Евстафий
Данилович
ПОДЕЛИТЬСЯ СТРАНИЦЕЙ
История солдата
26 мая 1939г. мы 8 человек прибыли в г. Кронштадт в отдел кадров Балтийского Флота, и нас распределили по частям для прохождения военной службы. Меня назначили помощником командира противокатерной и зенитной батареи 45мм пушек на форт "П" (Первомайский) На форту "П" я пробыл всего полтора-два месяца, и меня перевели на берег в бригаду морской пехоты, которая только ещё формировалась. Я был командиром 1-го огневого взвода противотанковых 45мм орудий. Базировались мы в г. Ораниенбауме и Кронштадте. 20 декабря наш батальон перешел в г. Ораниенбаум, и на базе этого батальона стали формировать отряд Берегового сопровождения в виде бригады морской пехоты. 20 января 1940г. наш весь отряд ночью по боевой тревоге был поднят, посажен на машины и вышли на фронт на Карельский перешеек. Меня назначили временно исполняющим обязанности командира противотанковой батареи. Орудия я расставил в торосах и вели огонь по пулемётным точкам финнов на берегу, по нам финны стреляли из пулемётов, минометов, артиллерии. Берег был высокий, а мы находились на голом льду, укрыты небольшими торосами. Ночью невозможно было встать и погреться, беспрерывно финны стреляли и освещали прожекторами, а днем вообще нельзя было подняться - сильно били снайперы и пулемёты. Люди сильно замерзали и обмораживались, ведь мороз доходил до 40 градусов с сильным ветром. Одно орудие сильно обстреляли финны из тяжелых минометов. Лёд проламывается, и мины рвутся в воде, создавая высокие фонтаны. Орудие оказалось на отдельной плавающей льдине, целый день к нему нельзя было подойти, и лишь ночью с помощью досок удалось утащить орудие в другое место. Трое суток наш отряд и стрелковый полк имитировали наступление на берег по фронту на пять километров, неоднократно врывались на берег и потом отступали обратно. Много было раненых и ещё больше обмороженных. Но отвлекли значительные силы финнов от главного направления наступления наших войск. Оборона финнов оказалась ослабленной, и наши войска прорвали её и пошли в наступление широким фронтом. В 5 часов утра 22 июня меня разбудила сильная стрельба зенитной батареи. Я подошел к окну и увидел, как три самолета летят низко над заливом от Ленинграда в сторону Финляндии, и зенитки бьют прямо по ним. Выслушав сообщение радио о начале войны, мы все отпускники пробыли ещё сутки дома, договорился с женой, что делать на случай каких осложнений, и все отпускники организованно выехали в свою часть. Пока доехали мы до Таллина, наш эшелон неоднократно бомбили немецкие самолеты. С 25 июня наша бригада уже полностью включилась в бои по уничтожению воздушных десантов и банд замаскировавшихся фашистов из местных националистических и буржуазных элементов. Я со взводом 45мм. орудий стоял на вновь готовившемся рубеже обороны в 17км. северо-восточнее Таллина по шоссе Нарва-Таллин. На Нарвском шоссе немцы подошли уже к главному рубежу обороны, там в бой уже вступил второй батальон морской пехоты, где я служил. С боями отступаем вдоль шоссе Палдиски-Таллин всё ближе к городу. Корабли тоже поддерживают нас своим огнем. 24 августа за целую неделю впервые ко мне прибыл командир батареи и дал указание совместно с пехотой отступать к городу. К вечеру прибыть с людьми и орудиями в Купеческую гавань, там я буду встречать и проводить посадку на корабли на эвакуацию. Мой взвод за последние 4 дня уничтожил до 20 пулемётных точек, 3 минометных батареи, и более полсотни гитлеровцев, 12 автомашин и два аэростата наблюдения. Но наши силы всё тают и тают, у меня на орудиях осталось всего по три человека в расчёте. Получен приказ на эвакуацию. 28 августа 1941 года я со взводом пушек прибыл в Петровскую гавань. Я со своими людьми зашли на торговый океанский пароход "Казахстан". Утром 28 августа наш караван атаковали немцы авиацией, подводными лодками и торпедными катерами. Несмотря на сильный огонь катеров и эсминцев, юнкерсы буквально висят над караваном. Несколько самолетов сбито и тоже пошли на дне моря, но другие беспрерывно бомбят. Вот попала бомба и в наш пароход "Казахстан". Сильно корабль содрогнулся и везде погас внутренний свет. В трюмах началась паника, стали вылезать наверх, но там не пускают. Люди поняли, что в пароход попала бомба, а насколько это опасно или нет, никто не знает. Бомба угодила в радиорубку и капитанский мостик, прошла палубы надстроек и перегородки и взорвалась на главной палубе против котельной. Бомба была фугасно-зажигательной. На пароходе возник пожар, и он стал, опустив якоря. Таллинский поход самое сильное, что пришлось многим пережить в свои молодые годы. Мы увидели войну в её настоящем выражении. После кратковременной организационной и боевой подготовки в Кронштадте нас пароходом перевезли в Ленинград, затем уже вечером перевезли автобусами в район поселка Красное Село. В южной стороне пос. Володарский заняли оборону, днём отбили ряд атак фашистов. Вверенная мне батарея из трёх 45мм. орудий уничтожили два танка, несколько пулемётных точек, одну минометную батарею, 4 автомашины с живой силой и боеприпасами и один аэростат с наблюдателями. Мне приказали поставить два орудия вдоль шоссе на Красное Село, на случай если по шоссе пойдут танки, то уничтожать. И вот только установили эти орудия, как немцы сразу обрушили на них шквал миномётного огня. Я находился в тридцати метрах между орудиями и стал буквально крутиться вокруг сосен, спасаясь от осколков. Вижу - один снаряд упал совсем близко у первого орудия. Я бегом туда и обнаружил, что командир орудия младший сержант Королёв тяжело ранен в грудь и голову, заряжающий убит, само орудие серьезных повреждений не имеет. Я приказал наводчику оставаться за командира орудия, сменить позицию, поднести побольше снарядов и быть готовым к отражению танковой атаки. Бойца похоронили тут же, командира орудия отправили на медпункт, а я пошёл ко второму орудию. Присели в кювет, я стал рассказывать, что произошло с первым орудием, и вдруг перед нами на шоссе разорвалась мина. Нас обдало землей, я выругался и сказал: «фу ты, чёрт возьми, так чего доброго и убить может», отряхнул с лица землю, протёр глаза и вижу, что по обеим сторонам от меня бойцы не шевелятся. Я повернул одного, а у него из груди кровь фонтаном и дыра, что кулак вместится. Я к другому, а у того полчерепа на голове нету. Оба мёртвые, и папиросы в руках дымят. Вот те и на! несколько минут и четырёх человек из расчета нет. Немцы прорвались северо-восточнее пос. Володарский в направлении совхоза Сосновая Поляна и дальше к заливу, отрезая нашу бригаду от Ленинграда. Одно 76мм. орудие вело огонь прямой наводкой и два моих орудия по пехоте немцев и автомашинам. И вдруг слышу: вблизи из канавы раздаются какие-то глухие выстрелы и дымок, а у 76мм. орудия сразу раздалось штук пять взрывов. Я был почти рядом, с другой стороны дома. Побежал туда, а там из расчета остался в живых только один человек, и у орудия разбита панорама. Я к своему орудию, сел сам за наводчика и туда, где показывался дымок, выстрелил четыре осколочных снаряда. Миномётчики-ползуны были уничтожены. Затем подавили ещё миномётную батарею около конюшни совхоза Сосновая Поляна. Примерно в 16:00 часов 12 сентября 1941г. явно наметился прорыв немцев между вторым и третьим батальоном, правее моего НП в двухстах метров. Вижу, что батарея ведет огонь прямой наводкой по прорывающейся пехоте немцев, по батарее немцы ведут сильный миномётный и артиллерийский огонь и заставили замолчать. Немцы прорвали фронт и в брешь двинулись автоматчики и пулемётчики, стреляя разрывными пулями, везде сплошной треск. Вижу - слева из пос. Стрельна отступает наша пехота в сторону Петергофа по нижней дороге, верхнее шоссе и железную дорогу уже заняли немцы. Я приказал своим людям на НП спускаться с чердака вниз и уходить к заливу. Когда спустились вниз, то командование батальона уже не нашли, да и пехоты уже в моём районе не было. Нас обстреляли немецкие автоматчики, мы укрылись под горку, где было какое-то убежище. Миномётный огонь ещё больше усилился в нашем районе, и вот уже рядом стреляют немецкие автоматчики. Я вышел из убежища, чтобы оценить обстановку, и увидел, что наши бойцы группами отступают из пос. Стрельна, и их расстреливают немцы из пулемётов и автоматов. Вот задним ходом отходит наш единственный танк Т-34, ведёт огонь из пулемёта и орудия. Я сказал бойцам: давайте уходить отсюда под прикрытием горки к домам и там к заливу, и по берегу, возможно, проберёмся к парку. Только отбежали от убежища метров десять, немецкий автоматчик застрочил по нам от того дома, где был наш НП. И вдруг мне обожгло правый бок. Я сразу упал и ползком, затем перебежками пошёл дальше по намеченному пути. Мои люди двигались за мной. Я чувствую, что ранен, но двигаться могу, рана где-то в живот ниже груди. Проползли мы метров 150, по нам опять начали стрелять из автоматов. Тут я увидел под горкой маленький окопчик. Я туда, бойцы за мной. Когда осмотрелся, то увидел там ещё трех человек: санинструктор и два раненых командира. Один из них капитан, начальник штаба батальона, и один командир взвода, лейтенант, совсем без сознания лежит на земле. Я увидел под стенкой высокий топчан почти под потолком, забрался туда и попросил сделать мне перевязку. Меня раздели, т.е. сняли фуфайку и подняли рубашки, и упала пуля, которая пробила фуфайку, бельё, вышла сквозь живот и осталась в белье. Санинструктор меня перевязал, и стали мы ждать полной темноты, чтобы выходить к своим. Вокруг уже хозяйничали немцы, устанавливали в ста метрах за нами передний край и жгли дома специально для освещения. Просидели мы в этом убежище примерно час, обсуждая всевозможные варианты выхода к своим, как вдруг услышали около входа в наше убежище немецкую речь. Подошли они к спуску в убежище, остановились и что-то советуются между собой. Затем карманным фонариком стали светить в землянку, но с улицы ничего не видно, так как она была углублена вниз и нужно было спускаться вниз по ступенькам. Спустились двое на две ступени, осветили низ землянки и заметили двух человек, лейтенанта и капитана, и много бумаг и топографических карт на земле - видимо здесь был штаб батальона, и сразу выскочили обратно наверх. Поговорили что-то между собой, затем один немец на ломаном русском языке начал говорить нам "рус вылази, рука верх!". Так несколько раз повторил, мы все молчим, ни звука в ответ. Тогда один из немцев из автомата дал короткую очередь в землянку, но ни в кого не попал и опять они начали кричать "рус вылази, стреляй будем!". Мы молчим снова, немцы повторили свое требование и начали опять стрелять в землянку. Попали в лежавшего на земле лейтенанта, не знаю куда, но он сильно закричал и вскоре стих. Но вылезать никто не стал. Тогда один немец с автоматом и фонариком на пуговице шинели и за ним второй с винтовкой стали сами спускаться по ступенькам в землянку. Я вижу - дело плохое, вытащил револьвер из кобуры и командиру взвода говорю: давай как только немцы опустятся до самого низу и осветят нас, сразу стреляем в них, а там будь что будет. Как только автоматчик опустился в низ и осветил нас, я тут же в него выстрелил, фонарик потух и автоматчик упал. Второго выстрела не последовало, и второй немец быстро повернулся, выскочил наверх. Чувствую, среди немцев какая-то суматоха, бормочут по-своему, о чём-то спорят. Я взял у командира взвода гранату "Ф-1", выдернул чеку, соскочил с топчана - раны и не чувствую - и наверх. Немцы стоят у дырки человек восемь и о чём-то спорят, я и метнул в них гранату, а сам обратно в землянку. Спрашиваю, у кого есть ещё гранаты. Тут мой командир взвода подаёт мне ещё одну гранату, а сам с топчана не слезает, видимо перепугался сильно. Я выдернул опять чеку и наверх. Вижу, немцев вблизи нет, лишь четыре трупа лежат. Кто там, свои или немцы, рассматривать некогда было. Я тогда крикнул в землянку: пошли, немцев нет! и сам под горкой побежал наверх к стоящему дому, с надеждой где-нибудь под верандой скрыться, пока пройдёт шум и сами осмотримся. Двое бойцов побежали за мной. Граната у меня в руках уже на взводе, я её покрепче зажал в левую руку, а в правой руке револьвер, и так бегу. На улице уже темно, около 23:00 часов, но вдали горят дома и немного против огня видно. Вижу, по дороге примерно в ста метрах от нас группа немцев, видимо, которые убежали от нашего убежища. Вот мы оббегаем дом, к веранде, а там на крыльце сидит группа немцев, около них горит фонарь и они стучат котелками, видимо ужинали. Я повернулся к сараю, который стоял примерно в десяти метрах от дома. Двери закрыты, смотрю, в тесовом заборе виднеется дыра. Я туда, бойцы за мной, не отстают. Только мы попрятались и успокоились под хворостом, как видим: по тропинке в трёх шагах от нас прошли два немца с автоматами, потихоньку переговариваясь. Так они прошли мимо нас три раза до 24:00 часов, видимо патрули. Я людям и говорю: вот прогорят вон те три дома, по переднему краю станет темнее, и будем выбираться к своим, а пока светло и нам сверху хорошо наблюдать, будем изучать расположение немцев на нашем пути, их поведение и патрулирование. Граната на боевом взводе всё ещё у меня в руках, чуть стоит ослабить пальцы, и она сработает, придётся её бросать, и этим выдадим себя. Держу, пальцы уже занемели, и, наверное, самому их не разжать. Примерно в ста пятидесяти метрах от нас немцы заняли оборону. Это на южной окраине пос. Стрельна.
Боевой путь
26 мая 1939г. мы 8 человек прибыли в г. Кронштадт в отдел кадров Балтийского Флота, и нас распределили по частям для прохождения военной службы. Меня назначили помощником командира противокатерной и зенитной батареи 45мм пушек на форт "П" (Первомайский) На форту "П" я пробыл всего полтора-два месяца, и меня перевели на берег в бригаду морской пехоты, которая только ещё формировалась. Я был командиром 1-го огневого взвода противотанковых 45мм орудий. Базировались мы в г. Ораниенбауме и Кронштадте. 20 декабря наш батальон перешел в г. Ораниенбаум, и на базе этого батальона стали формировать отряд Берегового сопровождения в виде бригады морской пехоты. 20 января 1940г. наш весь отряд ночью по боевой тревоге был поднят, посажен на машины и вышли на фронт на Карельский перешеек. Меня назначили временно исполняющим обязанности командира противотанковой батареи. Орудия я расставил в торосах и вели огонь по пулемётным точкам финнов на берегу, по нам финны стреляли из пулемётов, минометов, артиллерии. Берег был высокий, а мы находились на голом льду, укрыты небольшими торосами. Ночью невозможно было встать и погреться, беспрерывно финны стреляли и освещали прожекторами, а днем вообще нельзя было подняться - сильно били снайперы и пулемёты. Люди сильно замерзали и обмораживались, ведь мороз доходил до 40 градусов с сильным ветром. Одно орудие сильно обстреляли финны из тяжелых минометов. Лёд проламывается, и мины рвутся в воде, создавая высокие фонтаны. Орудие оказалось на отдельной плавающей льдине, целый день к нему нельзя было подойти, и лишь ночью с помощью досок удалось утащить орудие в другое место. Трое суток наш отряд и стрелковый полк имитировали наступление на берег по фронту на пять километров, неоднократно врывались на берег и потом отступали обратно. Много было раненых и ещё больше обмороженных. Но отвлекли значительные силы финнов от главного направления наступления наших войск. Оборона финнов оказалась ослабленной, и наши войска прорвали её и пошли в наступление широким фронтом. В 5 часов утра 22 июня меня разбудила сильная стрельба зенитной батареи. Я подошел к окну и увидел, как три самолета летят низко над заливом от Ленинграда в сторону Финляндии, и зенитки бьют прямо по ним. Выслушав сообщение радио о начале войны, мы все отпускники пробыли ещё сутки дома, договорился с женой, что делать на случай каких осложнений, и все отпускники организованно выехали в свою часть. Пока доехали мы до Таллина, наш эшелон неоднократно бомбили немецкие самолеты. С 25 июня наша бригада уже полностью включилась в бои по уничтожению воздушных десантов и банд замаскировавшихся фашистов из местных националистических и буржуазных элементов. Я со взводом 45мм. орудий стоял на вновь готовившемся рубеже обороны в 17км. северо-восточнее Таллина по шоссе Нарва-Таллин. На Нарвском шоссе немцы подошли уже к главному рубежу обороны, там в бой уже вступил второй батальон морской пехоты, где я служил. С боями отступаем вдоль шоссе Палдиски-Таллин всё ближе к городу. Корабли тоже поддерживают нас своим огнем. 24 августа за целую неделю впервые ко мне прибыл командир батареи и дал указание совместно с пехотой отступать к городу. К вечеру прибыть с людьми и орудиями в Купеческую гавань, там я буду встречать и проводить посадку на корабли на эвакуацию. Мой взвод за последние 4 дня уничтожил до 20 пулемётных точек, 3 минометных батареи, и более полсотни гитлеровцев, 12 автомашин и два аэростата наблюдения. Но наши силы всё тают и тают, у меня на орудиях осталось всего по три человека в расчёте. Получен приказ на эвакуацию. 28 августа 1941 года я со взводом пушек прибыл в Петровскую гавань. Я со своими людьми зашли на торговый океанский пароход "Казахстан". Утром 28 августа наш караван атаковали немцы авиацией, подводными лодками и торпедными катерами. Несмотря на сильный огонь катеров и эсминцев, юнкерсы буквально висят над караваном. Несколько самолетов сбито и тоже пошли на дне моря, но другие беспрерывно бомбят. Вот попала бомба и в наш пароход "Казахстан". Сильно корабль содрогнулся и везде погас внутренний свет. В трюмах началась паника, стали вылезать наверх, но там не пускают. Люди поняли, что в пароход попала бомба, а насколько это опасно или нет, никто не знает. Бомба угодила в радиорубку и капитанский мостик, прошла палубы надстроек и перегородки и взорвалась на главной палубе против котельной. Бомба была фугасно-зажигательной. На пароходе возник пожар, и он стал, опустив якоря. Таллинский поход самое сильное, что пришлось многим пережить в свои молодые годы. Мы увидели войну в её настоящем выражении. После кратковременной организационной и боевой подготовки в Кронштадте нас пароходом перевезли в Ленинград, затем уже вечером перевезли автобусами в район поселка Красное Село. В южной стороне пос. Володарский заняли оборону, днём отбили ряд атак фашистов. Вверенная мне батарея из трёх 45мм. орудий уничтожили два танка, несколько пулемётных точек, одну минометную батарею, 4 автомашины с живой силой и боеприпасами и один аэростат с наблюдателями. Мне приказали поставить два орудия вдоль шоссе на Красное Село, на случай если по шоссе пойдут танки, то уничтожать. И вот только установили эти орудия, как немцы сразу обрушили на них шквал миномётного огня. Я находился в тридцати метрах между орудиями и стал буквально крутиться вокруг сосен, спасаясь от осколков. Вижу - один снаряд упал совсем близко у первого орудия. Я бегом туда и обнаружил, что командир орудия младший сержант Королёв тяжело ранен в грудь и голову, заряжающий убит, само орудие серьезных повреждений не имеет. Я приказал наводчику оставаться за командира орудия, сменить позицию, поднести побольше снарядов и быть готовым к отражению танковой атаки. Бойца похоронили тут же, командира орудия отправили на медпункт, а я пошёл ко второму орудию. Присели в кювет, я стал рассказывать, что произошло с первым орудием, и вдруг перед нами на шоссе разорвалась мина. Нас обдало землей, я выругался и сказал: «фу ты, чёрт возьми, так чего доброго и убить может», отряхнул с лица землю, протёр глаза и вижу, что по обеим сторонам от меня бойцы не шевелятся. Я повернул одного, а у него из груди кровь фонтаном и дыра, что кулак вместится. Я к другому, а у того полчерепа на голове нету. Оба мёртвые, и папиросы в руках дымят. Вот те и на! несколько минут и четырёх человек из расчета нет. Немцы прорвались северо-восточнее пос. Володарский в направлении совхоза Сосновая Поляна и дальше к заливу, отрезая нашу бригаду от Ленинграда. Одно 76мм. орудие вело огонь прямой наводкой и два моих орудия по пехоте немцев и автомашинам. И вдруг слышу: вблизи из канавы раздаются какие-то глухие выстрелы и дымок, а у 76мм. орудия сразу раздалось штук пять взрывов. Я был почти рядом, с другой стороны дома. Побежал туда, а там из расчета остался в живых только один человек, и у орудия разбита панорама. Я к своему орудию, сел сам за наводчика и туда, где показывался дымок, выстрелил четыре осколочных снаряда. Миномётчики-ползуны были уничтожены. Затем подавили ещё миномётную батарею около конюшни совхоза Сосновая Поляна. Примерно в 16:00 часов 12 сентября 1941г. явно наметился прорыв немцев между вторым и третьим батальоном, правее моего НП в двухстах метров. Вижу, что батарея ведет огонь прямой наводкой по прорывающейся пехоте немцев, по батарее немцы ведут сильный миномётный и артиллерийский огонь и заставили замолчать. Немцы прорвали фронт и в брешь двинулись автоматчики и пулемётчики, стреляя разрывными пулями, везде сплошной треск. Вижу - слева из пос. Стрельна отступает наша пехота в сторону Петергофа по нижней дороге, верхнее шоссе и железную дорогу уже заняли немцы. Я приказал своим людям на НП спускаться с чердака вниз и уходить к заливу. Когда спустились вниз, то командование батальона уже не нашли, да и пехоты уже в моём районе не было. Нас обстреляли немецкие автоматчики, мы укрылись под горку, где было какое-то убежище. Миномётный огонь ещё больше усилился в нашем районе, и вот уже рядом стреляют немецкие автоматчики. Я вышел из убежища, чтобы оценить обстановку, и увидел, что наши бойцы группами отступают из пос. Стрельна, и их расстреливают немцы из пулемётов и автоматов. Вот задним ходом отходит наш единственный танк Т-34, ведёт огонь из пулемёта и орудия. Я сказал бойцам: давайте уходить отсюда под прикрытием горки к домам и там к заливу, и по берегу, возможно, проберёмся к парку. Только отбежали от убежища метров десять, немецкий автоматчик застрочил по нам от того дома, где был наш НП. И вдруг мне обожгло правый бок. Я сразу упал и ползком, затем перебежками пошёл дальше по намеченному пути. Мои люди двигались за мной. Я чувствую, что ранен, но двигаться могу, рана где-то в живот ниже груди. Проползли мы метров 150, по нам опять начали стрелять из автоматов. Тут я увидел под горкой маленький окопчик. Я туда, бойцы за мной. Когда осмотрелся, то увидел там ещё трех человек: санинструктор и два раненых командира. Один из них капитан, начальник штаба батальона, и один командир взвода, лейтенант, совсем без сознания лежит на земле. Я увидел под стенкой высокий топчан почти под потолком, забрался туда и попросил сделать мне перевязку. Меня раздели, т.е. сняли фуфайку и подняли рубашки, и упала пуля, которая пробила фуфайку, бельё, вышла сквозь живот и осталась в белье. Санинструктор меня перевязал, и стали мы ждать полной темноты, чтобы выходить к своим. Вокруг уже хозяйничали немцы, устанавливали в ста метрах за нами передний край и жгли дома специально для освещения. Просидели мы в этом убежище примерно час, обсуждая всевозможные варианты выхода к своим, как вдруг услышали около входа в наше убежище немецкую речь. Подошли они к спуску в убежище, остановились и что-то советуются между собой. Затем карманным фонариком стали светить в землянку, но с улицы ничего не видно, так как она была углублена вниз и нужно было спускаться вниз по ступенькам. Спустились двое на две ступени, осветили низ землянки и заметили двух человек, лейтенанта и капитана, и много бумаг и топографических карт на земле - видимо здесь был штаб батальона, и сразу выскочили обратно наверх. Поговорили что-то между собой, затем один немец на ломаном русском языке начал говорить нам "рус вылази, рука верх!". Так несколько раз повторил, мы все молчим, ни звука в ответ. Тогда один из немцев из автомата дал короткую очередь в землянку, но ни в кого не попал и опять они начали кричать "рус вылази, стреляй будем!". Мы молчим снова, немцы повторили свое требование и начали опять стрелять в землянку. Попали в лежавшего на земле лейтенанта, не знаю куда, но он сильно закричал и вскоре стих. Но вылезать никто не стал. Тогда один немец с автоматом и фонариком на пуговице шинели и за ним второй с винтовкой стали сами спускаться по ступенькам в землянку. Я вижу - дело плохое, вытащил револьвер из кобуры и командиру взвода говорю: давай как только немцы опустятся до самого низу и осветят нас, сразу стреляем в них, а там будь что будет. Как только автоматчик опустился в низ и осветил нас, я тут же в него выстрелил, фонарик потух и автоматчик упал. Второго выстрела не последовало, и второй немец быстро повернулся, выскочил наверх. Чувствую, среди немцев какая-то суматоха, бормочут по-своему, о чём-то спорят. Я взял у командира взвода гранату "Ф-1", выдернул чеку, соскочил с топчана - раны и не чувствую - и наверх. Немцы стоят у дырки человек восемь и о чём-то спорят, я и метнул в них гранату, а сам обратно в землянку. Спрашиваю, у кого есть ещё гранаты. Тут мой командир взвода подаёт мне ещё одну гранату, а сам с топчана не слезает, видимо перепугался сильно. Я выдернул опять чеку и наверх. Вижу, немцев вблизи нет, лишь четыре трупа лежат. Кто там, свои или немцы, рассматривать некогда было. Я тогда крикнул в землянку: пошли, немцев нет! и сам под горкой побежал наверх к стоящему дому, с надеждой где-нибудь под верандой скрыться, пока пройдёт шум и сами осмотримся. Двое бойцов побежали за мной. Граната у меня в руках уже на взводе, я её покрепче зажал в левую руку, а в правой руке револьвер, и так бегу. На улице уже темно, около 23:00 часов, но вдали горят дома и немного против огня видно. Вижу, по дороге примерно в ста метрах от нас группа немцев, видимо, которые убежали от нашего убежища. Вот мы оббегаем дом, к веранде, а там на крыльце сидит группа немцев, около них горит фонарь и они стучат котелками, видимо ужинали. Я повернулся к сараю, который стоял примерно в десяти метрах от дома. Двери закрыты, смотрю, в тесовом заборе виднеется дыра. Я туда, бойцы за мной, не отстают. Только мы попрятались и успокоились под хворостом, как видим: по тропинке в трёх шагах от нас прошли два немца с автоматами, потихоньку переговариваясь. Так они прошли мимо нас три раза до 24:00 часов, видимо патрули. Я людям и говорю: вот прогорят вон те три дома, по переднему краю станет темнее, и будем выбираться к своим, а пока светло и нам сверху хорошо наблюдать, будем изучать расположение немцев на нашем пути, их поведение и патрулирование. Граната на боевом взводе всё ещё у меня в руках, чуть стоит ослабить пальцы, и она сработает, придётся её бросать, и этим выдадим себя. Держу, пальцы уже занемели, и, наверное, самому их не разжать. Примерно в ста пятидесяти метрах от нас немцы заняли оборону. Это на южной окраине пос. Стрельна.