После Финской кампании наши изрядно потрепанные части отвели на отдых и переформирование. Но уже шла мировая война, и всем было ясно, что рано или поздно она докатится и до границ Советского Союза. Я попал замполитом роты во вновь сформированную минометную бригаду, входящую в состав 372-й стрелковой дивизии. Наше подразделение получило молодое пополнение. Из солдат предстояло сделать настоящих воинов. Учили не жалея ни сил, ни времени. Мы стояли возле Архангельска, когда началась война. По сообщениям Информбюро, положение на фронтах складывалось далеко не в нашу пользу. И все-таки нас никуда не посылали, словно берегли для важных дел. ... Ленинград давно уже жил и боролся в условиях блокады. Прошла самая первая. трудная блокадная зима. Советское командование не раз предпринимало попытки прорвать кольцо противника. Всего месяц пробыл под оккупацией древний город Тихвин и уже в декабре 1941 был освобожден, но дальше немец не пускал. Кольцо блокады сдавливало город на Неве. Война не терпит незнания ее законов. Они строгие. И незнание подчас наказывалось жизнью. Помнится в середине марта 1942 наша дивизия начала наступление. 33-ю бригаду перебросили в направлении станции Нази. Лес. Дорог нет. Идем по просекам среди деревьев. Большинство командиров не имели боевого опыта, не говоря уже о солдатах. Наш комбат, старший лейтенант Федоров, рассеянный, близорукий, призванный из запаса, совершенно растерялся в непривычной боевой обстановке. То отдавал, то отменял непродуманные приказы. Люди нервничали. А тут попали под обстрел. Появились первые жертвы. Погиб и комбат. Как-то батальоны совершали марш. Мы двигались позади пехоты, но в непосредственной от нее близости. И вдруг начался обстрел. Окопались кто как мог, используя местность, воронки от взрывов. Лежим, ждем команды, а никто не командует. Тогда я приказал готовить обед. Тут же рядом в овражке развернули полевую кухню. Через некоторое время посылаю за обедом. Но солдаты вскоре вернулись, говорят: "Там стреляют". Говорю: "Что ж, на войне всегда стреляют". А сам думаю: "Уж не просочились ли немцы?". Пополз вместе с разносчиками обеда к оврагу. И увидел, что фашисты палят не прицельно по лесу, пуля натыкается на веточку и тут же маленький взрыв. Пули-то разрывные. Новоиспеченные солдаты даже этого не знали. В боях наживали опыт, платя за него большую цену. Западнее Тихвина развернулись тяжелые продолжительные бои. Особенно яростные они были за высоту у Круглой рощи. Немцы не хотели ее отдавать, потому что она занимала выгодное положение, а нашим очень хотелось занять ее. Долго шли бои за высоту. Большие потери мы понесли, пока командование не осознало бесполезность попыток овладения рощей. Наступление прекратилось. Видимо командиры решили более тщательно подготовиться к последующему наступлению, подтянуть артиллерию и танки. Ну а наше, солдатское дело, было получше зарыться в землю. Этим мы и занялись. Строили блиндажи, рыли траншеи, ходы сообщения. Немцы тоже не предпринимали активных действий, а скорее всего готовились к отражению возможного наступления. Тем не менее много хлопот доставляли их снайперы. Спрячется вражина где-нибудь и ждет. Как только кто-то из наших забудет о бдительности, снайпер открывает огонь. Уж я вроде бы стреляный, на третьей войне, а тоже попался. Как говорится, и на старуху бывает проруха. Присел под дерево, разморило. Конец мая. Тепло. Солнышко светит. Птички поют. Благодать, одним словом. Решил закурить. Тогда на счет курева трудно было. Табака нет, а если есть, то наполовину сухим листом березы разбавленный. Куришь, вроде бы табаком пахнет, а удовольствия получаешь мало. Ну да хоть так. Достал я кисет, только стал сворачивать самокрутку - снайперская пуля и нашла меня. Помню только страшный удар по голове. Как потом мне рассказывали, видимо снайпер выследил меня. Пуля пришлась прямо в лоб каске. Сознание потерял, а когда пришел в себя, направили меня в госпиталь. Отлеживался там недолго, вскоре вернулся к своим. А эту проклятую Круглую рощу мы все-таки взяли. Я даже дату запомнил на всю жизнь. Случилось это 1 сентября 1942. после полуночи в полной темноте без артиллерийской подготовки, поддерживаемые танками, мы бросились который раз на штурм, что было полной неожиданностью для врага. На первой линии обороны немцы не смогли организовать отпора, и мы устремились вперед. Не давая фашистам закрепиться на промежуточных рубежах, гнали их несколько километров и, наконец, получили приказ закрепиться на занятых позициях. Война учила нас воевать. Там, где мы в первые дни лезли напролом, неся неоправданно большие потери в живой силе и технике, теперь достигли цели благодаря умению, мастерству командиров и боевому опыту солдат.

"Липецкая газета" 21.06.2014 Старинный Елец, как важный железнодорожный и промышленный объект, оказался на острие вражеского удара уже в первые месяцы войны. Если подсчитать всех погибших по Липецкой области в Великой Отечественной войне — мирных жителей и тех, кто воевал, — то окажется, что каждый девятый из них — ельчанин... Города залечивают раны войны быстрее, чем люди. И на улицах нынешнего Ельца не увидишь следы страшных бомбежек, обрушившихся на него в первые годы Великой Отечественной. А маленькие ельчане, в отличие от своих бабушек и дедушек, понятия не имеют, что такое авианалеты, взрывы и бомбоубежища. Для них война — две даты в календаре: 22 июня и 9 мая. День памяти и скорби по погибшим в первые годы войны и Праздник Победы. А для тех, кто пережил Великую Отечественную, между этими датами — годы совсем не детских страданий и бед. Мне было около четырех лет, когда фронт докатился до Ельца. Жили мы в то время с мамой, бабушкой и сестренкой Лидой в доме №190 на улице Маяковского, недалеко от Валуйского моста, соединявшего город с Черной слободой. Мой отец в это время в составе 122-й стрелковой дивизии держал оборону под Ленинградом, куда его направили сразу после финской. Иногда от него приходили письма, в которых он, желая нас подбодрить, сообщал, что у них все в порядке, бьют немцев, не уступают им ни пяди нашей земли. Но из сводок Совинформбюро мы знали, что положение очень тяжелое. Елец немцы начали бомбить с осени сорок первого. Бомбили днем и ночью. В начале декабря к авианалетам добавились сначала глухие, а потом все более отчетливые взрывы снарядов. Несколько из них попали в соседний дом, пробив крышу. А вскоре пришла и страшная весть — немцы в городе. Из окон мы видели, как по улицам, в сторону слободы Аргамач, прижимаясь к стенам домов и отстреливаясь, изредка пробегали наши солдаты. Вскоре выстрелы стихли вовсе, но мы чувствовали, как что-то надвигается на город. А потом наступила мертвая тишина… Что делать, куда бежать? Мы не знали. Решили остаться дома. Через некоторое время в город вошли немцы. Пришли они и в наш дом, который им понравился тем, что со двора отлично просматривалась Ламская слобода и слобода Аргамач, раскинувшиеся на крутых холмах над Ельчиком. Во двор завезли два миномета и большое количество мин в ящиках. Из двух комнат немцы выбрали себе самую большую. Конфисковали у соседей и у нас постельные принадлежности и всю манку — даже ту, которую мама прятала в кроватке моей маленькой сестры Лиды. И заставили маму варить им кашу — «Матка, вари!» А сами все допытывались, кто у нее муж: «пан или зольдат?» «Солдат он, солдат», — твердила мама. Это было 6 декабря. А 8 декабря началась знаменитая Елецкая наступательная операция. Ударная группа 13-й армии, ломая оборону врага, перерезала дорогу Елец-Ефремов, овладела населенными пунктами Климентьево, Троена. Было еще темно, когда всех разбудил гул приближающейся к городу страшной канонады. Встревоженные немцы спешно собрали свои вещи, погрузили в телегу минометы, оставив все мины. Город сотрясался от взрывов, всюду виднелись клубы дыма и зарево пожаров. Бои шли уже в центре Ельца, советские солдаты освобождали квартал за кварталом. А к утру 9 декабря 1941 года Елец был полностью освобожден от немцев. Но и после ухода гитлеровцев он еще долго продолжал оставаться прифронтовым городом. Немецкие бомбардировки не только продолжались, но и усилились. Главной их целью были железнодорожный узел и аэродром в Черной слободе. Из-за бомбежек было много жертв среди мирных жителей. Во время одного авианалета лишь каким-то чудом не погибла вся наша семья. Случилось это в августе 1942-го. Услышав вой сирен воздушной тревоги, мы обычно бежали в бомбоубежище, размещавшееся поблизости, в Покровской церкви, или через дорогу — в подвал дома, где жили работники милиции. В тот раз налет был ночным, и мы, не успев никуда убежать, просто вышли из комнаты в сени и сели на порожках. Бомбили в ту ночь особенно сильно. Земля и небо раскалывались от рева моторов, взрывов бомб и залпов зениток. Вдруг наш дом тряхнуло от страшного удара, как при сильном землетрясении, на головы нам посыпались куски штукатурки и пыль. Как потом оказалось, бомба упала всего в нескольких метрах от дома, оставив на мостовой огромную воронку. От близкого взрыва в той комнате, где мы находились до налета, рухнул потолок, выбило стекла не только у нас, но и в соседних домах. В ту ночь немцы разбомбили госпиталь, было много погибших, в том числе и среди персонала. Осмотрев наш дом, представители военкомата предложили маме эвакуироваться. В середине сентября специальным эшелоном мы отправились в дальний путь: в город Шадринск Челябинской области (ныне Курганской). Бабушка, категорически отказавшаяся покидать родные места, перекрестила нас на дорогу — «Да хранит вас господь!» — и заплакала. Но жизнь в эвакуации, хоть и безопасная, была нелегка. Мы часто болели, жили впроголодь. Спасибо добрым людям, которые помогали всем, чем могли. Мама ходила к соседям убирать картофель, заготавливать сено, я оставался дома — присматривать за маленькой сестренкой. В чужой стороне нас неудержимо тянуло домой, и, едва пережив в эвакуации зиму, в мае 1943 года мы, с трудом добившись разрешения на выезд, вернулись в Елец. А дома уже цвел сад, небольшой огород радовал глаз зеленью лука, огурцов, капусты — это бабушка потрудилась к нашему приезду. Стал оживать и Елец, возвратились из эвакуации соседи. Налёты на город становились все более редкими. И мы понимали, что ход войны изменился коренным образом. А потом в городе вновь появились немцы… Но не те, что были уверены в своей скорой победе. Эти были другие — побежденные, сдавшиеся в плен, с небритыми лицами и потухшими глазами, в истрепанной форме... Их разместили в бараках в Черной Слободе и утром и вечером прогоняли мимо нашего дома на восстановление разрушенных ими объектов. Прошло еще два года, прежде чем советское информбюро сообщило о полной капитуляции Германии. Радостная весть быстро разнеслась по городу. Люди выскакивали из домов на улицу, обнимались, поздравляли друг друга. Счастья было столько, что хотелось поделиться им со всем миром. А в сентябре, когда я пошел в первый класс, случилась еще одна большая радость: вернулся с войны демобилизованный по ранению отец — майор, награжденный четырьмя орденами и двенадцатью медалями…