«Нас завезли в город из Тихвино, по железной дороге, проложенной по болоту. Поезд шел со скоростью пешехода. Довезли до Ладоги. Дальше в Ленинград мы, как резерв Ленинградского фронта, пробирались ночью пешком. Дают нам «полуторку», едем по городу, подбираем трупы. Наберем полный кузов, везем на Пискаревское кладбище. А там этих трупов огромное количество сложено поленницами. Разгрузим машину и снова за трупами. Не было у людей сил хоронить своих близких, истощенные тела еле могли вынести на дорогу. Весной пришел бульдозер, вырыл огромную яму, общую братскую могилу, и всех похоронили, без имен, без адресов, некогда было разбираться. Сердце рвалось на части от всего этого. Вот с таким ожесточением мы приступили к выполнению боевых заданий, когда отправили нас на фронт. Участвовал в боях под Шлиссельбургом. Что такое Шлиссельбургская крепость, наверное, все знают. Каждому взводу полагался станковый пулемет, отделению – ручной пулемет, солдату личное оружие – автомат. Потом участвовал в прорыве блокады. Шли сильные бои, когда соединялись с Волховским фронтом. Ранило меня 25января 1943 года, когда мы шли в наступление на Синявских болотах. Зима, место было открытое. Над нами в воздухе зависла «рама», она корректировала огонь артиллерии и нас заметила. Накрыли артиллерийским огнем, болото в буквальном смысле горело. Выгорели огромные ямы, живых осталось меньше, чем убитых и раненых. Раненых сталкивали в яму. Помню, как один боец захотел пить, на штык повесил котелок, и подтянулся ко краю ямы, хотел сверху достать снегу, провалился еще глубже нас… и сгорел. Меня положили на лоток, упряжью пристегнули к трем собакам, привязали ремнями. Собаки до медсанбата дорогу знали, довезли до места. Вышли санитары, меня отвязали и унесли на руках. Это я все помню, был в сознании. Потерял сознание, когда попал в тепло. Обе руки были перебиты выше локтей. Не знал, что руки отрезаны, прижимал к груди, чувствую их обе, и пальчики чувствую. Странно, почему грудь моих рук не чувствует? Что с моей грудью? Нестерпимо захотелось пить, позвал сестру. Сестра приподняла мне голову, чтобы напоить, я увидел себя в бинтах, и рук нет. Кругом только окровавленные бинты – снова потерял сознание… В Ленинграде пролежал недолго, отправили нас на большую землю на машине через Ладогу. По ночам немецкая авиация контролировала эту дорогу. Лежал немного в госпитале в Вологде, а дальше в Свердловске. По дороге в Свердловск кормили, чем попало, попал в отдельную палату с расстройством желудка. Меня пожалела одна медсестра, принесла из дома крахмал, сказала, что вылечит. Это помогло мне. Вскоре перевезли меня в госпиталь. Там питание было нормальное, я начал немного поправляться, был очень слаб, сильно кружилась голова, не было сил шагнуть, с трудом но набирался сил. При госпитале была баня. В банный день помогал носить в баню раненных, у кого ног нет, уцепится мне за шею солдат, я его несу. Выписали, прощаться с ребятами было трудно: как буду жить? Они меня успокаивают: «Ты не беспокойся, тебе все должны сделать…». Зашел майор, не помню, как звали, услышал их и мне говорит: «Нет, парень, ничего тебе никто делать не будет. Вот придешь домой, сначала найди себя!». «Как это? – не понял я». «Постарайся быть полезным людям, найди себе занятие. Это главное – найти себя». Пришел домой, понял, что значит найти себя. Всю жизнь помню его и благодарен за совет».