это ему дали орден Красной Звезды.
В апреле 1945 года мы приехали в Австрию. Работали мы, как пожарники, где проблемы, там и нас зовут. Артиллерия, одним словом. Бывало такое, что когда стреляли из машины, снаряд вылетал и падал прямо перед «катюшей», поэтому у «катюши» были щитки, как спереди, так и с боков.
В Австрии мы играли существенную роль, но награждать нас не стали. Генерал говорил:
— Как мне с вами быть? Вы сегодня у меня, а через полтора часа вас не будет, я лучше отдам награды своим ребятам.
О победе я узнал, когда мы ехали, нас бросили под Прагу после Австрии. Наши связисты услышали, услышали о победе. На следующее утро нас подняли ни свет ни заря, как оказалось, командир полка решил нас проверить, построить, митинг провести, все идут, качаются из стороны в сторону. Вместо всего полка была только треть или четверть. Накануне вечером все солдаты стали вскрывать местные погреба, и было принято решение вывести полк из населенного пункта. Увезли нас в другое место. В итоге до Праги мы не доехали, там и без нас справились.
Мы были в Чехословакии в городе Брно. В июне 1945 мы вернулись в Венгрию, полк стоял до осени 1945 года. В конце 1945 года нас направили на Западную Украину, наш полк расформировали и создали 59 дивизион. До 1 марта 1947 года я был на Западной Украине. Никаких мероприятий не было, закончил я в звании сержанта, командира «катюши».
Демобилизация проходила 1 марта 1947 года, на каждого из нас собрали данные и вывесили списки, кто, когда и где должен быть. Сначала нас переправили в город Дорогобыч. А оттуда мы поехали домой в Вологодскую область. Ехал домой 3-4 дня. Когда я приехал домой, через 1,5 недели устроился счетоводом в детский сад, а в сентябре 1947 года пошел учиться в МГУ.
Погибших в войне близких родственников не было.
Собственных опубликованных и неопубликованных проиведений у меня нет.
Публикации обо мне были:
«Ступени роста» — директор НПО «Энергомаш» Богдановский, 2004 год;
«История завода «Энергомаш» — Каторгин;
«Химкинские новости» (газета), 27 ноября 2004 г. — статья Романовой;
«Вперед» (газета) — «Гагаринская улыбка».

Декабрь 2004 г.
В подготовке настоящих воспоминаний оказал помощь Вигилянский Николай Николаевич, студент 4-го курса Московского гуманитарно-экономического института, член местного отделения Общероссийской общественной «Молодежное Единство» Химкинского района.