Барышев Василий Александрович – родился 17 марта 1921 г., умер – в 1959 г. Свои дневниковые записи начал вести в марте 1958 г., будучи тяжело больным и  предчувствуя скорую смерть.

Родился мой прадед, отец моей бабушки по материнской линии, в семье крестьянина-середняка. Детей было 7 человек. В дневнике описано голодное детство, тяжёлые условия жизни, когда матери приходилось просить взаймы хлеб у более зажиточных людей, так как своего хлеба не хватало. В 1931 г., когда отец вступает в колхоз, жизнь стала лучше.  И в 12 лет Василий поступает в Подольскую семилетнюю школу Красносельского района Костромской обл. Тяжело давалась математика, отчего в 6 классе он был оставлен на второй год.

По окончании семилетней школы в 1937 г. поступает в текстильный техникум г.Вязники Ивановской обл. И опять, как и в семилетке, ему не даётся математика. Вообще студенческая жизнь была полуголодная: чёрный хлеб, сахар и кипяток. Правда, после года обучения он получал стипендию -56 руб., но её не хватало, поэтому деньги присылали из дома.

И вот в 1938 г. в техникум приехал вербовщик из военного училища. На второй день Василий подаёт заявление в военкомат. Тогда у него и зародилась мечта стать военным. В августе 1938 г., не выдержав экзамен по математике, Василий был направлен  райвоенкоматом в Полтавское автотехническое училище, затем в бронетанковое училище в г.Харьков, потом в Тамбов – везде подводила математика. Пришлось восстановиться в техникуме, но уже в Костроме. И всё-таки мечта стать военным не пропала. 

Из дневника: «19 сентября 1939 г. развернулись военные события в Польше, в ходе которых было затронуто наше государство». 25 сентября 1939 г. Василия Александровича направляют учиться в Тамбовское пехотное училище, и он сразу сдаёт все экзамены и начинает учиться, даже не съездив домой в Кострому за вещами.  Ввиду перебора весь последний набор отправили в Москву, где они пробыли до декабря 1939 г. и в основном занимались строевой службой. В праздник Октября 1939 г. им выпала честь быть в почётном охранении во время демонстрации на улицах, прилегающих к Красной площади. В этот день им удалось увидеть руководителей партии и правительства: Сталина, Ворошилова, Молотова, Будённого  и других.

В начале декабря 1939 г., когда началась Финская кампания, лично Василия направили в Ярославское Интендантское училище г. Ярославля. Здесь он уже окончательно обосновался и учился до 15 июня 1941 г., пока не окончил полный курс военного училища. Здесь он получил звание офицера – Лейтенант Индентантской службы. Мечта, к которой он упорно шёл, осуществилась! День, когда получили приказ Министерства обороны о присвоении звания, прадед Василий назовёт «днём великой радости».

В дневнике об этом периоде мой прадед пишет: «Время, проведённое в училище, я считаю счастливым временем. Сбылась моя мечта, и я весь был поглощён занятиями. Особых происшествий не было. Было мирное время, занимались спокойно, что впоследствии оказалось самоуспокоенностью».

Училище  Василий окончил 15 июня 1941 г. Уже 20 июня он получил назначение  ехать на службу в часть начальником  обозно-вещевого снабжения батальона в г. Осиповичи в Белоруссию. Так как  за время обучения отпуска не было, отец Василия решил увидеть сына хотя бы сейчас. Приехал в тот момент, когда Василий был на вокзале  для отправки на место службы. Никто в училище отцу не подсказал ехать прямо на вокзал, и он решил, чтосына уже не застанет. Если бы он приехал… А так – следующее свидание с ним и всей остальной семьёй произошло только в декабре 1945 г., после окончания войны.

Кто бы мог подумать, какие страшные испытания придётся пройти моему прадедушке, начиная с этого дня несостоявшейся встречи с отцом.

Плен… Как такое могло произойти? Почему судьба распорядилась так несправедливо? Почему именно с ним?

Об этом мой прадед подробно расскажет в своём дневнике, который он вёл уже будучи смертельно больным человеком. Свои дневниковые записи он начнёт с посвящения: «Историю своей небольшой жизни посвящаю своим детям – Вале и Нине, жене Марии. Всё, что здесь написано, есть истинная правда без прикрас, кроме как некоторых опущений (подробностей) ввиду давности времени. Начал писать в марте 1958 г. и пишу с перерывами ввиду моей болезни».

21 июня 1941 г. он был уже в Москве, а 22 июня с утра – на вокзале в г. Минске, ждал поезд в г. Осиповичи, здесь его и застало объявление о  войне. К вечеру он был уже в г. Осиповичи, представился командиру части и сразу очутился в аду: ночью  все проснулись от взрыва бомб. «Под бомбёжкой я очутился в первый раз, да ещё ночью. Было страшно, а бомбы так выли, что всё нутро вынимало…». Все вещи пропали, « но возиться с этим было некогда, так как началась Великая Отечественная война…».  Батальон, в котором был мой прадед, выступил в поход в направлении Минска. Он занимался ремонтом танков и бронемашин в непосредственной близости к линии фронта.

Далее в дневнике идут подробные описания военных будней с бомбёжками, смертями, ужасами. Немцы не щадили никого: ни старых, ни малых. Особенно мне запомнился один случай, описанный в дневнике:

«Мне пришлось проезжать через одну деревню, где ещё работали колхозные ясли. Мы остановились у колодца, чтобы заправить машину, а ребятишки подбежали и просятся: «Дядя, покатай!». Ну мы и посадили человек 10 в кузов. И только выехали за деревню, появились самолёты и стали бомбить деревню. Когда мы вернулись, от деревни ничего не осталось. А вместо дома с яслями была одна большая яма и не видать больше никаких ребятишек. Это только единичный случай, а остальных всех ужасов не перепишешь».

 1 августа 1941 г. лейтенант Барышев отрядом попали в большое окружение. Часть его была техническая, поэтому особенного вооружения у них не было, кроме винтовок и гранат. Командир части приказал любыми средствами пробиваться на г. Оршу. Мой прадед с несколькими товарищами в первой деревне переоделись в гражданскую одеждуи стали продвигаться на восток, чтобы выйти из окружения. Пробирались лесами, болотами и только ночью, так как все дороги были заняты немцами. Приходилось отстреливаться. Питались только ягодами. И вот 6 августа, отощавшие, зашли в деревню  Малые  Будоныза хлебом, постучали в дверь крайней избы. Дверь открыл старик… В дневнике написано: «Ни имени, ни фамилии его мы не знали, а плохо». Потому что, накормив солдат, он незаметно вышел, а вернулся с немцами. «Всё. В голове промелькнули мысли о доме, о родных, и не верилось, что когда-нибудь я увижу их опять». Мой прадедушка пытался сопротивляться. Но  от ударов  автоматом по голове  очнулся нескоро. Он пишет: «Мы все оказались в немецком плену. Мы - военнопленные, которого хуже нет названия».

Мне трудно представить, что испытали эти люди в тот момент. Ещё страшнее было читать продолжение дневника, где описывается ад  фашистского плена.

«С 6 августа 1941 г. пошли дни, заполненные чёрным мраком, не жизнь, а существование. Дальше писать тяжело. После войны прошло 13 лет. Я никому не рассказывал об ужасах плена. Так как не мог. Я говорил только одно: «Самому злому недругу  не желаю этого».

В дневнике описываются подробности существования в плену. Долгие месяцы перехода из города в город целых колонн пленных; отношения между русскими в колонне; ночи под открытым небом и в дождь, и в жару; расстрел на месте за попытку побега или  в случае недомогания; деревянные колодки на ногах вместо обуви; голод, дизентерия, вши; предатели среди своих же; попытки жителей деревень покормить пленных и невозможность это сделать; жестокость фашистов.  В Германии в плену оказались военные разных национальностей, и у всех для различия на одежде были написаны белой краской надписи. У русских было написано немецкими буквами  «SU» - что означало «Советский Союз». Для русских положение в лагере было особенно тяжёлым. Они были под особой охраной, одежда и питание хуже, чем у других. За каждую вошь – 5 ударов резиновой палкой. У каждого был свой номер, его выбивали на железке и вешали её на верёвочке на шею. По имени друг друга никто не называл. Так  с железкой на шее и ходили, и спали. Хлеб – наполовину с древесными опилками, выдавали по 1 буханке в день на 6 человек, суп из квашеной капусты редко с картошкой, и та нечищенная. Жили в холодных бараках в любую погоду. Из-за недоедания и холода русские умирали. Французские и бельгийские пленные, работавшие по соседству, глядя на такое бедственное положение русских, сочувствовали им. Удавалось иногда, когда не видит часовой, подбросить русским кусок хлеба, картофельные очистки  или табачку, иногда специально оставляли в своих бочках суп. Если попадался часовой «с сочувствием», то разрешал русским этот французский суп  незаметно разделить между собой. Держаться старались по двое-трое («колхозом»), чтобы делиться друг с другом. Один съесть что-либо не имел права. Часто описываются избиения и порка резиновыми палками: «…завели меня в барак, раздели и начали пороть резиновыми палками. Я досчитал до 25 и больше ничего не помню, очнулся мокрый – меня обливали холодной водой (зимой) и набросили шинель. Вечером меня напарники унесли в лагерь».  А в лагере был такой порядок: утром всех выстраивают,  конвоир спрашивает-кто болен и что болит - и обязательно ударит по больному месту. Если человек не поправлялся, его увозили, и он больше не возвращался, поэтому  в барак больных никто старался  не попадать. Да и медикаментов там не было.

Так шли годы. Износились не одни колодки, получил не одну резиновую палку. О доме думал редко, так как все мысли были о еде. Слухами о положении на фронте пользовались через французов. В бараках на политические темы не говорили, так как были засланы шпионы-полицаи, которые выдавали «неблагонадёжных», и те исчезали навсегда. Когда  наши перешли в наступление, фашисты стали ещё злее. В дневнике читаем: «Я стал ставить в бараке концерты с советскими революционными песнями. Делал  игрушки и корабли и продавал немецким рабочим на заводе». Кстати, в дневнике сказано, что немцы тоже все были разные – некоторые сочувствовали русским пленным и даже иногда подкармливали тайком. За один корабль можно было получить 1,5 буханки хлеба. Конвоиры узнали об этом и стали обыскивать всех. У моего прадеда нашли 2 деревянные заготовки и били его ими по голове и спине.

Когда всё чаще приходили радостные вести об успешном продвижении советских войск, в лагере стали появляться агитаторы, призывающие  поступать в немецкую армию, и приводили в пример генерала Власова, который организовал армию из русских пленных, переодевал их в немецкую форму и отправлял на фронт. На лекциях агитаторы говорили, что на родине их (пленных русских) всё равно расстреляют или повесят. Некоторые поддавались на эту агитацию. В основном это были  сынки бывших кулаков, фабрикантов, недовольные советской властью. Мой прадед пишет: «Я не поддавался никакой агитации и решил – будь что будет. И так тяжело было от мысли о том, что я нахожусь в плену и никакой помощи не делаю своей Родине. Всей этой пропаганде против Советского Союза я не верил нисколько и даже разъяснял другим».

В феврале 1945 года в городе стали слышны раскаты советских орудий. Русские  приближались к городу. Пленные радовались тому, что и немцам пришлось узнать ужасы войны. Но всех пленных однажды ночью выстроили и погнали этапом дальше на запад. Была холодная зима, а пленные в рваной одежде и в деревянных колодках. А в это время советские войска уже вели бой за город. Последние колонны наших пленных, которых не успели угнать немцы, были освобождены нашими войсками.  Но не всем так повезло. Для моего прадеда продолжался адский путь. Немцы становились всё злее. Обессилевших русских расстреливали на месте или закалывали штыками. Торопились. Пленные ничего не ели целыми днями, ночевали в конюшнях или в сараях. В конюшнях находили рожь, запасались ею и прямо в дороге  на ходу варили в консервных банках зерно, а потом на ходу передавали друг другу в колонне. Дым над колонной стоял весь путь. Так шли 2 месяца до полностью разрушенногоГамбурга, где провели 2 недели вместе с пленными евреями. Ни одной ночи  и ни одного дня не проходило без бомбёжки. Это были английские и американские самолёты. Они бомбили город. Пленных погнали обратно на восток. Прошёл слух, что дан приказ всех пленных расстрелять. Ночью всех заперли в сарае. Все пленные решили, что их заживо сожгут. Но утром (это было 1 мая 1945 г.) ворота  сарая оказались открытыми и подъехала машина с английским офицером. А 4 мая подошли грузовики с одеждой и едой. Радости не было предела.  Чего тут только не было: конфеты, колбаса, печенье, сыр, хлеб, шоколад, сигареты. Через некоторое время всех разделили на солдат и офицеров и моего прадеда назначили командиром роты.  Но когда произошла встреча с советскими войсками, началась  строгая проверка МВД: расспрашивали, при каких обстоятельствах попал в плен, какие есть свидетели, посылались запросы в Москву об утверждении звания. В дневнике написано: «Часть людей среди нас были действительными изменниками Родины. Их отправляли куда-то на долгие годы».

Барышев Василий Александрович прошёл проверку успешнои хотел  служить дальше, но его отправили  в распоряжение своего военкомата, а потом демобилизовали.

Домой мой прадед вернулся лишь 4 декабря 1945 года. С тех пор больше никуда не уезжал. Работал в  Красном электромонтёром, а потом в колхозе заведующим радиоузла. В марте 1953 г. тяжело заболел туберкулёзом лёгких.Последние 6 лет, несмотря на мучительную болезнь, он посвятил своей семье: жене и 2 дочкам (Нине, моей бабушке, тогда было 9 лет, а её сестре – 12). Они хранят этот дневник как главное наследство от отца и вспоминают его с особой теплотой. Он был очень хорошим отцом и главой семьи: добрым, заботливым, трудолюбивым. Он умел всё: шил всю одежду дочкам, строил дом, вёл хозяйство, много читал. До сих пор у моей бабушки, Нины Васильевны, хранится его швейная машинка «Зингер», а у её сестры, Валентины Васильевны, - оригинал  этих дневниковых записей, из которых я и узнал всю историю его нелёгкой судьбы.

На последней странице дневника мой прадед незадолго до смерти написал:

«…Как хорошо жить! Всё видеть и чувствовать. Как хорошо быть здоровым человеком и трудиться. Плохо быть больным и томительно ждать конца жизни. Какие мечты были у меня раньше до болезни. Я не боялся никакого труда, я не искал лёгкой жизни. Вся мечта моя была – служба в армии. … Хочется кое-что напомнить детям и жене, в случае, если что-то случится со мной. Кроме самого хорошего в жизни я никому ничего не желаю…

…Желаю всем беречь себя и свою жизнь. Бояться простуды…, сквозняков, мокрых ног, не лежать на земле голой…

…В жизни надо быть честным с собой, с другом, но нельзя высказывать всех своих мыслей.

…В случае, если со мной что случится нехорошее, то советую жене своей, Марусе, искать человека для жизни, но не только для себя, а для детей и только для детей, ибо мы будем от них прокляты, т.к. мы их породили и при всех условиях должны их воспитывать и определять в жизнь, учитывая весь свой жизненный опыт.

…Жить нужно экономно, всё надо делать из наличия доходов, т.е. заработка… Не надо завидовать соседям. Каждый живёт своим углом. Не надо рассчитывать ни на чью помощь. Рассчитывай только на свои силы и свой карман.

…Детям по возможности желаю как можно больше учиться до получения какой-либо специальности. В жизни своей я добился было того, чего хотел, но судьба  жестоко надо мной посмеялась, и воспользоваться жизнью, о которой я мечтал, пришлось очень мало – несколько месяцев  всего. При воспоминаниях сердце моё обливается кровью. Но ничего не поделаешь – с судьбой спорить нельзя. Бывает, что не живи, как тебе хочется, а живи, как Бог велит».

На этом дневниковые записи обрываются. Мой прадедушка, Барышев Василий Александрович, несмотря на то, что провёл несколько лет в плену у немцев, а не на поле боя, всё-таки остался смелым и честным человеком, не сломленным судьбой. Он оставил светлую память о себе благодаря  этому дневнику и дал верные советы, к которым хочется прислушиваться. Потому что их писал человек, знающий истинную цену жизни. Кроме того, данный дневник  - важный исторический документ, потому что повествование ведёт очевидец страшных событий в истории нашей страны.