Отрывок из дневника « Сталинград»
«В марте 1943 года более выносливых красноармейцев сформировали в колонну: два взвода сержантов и один взвод офицеров. Во главе с полковником –начальником колонны, с вещевыми мешками, в новом обмундировании, только без оружия, мы пошагали вдоль берега Великой Русской реки Волги.
За сорок дней участники похода видели жителей сел Ульяновской, Саратовской и Сталинградской областей. Народ встречал нас приветливо. Все были рады нашему бодрому виду…
Чем ближе подходили мы к Сталинграду, тем больше видели гражданского населения, одетого в немецкую форму. Оказывается, население прилегающих к Сталинграду областей было мобилизовано на уборку трупов, оставшихся после Сталинградской битвы, а после возвращения домой каждый по-своему перекраивал немецкое на русское.
По прибытии в Сталинград мы увидели страшную картину разрушения, массу разбитой техники и сотни еще не убранных трупов в бомбовых воронках.
Особенно впечатляюще выглядели застывшие в схватке советские и немецкие танки. Как вздыбленные кони, оставшиеся стальными изваяниями на поле боя.
Огромные площади, усаженные березовыми крестами с немецкими касками, вызывали у нас злорадное чувство. Мы были рады лежащим в земле вражеским ротам и дивизиям, нашедшим могилу на русской земле.
Город Сталинград стоял в руинах. Только дорога от Тракторного завода до центра города была расчищена и бомбовые воронки засыпаны. По обеим сторонам дороги были развалины. Торчали уцелевшие трубы печей и ножки кроватей. Все остальное сгорело или лежало кучами обломков….»

Отрывок из дневника «В Румынии и Венгрии»
В начале сентября 1944 года наша часть погрузилась в вагоны и поехала туда, где грохотала фронтовая канонада.
Когда несмолкаемый фронтовой гром уже был слышен по всему горизонту, мы выгрузились из вагонов (в Румынии), и с того дня начались мои хождения по полям войны.
Затем марш-переходы стали длиннее и изнурительнее. На привалы и отдых времени не оставалось. После длительного перехода старшина приносил на привал ужин и подавал команду: «Рота ужинать!»..
Но его команда повисала над гробовой тишиной-солдаты спали, положившись там, где стояли.
Стоило командиру роты подать команду в пол - голоса: «Рота! Шагом марш!»- Солдаты вставали и шли, как будто никто не спал.
Свои двухметровые ружья ПТР солдаты нашей роты несли на плечах- одно ружье на двоих. Я, как командир отделения, был вооружен автоматом, компасом и полевой сумкой, полной автоматных патронов.
Были случаи, когда расчет, измотанный длительными маршами, засыпал на ходу и шел до первого поворота. На повороте падал в кувет. Смех и шутки на какое – то время возбуждали всех и солдаты шли веселее.
Так повторялось много раз…
Из Румынии перешли в Венгрию.
На территории Венгрии навстречу нам двигались санитарные машины, иногда поредевшие, уставшие части…
Мое первое знакомство с гражданским населением произошло так: Шли по селу. Проезжая часть улицы была на столько заполнена грязью, размешанной прошедшими до нас войсками, что солдатам приходилось идти в притирку к домам. В окне одного дома я увидел девичьи мордашки, с любопытством разлядывавющие нас. Высунув язык, скорчив гримассу, я с выпученными глазами прошел возле окна. Девушки захохотали и замахали руками. Солдаты засмеялись….

Отрывок из дневника «БудаПешт»
В октябре подошли к Пешту. Немцы уперлись и нас ввели в бой. В первых боях я был подобен любопытному зверьку. Страха я не ощущал, видимо просто по неопытности многое не понимал.
На близких подступах к Пешту мы занимали позиции по берегу канала. Я сидел в углу землянки. В этот момент пуля из наших тылов засвистела и вошла в землю повыше моего лба на пару вершков. Так иногда гибли солдаты, от глупых, случайных пуль…
В конце ноября форсировали Дунай, и седьмого декабря, на плацдарме за Дунаем, я отпраздновал свое двадцатилетие…
Под узловой железнодорожной станцией немцы решили отбросить нас к Дунаю или за него. Бои начались с самого утра и не переставали весь день. Самолеты противника бомбили и обстреливали наши окопы. Пули как головешки летали и сыпали искрами. Затем немецкие танки начали расстреливать окопы наших солдат. Наши ПТРы не пробивали броню вражеских машин. Страх и беспомощность появилась в нашем сознании. Но во-второй половине дня подошли наши «тридцатичетверки» и расстреляли этих крестоносцев. Вечером подошла наша противотанковая артиллерия, и мы облегченно вздохнули.
В тот трудный день один взвод из нашей роты погиб.
В конце декабря наши войска перешли в наступление, и при подходе к Буде в домах мы увидели рождественские елки, и ни одной души. Люди сидели в подвалах…
В канун 1945 года наступали на пригород Буды- поселок Будаорок. Пешт был уже взят нашими войсками, а Буду, с его королевским дворцом в окружении врагов и гор, предстояло взять.
В один из боевых дней я был связным, между командиром полка (майор Диденко) и командиром резерва (рота ПТР и рота автоматчиков) под командой старшего лейтенанта Шалаева, хитрого черноглазого офицера со шрамом на левой щеке и орденом «Отечественная война» на груди. Разыскивая Шалаева, я попал под обстрел немецких самоходок, и был ранен в голову массой мелких осколков. Через день с перевязанной головой я пришел из санчасти в роту и предстал перед своим командиром, ожидая выговор за плохую связь.
«Иди похорони Сергея Сороку и можешь остаться в тылах у старшины»- распорядился командир роты. Известие о гибели моего лучшего друга – солдата, сироты с детства, удручающе подействовало на меня. Я откозырял и со слезами на глазах вышел. Сережу я похоронил в одном из садиков многочисленных домов Будаорока.
Пробыв до первого января в тылах роты, новый год я встретил с разведчиками полка, где у меня был друг – сослуживец по Сталинграду Никитин Ваня, а второго января прибыл на передовую.
После нового года немцы яростно начали рваться к, окруженной нашими войсками Буде, в котором как в кипящем котле были зажаты фашистские дивизии.
Наш полк (да и всю дивизию) перебросили на участок километрах в тридцати от Буды, в западном направлении. Начались бои за каждое село, за каждый дом. Условия создались труднейшие. В поредевших ротах каждый живой солдат занимал участок обороны свой и своего погибшего товарища. Цепь становилась все реже и реже.
Утром 13 января нашей роте, в 9 человек, поставили задачу: очистить от немцев высоту 920 в районе одного села. Ко мне подошел солдат Федчина Стефан, и признался, что у него к автомату нет ни одного диска. Автомат он подобрал вместо карабина, но дисков не нашел. Оружие превратилось в дубинку. Я отстегнул от пояса свой запасной диск и отдал ему, сам оставшись с одним диском и с запасом патронов в полевой сумке.
При атаке на высоте, немец отстрелил «ухо» у моей шапки, и я пал в снег. Приглядевшись, прижал немца к земле одиночными выстрелами. Дуэль могла затянуться надолго, но в моем диске очень скоро кончились патроны, и мне пришлось под пулями врага заряжать оружие. Пули немца рекошетили от снежных кочек и с визгом летели через меня. Когда я вложил все семьдесят патронов, и стал закрывать крышкой диск, в тот момент получил ошеломляющий удар (словно дубинкой) по левой стороне спины. В глазах у меня потемнело, а из носа и рта хлынула кровь. Я растянулся на снегу, и как бревно покатился под кусты к своим товарищам. Друзья сделали мне перевязку, а старшина Алексеенко увел меня в санчасть. Пуля вошла в левое плечо и вышла в левой лопатке. Прощаясь со мной в санчасти, Алексеенко сказал: «Отдыхай месяца три – четыре. Может быть, к тому времени и война закончится.»
Я по своей наивности и молодости ему не поверил, а подумал, что через недельку – другую рана заживет, и я вернусь в роту к своим товарищам. Мне было стыдно, что я так ротозейски подставил себя под пули. Мне хотелось, как можно скорее вернуться обратно к своим фронтовым друзьям – товарищам.
С того дня начались мои хождения по эвакогоспиталям…
Победу я встретил в Одесском госпитале.