Моя бабушка Елизавета родилась 7 октября 1910 года в Разливе. Ее отец (мой прадед) Петр Михайлов работал на сестрорецком инструментальном заводе и был наделен земельным участком для строительства дома. Первый дом был небольшой и находился на нынешней улице Мосина. Поскольку семья росла, прадед выстроил новый большой дом на Гагаринской улице, 26, который стоит и поныне. У бабушки было два брата и три сестры, она – самая младшая. Война застала ее с двумя маленькими детьми на руках. Муж Николай ушел на фронт в первые дни войны. Братья с семьями уехали в тыл в Новосибирск с сестрорецким заводом. Сестрорецк стал военным городом, а оставшиеся жители принудительно выселялись в Лисий Нос и Лахту. По воспоминаниям очевидцев из этих поселков никто из беженцев не пережил первой блокадной зимы, поскольку из своих домов они уходили практически без вещей, взяв необходимые документы и еду. Все было неожиданно, и никто не знал, как надолго они покидают свои дома. Новое жилье оказалось летним –чердаки домов, сараи, а начиналась осень и приближались холода. И тогда бабушка, соединившись с сестрами Анисией и Екатериной,  приняли решение самовольно возвратиться в родной дом на Гагаринской. В первую блокадную зиму 1941-1942 гг. он стал убежищем для восьмерых человек: бабушки Елизаветы с сыновьями Левиком и Коленькой, ее сестры Анисии  с сыном Костиком, сестры Екатерины с сыном Виталием и их матери Анастасии (моей прабабушки). Все жили в одной комнате с печкой. Когда закончились запасы дров, то топили мебелью, разбирали второй этаж дома. За хлебом ходили пешком к Финляндскому вокзалу, поскольку движение поездов на Ленинград было прекращено. Такой поход требовал много физических сил и занимал целый день. Бабушка рассказывала мне случай, что как-то пришли они, а хлеба почему-то не давали, нужно было ждать до утра. И работница булочной разрешила им постоять у стеночки внутри помещения, что инструкциями запрещалось. Бабушка помнила эту женщину всю жизнь, ее сострадание спасло их от смерти на морозе. Первой ушла прабабушка Анастасия, случилось это в марте 1942 г. В мае похоронили Костю, а в июне – Коленьку. Весной 1942 г. стало уже значительно легче, ели крапиву, разную зелень, стали сажать овощи. Осенью появилась возможность эвакуации. На Большую землю переправлялись катерами через Ладогу. И здесь бабушку постигло еще одно испытание. Они с Левиком (моим папой) не поместились в тот катер, куда загрузили их основные вещи. Их не взяли из-за перегруза. И, ожидая следующего, они увидели, как тот, предыдущий, с их вещами, был взорван. В Кобону они приехали только с документами, которые были при себе, и небольшой ручной кладью. Кобона (небольшой поселок на берегу Ладоги) во время блокады стал Вокзалом Большой заблокадной земли. На десяти пирсах здесь принимали баржи с людьми из Ленинграда. Их кормили и поселяли в храме св.Николая Чудотворца, где они отдыхали и ожидали составов для отправки в разные точки России. Мои родные были направлены через Войбокало, северной железной дорогой в Казахстан. Затем, получив вызов, они переехали в Новосибирск. В тылу бабушка работала поваром. В Сестрорецк вернулась только в 1948 году. Действовал еще закон военного времени и уволиться с работы, когда захочешь, было нельзя. После войны она работала упаковщицей деталей на инструментальном заводе в цехе №6. Ушла она 4 января 1983г., быстро, без болезней, как и просила Бога. И продолжает жить во мне, в моих делах, поступках, суждениях. Наиболее щедро бабушка Елизавета наделила меня таким свойством, как вера в чудо.