Мой отец, Балута Иван Иванович, родился 07 апреля 1921 года в с.Городище (ныне входит в г.Марганец). Прошел две войны, и обе - с первого до последнего дня. Встретил войну подо Львовом, отступал с войсками до Кавказа, потом обратно. День Победы встретил где-то в районе Вены, оттуда эшелоном через всю страну - в Маньчжурию. Уволился в звании капитана в период "хрущевского сокращения" в 1961 году. Умер в период "горбачевской перестройки" 04 ноября 1990 года, похоронен на родине, в г.Марганце. Награжден двумя орденами Красной Звезды, орденом Отечественной войны, медалями «За боевые заслуги», «За оборону Кавказа», «За победу над Германией», «За победу над Японией», монгольской медалью «Бид ялав» (К сожалению, его награды не сохранились. Их было заметно больше, перечислил только те, что помню).

Привожу несколько эпизодов из его редких рассказов, которые мне запомнились.

В 1939 году после окончания 9 класса (один год в школе пропустил из-за тифа) он поехал в Москву поступать в военною академию Жуковского. Хотел стать летчиком. При поступлении русский знал плохо, разговаривал на украинском. На вступительном экзамене по физике преподаватель даже обратился к аудитории: "Пишет вроде все правильно, а что говорит, не пойму". В училище его приняли, но из-за слабого знания русского языка - на специальность "аэрофотосъемка". Его и это устроило- молодым все кажется просто: "подучу язык - переведусь на летчика". Но перевестись уже не удалось. Выпуск был ускоренным - в июне 1941 г. в звании младший воентехник он прибыл в часть, стоявшую подо Львовом на западной Украине. Через несколько дней началась война. Полк получил приказ на передислокацию, а его - как офицера технической службы - оставили собрать имущество полка, возглавить автоколонну и привести ее на новое место дислокации. С задачей справился, но... сказалось отсутствие опыта. По прибытии командир полка спросил про полевую кухню. А ее-то в составе колонны не оказалось - в суете из-за штабного и запасного технического имущества про нее как-то забыли. И он получил приказ вернуться за полевой кухней на территорию, уже занятую врагом. Помочь ему вызвался водитель из только что отмобилизованных призывников: "Я из Львова, все дороги знаю, проедем". Выбора не было, поэтому поехали. (Я иногда смотрю на кажущихся еще незрелыми двадцатилетних юнцов и представляю отца, ведь он тогда был в их возрасте). Отец рассказывал: "Еду и думаю: то ли и правда за кухней, то ли он меня везет сдать в качестве трофея". Сомнения понятны: Западная Украина вошла в состав СССР в 1939 году, и не все местные были этим довольны. Однако обошлось. Водитель оказался честным человеком, проехали по окраинам, немецкие танки они действительно видели только издали с пары перекрестков. К счастью, аэродром еще не был занят немецкой авиацией, поэтому вернулись с кухней.

Потом ему пришлось неоднократно пересекать линию фронта в качестве летнаба (штурмана) на фанерном биплане У-2 с задачами разведки или связи. Фоторазведка еще не была востребована, а вот экипажей самолетов для таких вылетов катастрофически не хватало. Они гибли. Период отступления характеризовался окружениями наших войск, потерей управления и связи. В этих условиях легкие самолеты были практически единственным средством передачи приказов или оперативного уточнения обстановки. Но именно поэтому за этими беззащитными самолетиками противник охотился и с земли, и с воздуха. И каждый полет мог стать последним. Отец вспоминал, что почти всегда возвращались с дырками в корпусе. Иногда даже не замечали, где их обстреляли. Не возвращавшихся с заданий было значительно больше, чем выживших. С ним летчики любили летать, считали, что везучий, а он просто был молодым и обладал хорошим зрением, поэтому крутил головой и успевал вовремя заметить самолеты противника. Это позволяло предпринять защитные меры: либо снизиться и пройти стороной, либо приземлиться на какой-нибудь полянке, чтобы переждать. В наградных документах на первый орден, к которому он был представлен в 1944 году, отмечено, что всего им совершено более восьмидесяти таких вылетов.

Как-то он вспомнил про встречу с командующим Юго-Западным фронтом генерал-полковником М.П.Кирпоносом. Рассказал, что после вручения ему пакета тот вскрыл, просмотрел, устало ответил: «Поздно уже. Лети обратно, сынок». Возможно, отец был одним из последних, кто видел генерала живым.

Вражеские самолеты и обстрелы с земли были не единственной угрозой на войне. Однажды где-то на Донбассе при их возвращении с задания на землю лег густой туман. Выручил случай и умение ориентироваться. Он заметил вдали слегка выступающие над слоем тумана верхушки двух терриконов, которые запомнил перед вылетом. По ним смог сориентироваться, чтобы вывести летчика на аэродром.

Был в его жизни и более сложный случай. Однажды при доставке подобного пакета недалеко от места назначения они увидели немецкую танковую колонну. На аэродроме, где они приземлились, царило благодушие: кто-то гулял, кто-то играл в волейбол, кто-то загорал. Приземлившись, он в сердцах обматерил встречавших, прокричал что-то про зашедших им в тыл немцев. И здесь же был арестован «особистом» и приговорен им к расстрелу, как «сеятель паники». И, наверное, расстреляли бы, если б не успел вернуться летчик, которого командир выслал на разведку. Едва взлетев, тот развернулся и, приземлившись, подтвердил его слова об окружении. Приказ отменили, а улетали они уже под обстрелом этого аэродрома из танковых орудий.

Когда люди стали посмеиваться по поводу героизации "Малой земли", потому что там был Брежнев, отец рассказал мне, что там было действительно "жарко". Эту территорию немцы обстреливали из орудий и бомбили почти непрерывно. В качестве примера он рассказал, как на его глазах один из офицеров не выдержал этих непрерывных обстрелов: сначала искал, где надежнее спрятаться, перебираясь с места на место, потом у него начался эпилептический припадок, бился головой, шла пена изо рта.

Позже, когда началось наше наступление, вспомнили и о его специальности. Он стал начальником фотолаборатории по обработке аэрофотоснимков. Вспмнил как-то о подготовке к большому наступлению, когда в течение трех дней без перерывов вели проявление непрерывно поступавших фотопленок, печать и дешифровку снимков, их описание. Когда этот вал закончился, он вышел из лаборатории, присел у дверей и провалился в полусон-полубред. Рассказывал, что видит проходящих мимо каких-то больших военных чинов, слышит их разговор, но не может даже пошевелиться от усталости. А проходящий мимо "чин" с недовольством цедит: "Видишь, как нажрался, у них спирту всегда полно". Отец рассказывал, что обидно было, но даже пальцем пошевелить не мог.

Еще вспоминал, что повезло и отступать, и наступать через родные места. И оба раза нашел возможность навестить родной дом. В первый раз мать - неграмотная крестьянка - уговаривала остаться, чтобы не погибнуть на войне. Он попрощался. Когда заехал через два года, узнал, что уже через день после его ухода к ним во двор приходили немцы - кто-то видел и донес, что там был советский офицер. И еще узнал, что его младшего брата в 13-летнем возрасте угнали в Германию, где тот навсегда и сгинул.

Вспоминал про некоторые кадры своего "фотоархива", который потерялся с переездами. В частности, про Ясско-Кишиневскую операцию. Труднопроходимые из-за распутицы дороги, по которым фашисты пытались вывести из котла технику, они мостили трупами. У него были снимки такой дороги. Или в Маньчжурии - японские смерники, прикованные цепью к пулеметам внутри дотов. Такие доты перекрывали единственные дороги, но колеи наших танков пролегали через сопки - по бездорожью, в обход оборонительных линий. Сказывался опыт войны...